Автор: Асбьёрн Валь. Перевод с сайта jacobinmag.com ( https://jacobinmag.com/2021/05/welfare-state-class-struggle-confrontation-compromise-labor-union-movement )

Государство всеобщего благосостояния было создано вовсе не «конструктивным диалогом» или «разумной» умеренной политикой. Это была уступка, полученная рабочими в результате десятилетий борьбы против своих боссов.

«Государство всеобщего благосостояния» в его различных версиях считается одним из величайших достижений рабочего движения в Западной Европе. И это неудивительно: так называемый «welfare state» стал серьёзной вехой в области улучшения уровня жизни и условий труда. Здравоохранение, ожидаемая продолжительность жизни и социальное обеспечение значительно выросли за относительно короткий период, когда в ХХ веке возникло государство всеобщего благосостояния.

Однако за последние несколько десятилетий социальные учреждения и службы оказались под серьезным давлением. Теперь вопрос заключается в том, переживет ли государство всеобщего благосостояния нынешний политический проект правых – наступление неолиберализма. Есть масса разных точек зрения на эту проблему, как внутри рабочего движения, так и за его пределами. Некоторые утверждают, что основные институты государства всеобщего благосостояния остались нетронутыми, а дерегулирование и корректировки, проводимые примерно с 1980 года, в основном были необходимы для того, чтобы подготовить «welfare state» к новой эпохе.

Другие, включая меня, придерживаются мнения, что государство всеобщего благосостояния подверглось огромному давлению и нападкам со стороны сильных экономических и политических сил. Были отменены важные меры политического регулирования, государственные пенсии были ослаблены. Доступ к учреждениям социального обеспечения сузился, так как универсальные планы были заменены проверкой нуждаемости. Объем пенсионных взносов серьезно вырос, а частные экономические интересы вторглись в ключевые области. В общем, само существование государства всеобщего благосостояния находится под угрозой.

Впрочем, дискуссии о кризисе «welfare state» часто бывают немного упрощенными. Нередко обсуждается вся концепция государства всеобщего благосостояния, независимо от его социального и исторического происхождения и властных отношений, которые в первую очередь сделали его возможным. Если мы действительно хотим разобраться в потенциале и перспективах государства всеобщего благосостояния, очень важно более глубоко исследовать и проанализировать эту конкретную социальную модель. 

Подъем рабочего движения

Давайте проясним: качество и уровень социальных услуг – это вопрос экономической, социальной и политической власти. Возникновение профсоюзов, действующих в альянсе с другими народными движениями и десятилетия их совместной борьбы с интересами капитала создали новые властные отношения – посредством регулирования рынка, общественной собственности и демократического контроля над основной инфраструктурой. Это дало нам высококачественные, всеобщие социальную защиту и государственные услуги.

Однако государство всеобщего благосостояния было также результатом очень специфического исторического развития, закончившегося институционализированным классовым компромиссом. В конце девятнадцатого и начале двадцатого веков преобладала социальная конфронтация в индустриальных капиталистических странах. Были всеобщие забастовки и локауты, и использование полиции и вооруженных сил против рабочих было обычным явлением. В этих столкновениях были ранены и убиты многие люди –  в частности в Скандинавии, которая сегодня считается самой мирной в социальном отношении частью мира.

Однако по мере того, как рабочие организации становились сильнее, они постепенно наращивали накал социальной борьбы и представляли всё большую потенциальную угрозу интересам капитала. Этот процесс укрепился, когда большая часть движения разорвала свои старые связи с либерализмом, политически повернувшись к социализму, как средству положить конец капиталистической эксплуатации. Соответственно росли требования к более глубоким системным изменениям, что подготовило почву для классового компромисса.

Важной особенностью более широкого политического ландшафта было существование конкурирующей экономической системы в Советском Союзе и Восточной Европе. Как отмечал историк Эрик Хобсбаум, это сыграло важную роль в том, что капиталисты на Западе согласились с необходимостью примириться, выработать компромисс с рабочим классом. Важно отметить, что государство всеобщего благосостояния никогда не было четко выраженной целью рабочего движения до его создания. Заявленной целью, конечно же, был социализм. Страх перед социализмом заставил капитал уступить – это усилилось после русской революции, и достигло пика в межвоенный период и во Вторую мировую войну, когда социалисты и коммунисты сыграли заметную роль в борьбе с фашизмом и пришли к консенсусу в пользу социальных изменений, происходящих в обществе.

