«Ядовитое варево из экономического страдания, расизма, общественного упадка, подготовили почву для авторитарного популизма американской провинции. Трампизм не будет побежден, если Левые не будут продвигать прогрессивную программу восстановления сельской Америки»

Крис Нотаро

После президентских выборов в США в 2016 году либеральная интеллигенция хоть и с опозданием, но осознала, что провинциальная Америка находится в упадке. Мнения разделились: одни либеральные спикеры настаивала на том, что ключ к победе Дональда Трампа заключался в расизме, а не в экономических трудностях (отчасти из-за их собственного соучастия в неолиберальном проекте свободного рынка). Другое либеральное направление, проигнорировав серьезнейшее значение расового неравенства для капитализма США, предпочло заострить внимание на экономической стороне роста влияния Трампа.

Обе школы мысли не смогли понять, каким образом экономические страдания, расизм и упадок общества объединились друг с другом, чтобы подготовить почву для авторитарного популизма. Они также сильно недооценили человеческие жертвы катастрофы, охватившей сельские районы и небольшие города, игнорируя «социальные патологии коллапса», которые со временем становятся все более очевидными.

С момента перехода к более жесткой политике свободного рынка в 1980-х годах, американский капитализм систематически не уделял должного внимания сельским районам и малым городам Соединенных Штатов. Кризис 2008 года подлил масла в огонь. Сберегательные банки и кредитные союзы, кооперативный семейный бизнес, местные предприятия и газеты, учреждения здравоохранения, дома престарелых, школы и библиотеки – все они стали жертвами политики жесткой экономии или частного рейдерства.

Поскольку люди больше не могли делиться накопленным ими богатством, в то время как налоговые базы и социальные институты исчезали, «провинциальное негодование» и экономическое беспокойство усиливали страх перед культурными и демографическими изменениями и повышали восприимчивость к авторитарной риторике и теориям заговора. Уязвленная мужественность и потеря привилегий белых, безусловно, были жизненно важными компонентами этого ядовитого варева, наряду с вопросом о праве на оружие. Но эти «культурные проблемы» были тесно связаны с экономическим спадом и социальной раздробленностью: белые люди испытывающие экономические трудности, «являются группой собственников, наиболее привязанных к своему оружию», и тех, кто часто рассматривает свой дом как крепость, требующую защиты от угрожающих посторонних.

 

ПОРАЖЕНИЕ В ВОЙНЕ С БЕДНОСТЬЮ

В июле 2018 года Совет экономических консультантов Белого Дома заявил, что «война с бедностью», впервые начатая во время президентства Джонсона в 1960-х годах, в настоящее время «практически завершена и имеет определенный успех». Этой радужной оценке, тем не менее, противоречили многочисленные свидетельства того, что дела становятся намного хуже.

После 1980 года зарплата начала стагнировать и отставать от роста производительности. В период с 1940 по 1980 год разрыв в заработной плате между бедными и богатыми городами сократился на 1,4 процента в год, но после 1980 года это сближение прервалось. На международной арене крах Бреттон-Вудской системы в середине 1970-х привел к раскрепощению мирового рынка и увеличению торговых связей между странами. А на внутреннем фронте согласованные атаки на организованный труд (имеются в виду профсоюзы - прим. ВБ.), особенно после того, как Рональд Рейган вошел в Белый дом, подорвали рыночную власть рабочих, их способность влиять на работодателей и бороться за свои права.

В 2018 году 40 миллионов американцев жили в бедности. 18,5 миллионов в крайней нищете, практически в условиях стран Третьего Мира. К 2011 году полтора миллиона домохозяйств – половина из которых белые – еле сводили концы с концами, с доходом менее 2 долларов на человека в день. В этих домохозяйствах проживало три миллиона детей. Девять миллионов американцев имеют нулевой денежный доход. К 2016 году у 63% американцев не было и пятисот долларов в сбережениях на черный день, а у 34% сбережений не было вовсе. В том же году официальный уровень бедности составил 12,7%.

Проведенное в 2017 году исследование в пятнадцати штатах, на которые приходится 39% всех домохозяйств США, показало, что так называемые домохозяйства ALICE («ограниченные по активам, ограниченные по доходу, занятые») – находящиеся за чертой бедности, но зарабатывающие меньше «минимального прожиточного минимума» – составляют две пятых от общего числа домохозяйств в стране. В период с 2007 по 2016 год среднее семейное благосостояние сократилось на 31%.

Многие люди, находящиеся либо за чертой бедности, либо рядом с ней, трудоустроены сразу на нескольких низкооплачиваемых работах, и им приходится полагаться на талоны на питание просто, чтобы поесть. Этими талонами государство, практически, субсидирует нанимателей этих рабочих, в число которых входят некоторые из крупнейших и наиболее прибыльных корпораций в мире. В 2017 году 78% американских рабочих сообщали что живут от зарплаты до зарплаты. Почти 40% взрослых трудоспособного возраста указали, что в 2017 году у них возникли проблемы с удовлетворением хотя бы одной основной потребности – продуктов питания, медицинского обслуживания, жилья или коммунальных услуг.

Быстро растёт число бедных, продающих свою плазму крови дважды в неделю, чтобы просто выжить. Сбор крови увеличился вдвое в период с 2008 по 2016 год. Пока экспорт плазмы на подъеме, здоровье постоянных доноров часто страдает от негативных последствий сдачи крови.

Американцы с низким доходом тратят огромную часть своих доходов на бензин и автомобили, которые необходимы для поездок на работу. Особенно в сельских районах, где система общественного транспорта отсутствует. Во время этих длительных путешествий в радио-эфире, как правило, доминируют евангелисты и правые ток-шоу. Простой визит в больницу или ремонт автомобиля может спровоцировать нисходящую спираль, ведущую к потере работы и дома. Американские домохозяйства глубоко увязли в  разнообразных кредитах: ипотечных, студенческих, на автомобили, медицинские счета, карточки. Для многих дополнительным источником стресса является и деловая задолженность, которая всегда играла важную роль в упадке ферм и других малых предприятий.

 

МАЛЫЕ ГОРОДА ПОД УДАРОМ КОРПОРАЦИЙ

В своей книге «Glass House. The 1% Economy and the Shattering of the All-American Town» Брайан Александер описывает сообщество в Огайо, чья история повторяется в тысячах других городков по всей Америке. Здесь находился большой стекольный завод, и это было одно из тех мест, где «рабочий мог жить в трех кварталах от владельца завода». Владельцы здесь вкладывались в облигационные займы, чтобы финансировать местные школы и больницы, привлекая тем самым квалифицированных работников.

В 1980-х годах корпоративные хищники устроили рейд, нагрузили компанию долгами, расчленили ее, разрушили профсоюз, а потом обналичили деньги. Новые владельцы – хедж-фонды и частные инвестиционные компании – урезали заработную плату и пенсии, а дирекции завода приказали переехать куда-нибудь подальше, «чтобы общественные организации не беспокоили их своими просьбами о благотворительности».

Приоритет теперь заключался в максимизации акционерной стоимости, а не в том, чтобы что-то производить, или, упаси Боже, тратить деньги на что-либо общественно-полезное. Деиндустриализация Соединенных Штатов достигла пика после кризиса 2008 года: районы за пределами крупных городов опередили остальную часть страны по потерям рабочих и сокращению занятости в промышленности на 35%.

Популистские демагоги вроде Трампа винят в сокращении рабочих мест исключительно свободную торговлю и бегство промышленности в Азию. Их либеральные критики также обвиняют в этом автоматизацию и неспособность к инновациям. Но очевидно, что главной причиной этого является неолиберализм.