1930-е годы были временем исторического экономического кризиса и бедности. В 1940-х годах массовая бойня разорвала всемирное сообщество во второй раз за столетие. Вслед за этими событиями политика стала формироваться под влиянием требований мира, социального обеспечения, полной занятости и политического контроля над экономикой. Это было фоном для Бреттон-Вудской конференции, а затем соглашения, которое легло в основу послевоенного экономического порядка: нерегулируемому, охваченному кризисом капитализму должен был прийти конец, потому что в противном случае баланс сил означал, что сам капитализм может пасть. Социальная и экономическая основа государства всеобщего благосостояния была создана в рамках кейнсианской модели регулируемого капитализма.

Власть капитала была уменьшена в пользу политически избранных органов. Конкуренция была подавлена ​​политическим вмешательством на рынке. Были установлены механизмы контроля за капиталом, который подвергся значительному регулированию. Это позволило правительствам проводить политику национального и социального развития, не сталкиваясь постоянно с шантажом капитала, когда крупные корпорации угрожали перебраться в другие страны с более благоприятными условиями, если их интересы будут ущемлены.

Благодаря сильному расширению государственного сектора и государства всеобщего благосостояния большая часть экономики была полностью выведена с рынка и подвергнута политическим, демократическим решениям. Это было наиболее радикальным преимуществом государства всеобщего благосостояния, и общее укрощение рыночных сил стало даже более важным, чем трудовое законодательство в обеспечении лучших условий труда. Именно особый баланс социальных сил, а не сам дух компромисса, сделал возможным государство всеобщего благосостояния.

Социальный пакт

Выражаясь более традиционным языком, классовый компромисс стал известен как «социальный пакт». Хотя в целом он стал продуктом послевоенной эпохи, его самые ранние корни можно проследить до 1930-х годов, когда профсоюзное движение пришло к согласию с организациями работодателей на севере Европы – практика, которой после Второй мировой войны последовала и большая часть Западной Европы. Из периода, характеризуемого жесткой конфронтацией между трудом и капиталом, общество вступило в фазу социального мира, двусторонних и трехсторонних переговоров и политики консенсуса. Баланс сил в рамках этого социального пакта между трудом и капиталом лег в основу развития государства всеобщего благосостояния.

Международный капитализм пережил более двадцати лет стабильного и сильного экономического роста. Этот рост облегчил разделение социального излишка между рабочей силой, капиталом и государством или общественным сектором. К этому времени работодатели и их организации пришли к выводу, что они не в состоянии победить профсоюзы полностью. Им пришлось признать их представителями рабочих и вести с ними переговоры. Другими словами, мирное сожительство труда и капитала опиралось только на сильное рабочее движение – как только профсоюзы снова стали уязвимыми, капитал начал изучать стратегии, позволяющие нарушить договор.

В то же время в рабочем движении возникли идеологические и политические разногласия по поводу пути вперед. Более радикальные или революционные течения стремились обобществить собственность и производство, в то время как более умеренные или реформистские течения стремились ограничить власть капитала посредством регулирования и реформ. Хотя именно сила более радикальных элементов поначалу убедила капитал в необходимости заключить сделку, со временем поднялись умеренные силы, которые видели свою роль не столько в борьбе на стороне рабочих, сколько в поддержании общественного мира. Эти силы стали доминировать над социал-демократической традицией, ее партиями, профсоюзами и учреждениями.

Многие из этих умеренных пришли к выводу, что общество достигло более высокого уровня цивилизации; бескризисный капитализм стал реальностью. Больше не будет массовой безработицы, богатства, сконцентрированного среди богатых и привилегированных, или нищеты среди трудящихся. Одним из представителей этой тенденции был Энтони Кросленд из английской Лейбористской партии, чья книга «Будущее социализма» утверждала, что «традиционный капитализм был полностью реформирован и видоизменен». Благодаря появлению новых огромных социальных программ, таких как британская Национальная Служба Здравоохранения, появилась материальная основа для идеологии социального партнерства, которая прочно укоренилась и до сих пор остается глубоко укоренившейся в западных рабочих движениях.