Финансиализация – участие финансовых субъектов в бизнесе и на рынках и владение активами не для того, чтобы что-либо производить, а для того, как их можно лишить и опрокинуть для создания акционерной стоимости – имеет корни вдали от затронутых сообществ и, как правило, является непрозрачным процессом. Как отмечает Дженнифер Клэп: «Отсутствие прозрачности в отношении того, какие субъекты участвуют в развитии этих тенденций, создает пространство для конкурирующих сюжетов – часто выдвигаемых самими финансовыми субъектами – которые указывают на другие объяснения негативных социальных и экологических последствий». Поскольку неолиберализм не может обеспечить обещанное процветание, люди, пытающиеся понять, что произошло с их сообществами все чаще прибегают к теориям заговора и пост-истины.

 

БАНКОВСКИЕ ПУСТЫНИ

Паевые банки использовались для снабжения малых городов. Их директора делали взносы в местные учреждения, знали клиентов, а иногда и выдавали кредиты на основе доверия. Начиная с 1980-х годов, частные инвесторы вкладывали деньги в небольшие депозиты в  паевых и сберегательных банках по всей стране, ожидая их преобразования в акционерные общества. Вкладчики могли покупать акции по инсайдерской цене заранее, до первичного публичного размещения акций (IPO). Как правило, акции дорожали на 15 процентов в день IPO и на 20-50 процентов в последующие месяцы.

Директора и инвесторы поощряли гигантские региональные банки поглощать и закрывать местные банки, а когда акции взлетали на 200-400% выше уровня IPO – обналичивать их. При этом они высасывали богатства из сообществ, вводили всё более строгие критерии кредитования и выбивали почву из-под ног малого бизнеса. Многие люди оказались в ловушке «банковских пустынь», вынужденные полагаться на дорогостоящие пункты обналичивания чеков и «кредиты до зарплаты» (часто финансируемые теми самыми банками, которые создали эти «пустыни»).

Подобно паевым банкам, кооперативы и кредитные союзы реинвестировали богатства, которые сообщества производили на местах, и действовали как оплот против хищных корпораций и банков. Около четверти из 8000 кредитных союзов, действующих в 2007 году, были закрыты к 2017 году. В период с 2000 по 2015 год более трети из 3346 сельскохозяйственных кооперативов, все еще действующих в начале века, были вынуждены закрыться.

 

 

ЛИШЕНИЕ БЕДНЫХ КРОВА

Когда в 2008 году лопнул пузырь ипотечного кредитования, количество бездомных резко выросло, так как многие домовладельцы были вынуждены объявить дефолт по кредитам, зачастую хищническим. Число случаев потери права выкупа жилья в США резко возросло, с чуть более 380 000 в 2006 году до миллиона в год в период с 2009 по 2012 годы. Ситуация стабилизировалась до докризисного уровня только к 2016 году. К 2012 году почти четверть всех американских домовладельцев с ипотечными кредитами была по уши в долгах, превышающих стоимость их домов.

Еще более распространенным стало выселение людей из арендованного жилья: 83,000,000 человек по всей стране были выселены из своего жилья в период с 2000 по 2016 год – в среднем 4,9 миллиона человек в год. В эту цифру не входят многочисленные «неформальные выселения», когда люди сами съезжали с квартир под давлением домовладельцев, не дожидаясь судебного иска. По меньшей мере четверть неимущих семей, арендующих квартиру, тратят более 70 процентов своего дохода на аренду и коммунальные услуги. И только одно из четырех домохозяйств, имеющих право на участие в программах доступного жилья, действительно получает социальную помощь.

Жилищный кризис буквально рушит жизни людей. Одна единственная потеря права выкупа разрушает кредитную репутацию человека, и законное выселение из арендованного жилья приводит к судебному разбирательству. Любое подобное несчастье может ограничить способность получить работу или жилье в будущем, поскольку работодатели и арендодатели регулярно проводят проверки кредитоспособности или просматривают кандидатов на запись о выселении. Вдобавок, выселение может привести к потере работы, поскольку перенапряженные работники совершают ошибки и увольняются.

Люди без постоянного адреса жительства также испытывают трудности при трудоустройстве. Они часто теряют доступ к талонам на питание, медикаментам и другим льготам, когда уведомления об их продлении отправляются по их старому адресу. Дети же вынуждены менять школу в середине учебного года, что явно не идёт на пользу их образованию.

Некоторые инвесторы, ориентированные на «семейные» трейлерные парки, также вносят свою лепту в развитие жилищного кризиса, сдавая жильё в аренду и выкачивая из людей деньги. Бизнесмены Фрэнк Рольфе и Дейв Рейнольдс, управляющие «Университетом передвижного дома», могут похвастаться коллекцией таких домов-трейлеров стоимостью 500 миллионов долларов. Они учат инвесторов тому, как начать бизнес, обещающий годовой доход вплоть аж до 20 процентов.

Инвесторы передвижных домов получают прибыль с людей, которых Рольфе презрительно называет «отбросами общества». Жители парка трейлеров – а это около 6% населения – практически беззащитны: они скорее стерпят повышение арендной платы, чем заплатят 3000 долларов, чтобы переместить трейлер в другой парк.

 

КРИЗИС СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА

1980-е годы принесли худший кризис сельского хозяйства США со времен Великой Депрессии 30-х годов. Стоимость удобрений взлетела до небес, процентные ставки выросли, банки потребовали возврата кредитов, а цены на зерно упали после введения эмбарго на его продажу в СССР из-за вторжения в Афганистан. Несколько гигантских корпораций отхватили еще большую долю прибыли благодаря быстрой консолидации поставщиков оборудования и материалов, а также обработке и экспорту товаров.

Более мощная и крупная сельхозтехника позволила меньшему количеству фермеров обрабатывать большие площади, что усугубило проблемы задолженностей, концентрации земель и сокращения населения, занимающегося сельским хозяйством. «Выжившие» после спада 1980-х годов недавно пережили еще и второй кризис, когда сырьевой бум 2000-х годов подошел к концу. Между 2013 и 2017 годами реальные доходы фермеров упали на 48% – это самое большое четырехлетнее снижение со времен Депрессии. Нынче же больше половины фермерских хозяйств только теряют деньги на сельскохозяйственной деятельности.

Чем больше фермеров становятся банкротами, тем сильнее дестабилизируется местная экономика и общины, зависящие от неё. Концентрация частных сельских хозяйств, в условиях, когда корпоративные предприятия замещают семейный бизнес, также ведет к снижению посещаемости школ в сельских районах, а зачастую и к закрытию школ, которые долгое время являлись центрами общественной жизни.

 

РОЗНИЧНЫЙ АПОКАЛИПСИС И «НОВОСТНЫЕ ПУСТЫНИ»

Семейные личные магазины и закусочные в маленьких городках всегда были местами, где люди встречались и общались друг с другом. Они поддерживали местную экономику и обеспечивали рабочие места для жителей. По мере распространения торговых центров и сетевых магазинов эти семейные предприятия постепенно увядали. Примерно 600000 предприятий испарились в период между 2007 и 2012 годами. Даже когда экономика восстановилась в полной мере в 2016 году, то лишь в четверти всех округов Америки малые предприятия восстановили свою численность докризисных времён.

Уменьшение числа малых предприятий лишило дохода от рекламы местные газеты, тысячи из которых закрылись, так как им и без того мешало бегство читателей, а вслед за ними и рекламных долларов в Интернет. Та же самая разрушительная финансиализация, душащая промышленность и банки, поражает местные СМИ. Таким образом, маленькие города лишились не просто местных новостей и рекламы, но чего-то большего – информационной площадки для освещения свадеб, смертей, дней рождений, выпускных и спортивных мероприятий. В общем, того, что заставляет жителей городка отождествлять себя со своей малой родиной и гордиться ею. Помимо этого, заметна четкая связь между прекращением выхода газет и снижением явки избирателей, конкуренции на местных выборах и даже ростом местечковой коррупции – поскольку «сторожевые псы» в лице СМИ больше не освещают и не контролируют деятельность чиновников.