Но компромиссы пошли с обеих сторон. Для профсоюзного движения социальный пакт означал принятие капиталистического способа производства, экономики, все еще управляемой частной собственностью и правом работодателей руководить трудовым процессом. Ожидалось, что в обмен на повышение благосостояния и условий труда профсоюзы гарантируют производственный мир и сдержанность в переговорах о заработной плате. Упрощенно говоря, государство всеобщего благосостояния и постепенное улучшение условий жизни было тем, чего достигло западноевропейское рабочее движение в обмен на отказ от своих социалистических амбиций.

Оглядываясь назад, кажется очевидным, что капиталисты лучше понимали природу социального пакта – как перемирия между враждующими фракциями, а вовсе не партнерства, которое может поддерживаться бесконечно. Они использовали его, чтобы выиграть время, внедрить новые потребительские идеологии и ослабить социалистические настроения в рабочем движении.

Однако следует также признать, что социальный пакт получил широкую поддержку со стороны рабочего класса благодаря важным достижениям в плане благосостояния, заработной платы и условий труда. Это, а также широко распространённый во время Холодной Войны антикоммунизм, серьезно затруднило решение радикальных задач для левоцентристов.

Из-за этой динамики преобладающая часть рабочего движения все больше рассматривала социальный прогресс как результат не борьбы, а социального мира и сотрудничества с миролюбивым капиталистическим классом. Это привело к деполитизации рабочего движения и бюрократизации его руководства и персонала. Тогда исторической ролью профсоюзов и социал-демократических партий стало проведение этой политики классового компромисса. Со временем, и те, и другие деградировали, превращаясь из массовых организаций рабочего класса в бюрократических посредников между трудом и капиталом. Это стало началом конца расцвета социал-демократии.

Неолиберальное наступление

По мере того как реконструкция и восстановление экономики после Второй мировой войны подошли к концу, послевоенная экономическая модель столкнулась с нарастающими проблемами. Стагнация, инфляция и сокращение прибыли стали преобладать. Подталкиваемые международными кризисами, капиталистические силы перешли в наступление, чтобы восстановить прибыльность, постепенно выходя из социального пакта и проводя более конфронтационную политику. Началась эра неолиберализма, а политическая и идеологическая гегемония, которые бизнес получил к 1980-м годам, были использованы для осуществления систематического проекта приватизации, деиндустриализации и дерегулирования.

Несмотря на то, что кризис продолжался все десятилетие – в Британии, например, через правительства тори и лейбористов, вмешательство МВФ и так называемую «Зиму недовольства», – профсоюзное движение изо всех сил пыталось адаптироваться. Переход от мира к конфронтации со стороны капитала был непостижим в рамках ориентированной на консенсус идеологии социального пакта его руководства. Это также проявилось в неспособности профсоюзов справиться с возобновившейся активностью рядовых активистов, поскольку рабочие организовывались снизу, чтобы противостоять нападкам на их условия труда, знаменующим наступление новой эры.

Крах исторического классового компромисса также привел к политическому и идеологическому кризису в социал-демократии. Альтернативы действительно появились слева: в 1971 году конфедерация профсоюзов Швеции LO предложила создать Löntagarfonderna – фонды, принадлежащие рабочим, которые поглотили бы значительную часть акций более крупных компаний. В Великобритании Тони Бенн использовал свою министерскую должность, чтобы стать пионером рабочих кооперативов в обанкротившихся компаниях, а затем выдвинул более радикальный план демократизации экономики.

Но, пожалуй, единственным местом, где произошел настоящий прорыв, была Франция. В 1981 году Франсуа Миттеран победил на президентских выборах и решил управлять вместе с Коммунистической партией. Их «Программа Коммун» была разработана в 1972 году и была левым ответом на кризис того десятилетия: повышение минимальной заработной платы, сокращение рабочей недели, увеличение отпуска, налог на богатство и расширение прав на консультации на рабочих местах. Увы, этот необычный анти-неолиберальный эксперимент продлился недолго, и под давлением внутренних и международных финансовых интересов Миттеран совершил поворот, объявив о разворачивании мер жесткой экономии.

Большинство социал-демократических партий даже не попытались дать отпор. Фактически, они удивительно быстро приспособились к доминирующей неолиберальной программе, просто предложив более мягкие альтернативы политике правого толка.

Совокупным результатом всего этого стало размывание основы экономики государства всеобщего благосостояния: отмена контроля над капиталом, дерегулирование и либерализация рынков, перераспределение и концентрация богатства, приватизация общественных услуг, сокращение рабочей силы и, как следствие, повышение рабочего времени и скорости адаптации рынков труда.