Хедж-фонды и частные акционерные фирмы скупают за копейки местные газеты по всей стране. Они сокращают расходы, объединяя производственные, редакционные и курьерские функции нескольких газет, и, в то же время сохраняют аудиторию, достаточно большую, чтобы оставаться привлекательными для своих рекламодателей (в качестве которых всё чаще выступают крупные сети, а не местный бизнес). Зачастую это означает закрытие «неэффективных» газет и создание «новостных пустошей» оставляющих небольшие сообщества вообще без источника местных новостей.

После первых волн закрытия магазинчиков в маленьких городках США, низкооплачиваемые рабочие места в крупных торговых центрах также начали сокращаться из-за расширения Интернет-торговли. Согласно Bloomberg, эта тенденция была вызвана не только конкуренцией со стороны онлайн-торговцев: «Основная причина заключается в том, что многие из этих старых, крупных сетей перегружены долгами – часто в результате выкупа с привлечением заемных средств во главе с частными акционерными компаниями». Этот «розничный апокалипсис» породил своеобразный порочный круг: с упадком обычных предприятий – как маленьких магазинов, так и торговых центров – гиганты онлайн-коммерции, вроде Amazon, стали еще более важными для сельских жителей, у многих из которых не было времени и денег на бензин, необходимых чтобы ездить за покупками на большие расстояния.

Всё это усугублялось тем, что с середины нулевых годов выжившие компании подавали иски на так называемые «темные магазины», требуя, чтобы их облагали налогами так же, как сопоставимые объекты недвижимости. Это вынуждало малые города искать деньги на судебные издержки и ещё больше ослабляло местный бюджет.

Немногие точки розничной торговли, которые по-прежнему распространяются в этой мрачной обстановке, – это магазины фиксированных цен, которые постепенно вытесняют традиционные бакалеи из бизнеса. Количество магазинов фиксированных цен выросло с 20 000 до 30 000 с 2011 года. Такие сети, как Dollar General, владельцами которых являются BlackRock и Vanguard, и обслуживающие клиентов, которых один аналитик рынка описывает как «вечный низший класс», тратят всего 250 000 долларов на открытие новой торговой точки. Для сравнения, новый магазин сети Walmart может стоить более 15 миллионов долларов. Если прибыль от местной бакалеи шла прямиком общине или владельцу, живущему поблизости, прибыль от Dollar General идёт прямиком в её корпоративный офис.

Пустые витрины и торговые центры, исчезнувшие газеты и растущие как грибы после дождя «фикс-прайсы» – не просто признаки безработицы и экономической нестабильности. Сельские жители видят в этом жестокие, болезненные напоминания о разрухе и социальной поляризации.

 

УНИЧТОЖЕНИЕ ЗДРАВООХРАНЕНИЯ, ОБРАЗОВАНИЯ И СОЦИАЛКИ

За последние десятилетия федеральное правительство и правительства штатов снизили финансирование социальных услуг, сократили количество работников в государственном секторе и ухудшили их условия труда. Закрытие сельских больниц удвоилось, если сравнивать периоды 2011-12 и 2013-14 гг. Многие из них страдали из-за нехватки пациентов со страховкой оплачиваемой работодателем, которая обычно обеспечивает более высокие компенсации, чем Medicaid и Medicare. Акушерские услуги сейчас попросту недоступны более чем в половине сельских округов. Столкнувшись с длительными дорогостоящими поездками к поставщикам медицинских услуг, многие женщины получают ненадлежащую дородовую помощь, что приводит к увеличению показателей материнской и младенческой смертности.

В период с 1990 по 2015 год число случаев материнской смертности в США возросло до 26,4 на тысячу родов; в Луизиане он достиг шокирующих 58,1. Это уровень Иордании, чуточку хуже, чем в Сальвадоре и Ираке. За тот же период материнская смертность упала ниже 10 смертей на тысячу родов в Германии, Франции, Японии, Канаде и Великобритании. За последнее десятилетие более 440 сельских домов престарелых были закрыты или объединены, часто из-за того, что платежей Medicaid недостаточно для покрытия их расходов; когда жители вынуждены переезжать в отдаленные учреждения, они навсегда лишаются друзей или пожилых супругов, которые не могут поехать вместе с ними. Неравенство в праве людей на здоровье становится еще более значительным, когда местные власти, испытывающие нехватку средств, продают общественные парки, тем самым лишая жителей места для занятий спортом и отдыхом.

Почтовые отделения уже долгое время служат спасательным кругом для людей в сельской местности: через почту они получают информацию, основные лекарственные средства, контактируют с другими людьми, в конце концов. В 2012 году около 3000 сельских почтовых отделений едва избежали закрытия, но их ряды всё равно понемногу сокращаются. Растущее значение Amazon в сельской местности привело к тому, что недостаточное финансирование Почтовой службы США (USPS) достигло критического уровня, так как частные курьеры вроде FedEx и UPS не работают во многих сельских районах. В результате работники Почтовой службы перерабатывают, часто без оплаты за сверхурочные, а их офисы недоукомплектованы. Это используется в качестве предлога для приватизации почты, наряду с Законом об усилении почтовой ответственности 2006 года, который потребовал от USPS возмещать пособия по болезни своих сотрудников на протяжении 75 лет.

Целевая группа Трампа по «реформированию» USPS была отчасти вдохновлена идеологической враждебностью правых по отношению к государственному сектору и желанием увеличить прибыль частных служб доставки. Тот факт, что Amazon является крупнейшим клиентом USPS, также был важен: генеральный директор Amazon Джефф Безос владеет газетой Washington Post, постоянно критикующей администрацию Трампа.

Федеральные власти и правительства многих штатов систематически лишают школы денег. Дело в том, что основным источником финансирования образования являются налоги на имущество, и когда налоговая база сокращается – школы либо закрываются, либо переходят на четырехдневное расписание, или объединяются со школами из соседних районов. Это лишает маленькие города ещё одного жизненно-важного центра социальной жизни и коллективной идентичности. Тридцать процентов всех школ, закрывшихся по всей стране в 2011-12 годах, приходится на сельские районы, что заставляет учащихся находиться в изоляции и совершать длительные поездки на автобусах, снижающие их успеваемость.

Сельские публичные библиотеки – важные общественные центры, а зачастую ещё и единственные общественные места для встреч граждан. Для тех, кто не может позволить себе компьютеры или Интернет, библиотеки предоставляют важные возможности для доступа к образовательным ресурсам, медицинской информации, государственным услугам и рабочим приложениям. После кризиса 2008 года, много внимания уделялось закрытию библиотек в опустошенных городах вроде Детройта. Однако такая же точно картина наблюдается по всей стране, особенно в сельской местности: сокращение рабочих часов, трудности с удержанием квалифицированного персонала, постоянно ухудшающиеся условия труда и сокращение финансирования. Мощные правые лоббисты, такие как «Американцы за процветание» братьев Кох, также выступали против инициатив, направленных на финансирование публичных библиотек.

В местах, где недостаточное финансирование школ стало нормой, в первую очередь страдает способность учеников к критическому мышлению. Люди становятся более восприимчивыми к демагогическим манипуляциям и троллингу в социальных сетях. Сокращение финансирования публичных библиотек дают тот же эффект. Как выразилась в 2016 году редакция газеты «St. Louis Post-Dispatch»: «Лишите библиотеки финансирования – создайте нацию дураков».

 

НА КРЮЧКЕ У ОБЕЗБОЛИВАЮЩИХ

Масштабы проблемы с опиоидами ошеломляют. В 2015 году 92 миллиона человек – 38% взрослого населения США – использовали опиоиды отпускаемые по рецепту, а 11,5 миллиона (почти 5% населения) сообщили о злоупотреблении ими. Фармацевтические дистрибьюторы активно продавали обезболивающие препараты, такие как оксиконтин и фентанил: в некоторых штатах количество рецептов на опиоиды, выписанных врачами, превышало количество населения. С 2008 по 2017 год фармацевтические компании отправили почти 21 миллион таблеток опиоидов только в две аптеки в одном сельском городе Западной Вирджинии с населением 2900 человек. Неудивительно, что смертность от передозировок в Западной Вирджинии выше, чем в любом другом штате США.