Таким образом, мы сталкиваемся не со случайной или временной неудачей, а с фундаментальным изменением в развитии нашего общества. Произошел колоссальный сдвиг в балансе сил между трудом и капиталом – на этот раз в пользу капитала. Крупные транснациональные компании были в авангарде этого развития благодаря недавно достигнутой свободе от демократического регулирования и контроля. Консенсусная политика социального пакта постепенно была заменена экономикой, в которой классовые отношения начинают регрессировать до состояния, больше напоминающего период до создания государства всеобщего благосостояния.

В ответ левые в течение долгого времени призывали к новому классовому компромиссу. Рабочее движение все еще испытывает ностальгию по эпохе постепенного улучшения социальных условий. Мы хотим, чтобы индустриальный мир 1960-х годов вернулся, и мы должны вернуться за стол переговоров в качестве партнеров. Но те дни не вернутся. Труд слаб, капитал знает это, и нет никаких стимулов для социального диалога, к которому мы так часто призываем. Силы, которые хотят защитить общественные службы и государство всеобщего благосостояния, должны будут ответить на атаки капиталистического класса контрнаступлением. Наступает новая конфронтация, и нам лучше быть готовыми.

Куда дальше?

Сегодняшние профсоюзные активисты должны быть достаточно честными, чтобы спросить себя: почему государство всеобщего благосостояния сейчас подвергается нападкам и подрывается? Что же пошло не так? 

Во-первых, социальный пакт не был стабильной ситуацией. Это был компромисс в конкретной исторической ситуации, а основные черты капиталистической системы остались неизменными. То, что можно было бы считать важным краткосрочным тактическим компромиссом с точки зрения рабочего движения, стало долгосрочной стратегической целью. Это была эпохальная ошибка, которая определила неспособность противостоять неолибералам. Вместо того чтобы рассматривать государство всеобщего благосостояния как шаг к более фундаментальной социальной эмансипации, оно постепенно стало концом истории – для нас больше, чем для них.

Во-вторых, идеология социального пакта была просто неправильной. Могут быть разные виды капитализма, но его основы всегда остаются неизменными. Не может быть демократического контроля над экономикой, капитализм не может быть бескризисным, классовая борьба не может закончиться. Всё это буквально вписано в ДНК экономической системы, основанной на частной собственности, мотиве прибыли и неустанном стремлении капитала к расширению.

В-третьих, из-за неправильного понимания природы системы рабочее движение было застигнуто врасплох неолиберальным наступлением. Вместо того, чтобы мобилизовать рабочий класс для защиты достижений, достигнутых с помощью «welfare state», и продвижения социальной борьбы вперед, многие лидеры профсоюзов и рабочего движения были вынуждены занять оборонительную позицию, цепляясь за социальный мир и диалог и согласовывая уступки, и стали частью неолиберального проекта. Социал-демократы, имеющие популярность и репутацию среди рабочих, сумели в 90-е годы провести такие неолиберальные реформы, о которых сами правые не могли и мечтать.

Недостаток государства всеобщего благосостояния XX века был в том, что оно не зашло достаточно далеко. В результате, концентрация частной собственности сформировала прочную основу власти, которая предотвратила любые возможности демократизации экономики – крепость для капитала, из которой можно было начать атаку на рабочее движение, социальный прогресс и общественные блага. Это именно то, что мы наблюдаем с 1970-х годов.

Настало время всерьёз бороться с неолиберализмом и возросшей властью капитала. Другого способа разорвать этот порочный круг нет. Сегодня все больше и больше людей осознают, что неолиберальная модель представляет собой не только наступление капитала, но и его слабости, уязвимость, пошлость и внутренние противоречия. Капитализм и его глобальные институты переживают затяжной кризис легитимности.

В конце концов, все дело в власти. Левая политика предполагает коренное изменение баланса сил в обществе. Основная краткосрочная цель рабочего движения сегодня должна заключаться в ограничении власти капитала и подчинении экономики демократическому контролю. Это будет достигнуто не через социальный диалог, партнерство, пакты, компромиссы или сотрудничество, а через классовую борьбу и конфронтацию. История государства всеобщего благосостояния показывает нам, что капитал никогда не отказывается от власти добровольно. Его нужно опрокинуть.