В соответствии с Законом о контролируемых веществах оптовые торговцы обязаны сообщать о подозрительных заказах в Управление по Борьбе с Наркотиками. Однако, согласно особому мнению, полученному от Комитета по национальной безопасности и правительственным делам Сената, дистрибьюторы «большой тройки» - McKesson, Amerisource Bergen и Cardinal Health - «систематически не выполняли свои обязательства по отчетности в течение последних десяти лет». Крупные фармацевтические компании ориентировали регионы, врачей и даже отдельных пациентов на увеличение продаж. Закрывая глаза на рост числа граждан с наркотическим привыканием, корпорации даже получали патенты на лечение зависимостей, таким образом извлекая дополнительную прибыль от катастрофы, к созданию которой приложили так много сил.

Существует огромное количество так называемых «таблеточных мельниц» – медицинских учреждений, зачастую называющихся «клиниками лечения боли», где прописывают обезболивающие сильнодействующие препараты лицам, с медицинской точки зрения в них не нуждающимся. На низовых уровнях врачи, управляющие этими «мельницами», участвовали в схемах по продаже Medicaid и частных страховок. По заказу производителей лекарств они устраивают выступления, где рекламируют достоинства и сводят к минимуму опасность различных опиоидов. Фармацевтическое лобби тратит больше денег, чем любое другое в Вашингтоне.

Ежегодно от передозировки наркотиков умирает больше американцев, чем погибло во время войн во Вьетнаме, Афганистане и Ираке вместе взятых. Что еще хуже, метамфетаминовое бедствие, сосредоточенное в сельских районах, «вернулось с удвоенной силой» после некоторого затишья в нулевых годах. Отчасти потому, что потребители легко находят дешевые опиоиды, чтобы ослабить метамфетаминовый приход. В некоторых штатах смертность от метамфетамина сейчас значительно превышает смертность от опиоидов.

Количество заключенных среди белых людей – особенно белых женщин – увеличились с 2000 года, вероятно, из-за усиления присутствия правоохранительных органов в сельских районах, где употребляют наркотики. Отсутствие членов семьи усиливает давление на домохозяйства и общины. А наркоманы – это ненадежные члены семей и работники. Всё это ещё больше подрывает социальную сплоченность и местную экономику.

 

ЗЛАЯ ПОЛИТИКА В РАЗРУШЕННОЙ ПРОВИНЦИИ

Многие сторонники Трампа из рабочего класса испытывают серьезный финансовый стресс, усугубленный высоким уровнем распространения диабета, отсутствием физических упражнений, пьянством и ожирением. Исследователи считают, что стресс является предшественником и следствием этих условий, а также элементом развития страха, ненависти к аутгруппам и симпатии к авторитаризму. В 2017 году ожидаемая продолжительность жизни в США сокращалась третий год подряд, причем значительную роль в этом сыграли передозировки наркотиков и другие случаи «смерти от отчаяния». В период с 1999 по 2016 год уровень самоубийств увеличился в 49 из 50 штатов, а в двадцати пяти из них, в основном в сельских районах, их рост составил более 30 процентов. Фермеры и вовсе убивают себя в рекордных количествах.

Трамп сделал ставку на их гнев и ксенофобию. Его сельский расизм, обывательский авторитаризм, бытовой национализм и раздутые обещания вызвали отклик в разрушенных общинах. Трамп представил экономический кризис как результат действий космополитичного истеблишмента, расовых меньшинств, иммигрантов и недобросовестных иностранных торговых партнеров, завоевав тем самым аудиторию, которая ужа давно испытывала соответствующие экзистенциальные страхи. Речи Трампа также понравились начинающим предпринимателям и состоятельным жителям пригородов, которым и без того нравилась республиканская риторика о «большом правительстве», «обременительном» регулировании и «недостойных» меньшинствах, иммигрантах или государственных служащих. Часть белых, нетерпимая к аутгруппам, меньше поддерживает демократию и более склонна к «сильному лидеру».

В 2016 году сельские жители стали свидетелями того, как правительство то ли не могло, то ли не хотело решать проблему многочисленных кризисов, от которых страдали их общины. Это заставило их вспомнить о нарушенных обещаниях – не в последнюю очередь демократических неолиберальных администраций. Демократы вообще не заметили существование кризиса, не говоря уже о том, чтобы выработать надёжные – и обязательно радикальные – пути его решения. Выдвинув кандидатуру Хиллари Клинтон, являющуюся одним из наиболее уважаемых членов высшего политического класса страны, Демократическая партия только добавила авторитета нападкам Трампа на американский истеблишмент. Как и в других странах, где к власти пришли авторитарные популисты-демагоги, наиболее бедные, маргинализированные и экономически уязвимые слои населения и без того презирали истеблишмент, считая его в лучшем случае «слишком умеренным» или «центристским». Ощущение ненужности и низкая социальная мобильность сделали сельских белых американцев гораздо более восприимчивыми к кандидату, который говорил об их страданиях в привычных им выражениях и выставлял себя «аутсайдером».

 

АВТОРИТАРНЫЙ ПОПУЛИСТСКИЙ МОМЕНТ В СОЕДИНЁННЫХ ШТАТАХ

Сельский упадок в США – не просто продукт деиндустриализации, свободной торговли, кризиса на фермах или автоматизации. С 1980-х годов финансовый капитал разработал новые творческие способы ограбить широкий спектр активов, которые можно найти в сельских районах: от производственных предприятий до взаимных сберегательных банков, местных магазинов и газет – или даже плазмы человеческой крови. Программа жесткой экономии, в которой налоги были снижены в угоду богатым, подорвала способность небольших сообществ финансировать жизненно важные учреждения, такие как школы, библиотеки и дома престарелых.

Политика дерегулирования экономики, продвигаемая крупным капиталом, привела к гибели профсоюзов, подрыву стандартов охраны труда и техники безопасности на рабочих местах, опустошению окружающей среды. Рабочие оказались в ловушке неустойчивой занятости, будучи вынуждены полагаться на многочисленные низкооплачиваемые рабочие места просто чтобы свести концы с концами, зачастую не зная до последней минуты, в какую смену им придётся работать. Часто – лишенные вообще каких-либо трудовых прав, в качестве так называемых «независимых подрядчиков». Львиная доля огромного богатства, производимого сельскими зонами, очутилась в карманах акционеров компаний и финансовых учреждений со штаб-квартирами в отдаленных мегаполисах.

 

Настаивать на важности всех этих взаимосвязанных кризисов в объяснении роста популярности Трампа отнюдь не значит преуменьшать расизм многих его сторонников, в число которых в 2016 году входило большинство как рабочего класса, так и состоятельных белых избирателей, женщин и мужчин. Кажется, что постоянные оскорбления в адрес администрации Трампа практически не влияют на преданность его электората. Является ли «Трампизм» «религией, основанной на патриархате и превосходстве белых», как предположил Чарльз М. Блоу в «Нью-Йорк Таймс», или  же пророческим карго-культом отчаявшихся людей, «молящихся на фабрики», по словам Майка Дэвиса, его привлекательность в значительной степени зависит от эмоциональных призывов и триггеров, как и в большинстве авторитарных популистских режимов в других странах.

Трампизм также служит защитным фасадом для проекта с жесткими правами, в котором используются «семейные ценности», ретроградное отношение к полу и сексуальности и исключительное, эксклюзивное видение нации для того, чтобы играть на социальных разногласиях, свернуть прогрессивные успехи и усилить эксплуатацию человека и окружающей среды. Ещё никогда отражение авторитарного популистского натиска не было настолько актуальным, как сейчас. По меньшей мере, нам необходимы крупные государственные инвестиции, финансируемые за счет прогрессивного налогообложения, для создания более стабильного, открытого и справедливого общества, которое предоставляет возможности для всех  – особенно в зонах, которые были принесены в жертву капиталу за последние тридцать лет.