Решающие битвы Немецкой революции закончились в марте 1919 года кровавым подавлением рабочего восстания. Почему ее постигла такая судьба?

Через тридцать лет после падения Берлинской стены и почти век спустя после падения монархии Ноябрьская революция 1918-1919 годов остается дискуссионной темой в немецкой публичной жизни. Недавние празднования 100-летия революции довольно позитивно осветили эти события. Но в то же время они подчеркивали, что революция и ее история сегодня стали чуть большим, чем просто музейным экспонатом.

Некоторые рассматривают восстание как переход к первой немецкой демократии, для других же это «преданная революция» - жестоко подавленная попытка построить социализм. Убийство Карла Либкнехта и Розы Люксембург в январе 1919 года обычно считают поворотным пунктом революционных событий.

Но гораздо менее известны решающие сражения марта 1919 года, когда общенациональная всеобщая забастовка требовала социализации тяжелой промышленности и закрепления рабочих советов в конституции Германии. В итоге революцию утопили в крови – в одном только Берлине было убито около тысячи человек. Тем не менее, ее провал больше всего обязан глубоким противоречиям внутри самого рабочего движения.

Происхождение революции

Эти противоречия возникли во время Первой мировой войны, положившей начало революции. Левые и революционные силы рабочего движения объединились в Независимую Социал-Демократическую партию Германии (НСДПГ), протестуя против цивилизационного коллапса, в то время как Социал-Демократическая партия Германии (СДПГ) продолжала поддерживать войну. НСДПГ была крайне неоднородной, объединив убежденных революционеров вроде Люксембург и Либкнехта, но также и многих так называемых ревизионистов вроде Эдуарда Бернштейна, который хотел превратить СДПГ в реформистскую партию еще до войны. Единственной точкой соприкосновения для них стало отрицание бессмысленной бойни на полях сражений в Европе.

У НСДПГ в целом не было ни воли, ни сил, чтобы организовать революцию. Поэтому с самого начала внутри партии стали формироваться небольшие группы вроде Союза Спартака или сети «Революционных фабричных старост», одним из лидеров которой был радикальный профсоюзный деятель Рихард Мюллер. В то время как Союз Спартака в основном концентрировался на демонстрациях и пропагандистских листовках, а НСДПГ выступала против войны в парламенте, фабричные старосты оказались единственными, кто мог создать революционную организацию, укорененную в рабочих местах. Политически они, несомненно, зависели от Союза Спартака, но организационно они имели более сильные связи с рабочим классом, чем любая другая левая группа.

Возникнув из Немецкого союза металлургов (DMV) примерно в 1915 году, фабричные старосты организовали три крупные массовые забастовки в период с 1916 по январь 1918 года с сотнями тысяч участников по всей стране. Эти забастовки являлись результатом тщательной подготовки. Сперва фабричные старосты протестовали только против военного запрета на забастовки, но вдохновившись событиями Октября, они постепенно прониклись революционными идеями. Лишь в течение 1918 года большинство рабочих поймет, что без революции не может быть мира. И все же, что будет после революции, было неясно даже самим революционерам.

Солдаты и бастующие в Рурской области

Неформальный и тайный берлинский «Совет рабочих», в котором делегаты левого крыла НСДПГ, фабричные старосты и Союз Спартака обсуждали общую стратегию с середины 1918 года, существовал исключительно для споров о том, как захватить власть. Как Рихард Мюллер позже сказал, фабричные старосты боролись за «советскую республику в русском стиле». Подобный радикализм было крайне трудно найти в рабочем движении до 1914 года. Но эта пустая формулировка фактически мало что говорила о постреволюционном порядке.

Проекты посткапиталистического общества, составленные авангардистами, всегда оказывались иллюзорными, когда они сталкивались с проверкой реальностью, а в худших случаях - диктаторскими. Столкнувшись с цензурой, военной диктатурой и германским полицейским государством, левые в 1918 году сочли трудным, если не невозможным, разработать детальное революционное видение в диалоге со своей социальной базой.

Революция, разразившаяся осенью 1918 года, была вызвана двумя популярными требованиями: свергнуть монархию и положить конец войне. Первое произошло 9 ноября 1918 года, а второе обеспечило перемирие 11 ноября 1918 года. Официально страна стала «социалистической республикой», управляемой Рабочим Советом. Но что же произойдет дальше? Должны ли временные советы развиваться в более постоянную систему или национальное собрание должно разработать конституцию? Среди левых не было единства по этим вопросам. Только под давлением самой революции может произойти дальнейшая дифференциация политических течений, о чем свидетельствует создание Коммунистической партии (КПГ) в Новый год 1919 года. Однако к тому времени, когда этот процесс завершился, революция уже подходила к своему концу.

Революция — это не званый ужин

Основная проблема заключалась в том, что рабочее движение в целом не подготовилось к ней до 1914 года. Несмотря на свою марксистскую риторику, СДПГ в имперской Германии не культивировала ничего близкого к революционной практике. Между повседневной борьбой и долгосрочной социалистической целью было мало реальной связи. Только война внезапно и сразу поставит вопрос о революции на повестку дня.

Именно трудность политической работы – не в последнюю очередь под постоянной угрозой контрреволюционного насилия – в конечном счете привела к поражению революционеров. СДПГ продолжала пользоваться уважением и лояльностью среди широких слоев рабочих и, к сожалению, считала левых радикалов большей опасностью, чем правых. Социал-демократическое правительство Фридриха Эберта позволило контрреволюционной военщине нанести решительный удар по революции.

Сначала рабочие партии были вынуждены заключить непродолжительный союз. Хотя фабричные старосты и их союзники доминировали во время восстания в Берлине 9 ноября, левым, тем не менее, пришлось сотрудничать с СДПГ и вместе с ним сформировать правительство. Давление снизу требовало «единства» и равного представительства обеих рабочих партий в новом правительстве.

Демонстрация 9-го ноября 1918-го

Рабочие и солдаты брали власть на фабриках и в казармах, создавая свои собственные советы, но не собирались объединять их в постоянный государственный аппарат. Большинство рабочих верило, что перемирие сняло военный вопрос, который являлся главной причиной раскола между партиями, и что социалистическое правительство между СДПГ и НСДПГ, сформированное 9 ноября, теперь начнет «строить» социализм.

Однако «Социализм» в 1919 году означал социализацию ключевых отраслей, которые рассматривались как «созревшие» для таких перемен. В первую очередь  - крупных государственных предприятий, горнодобывающей и тяжелой промышленности. Термин «социализация» обычно понимался как национализация, хотя советы настаивали на определенных правах на участие в управлении и надзор. Государство осуществляло социальную политику сверху, а партийная и профсоюзная политика определялась лидерами, которых массы должны были утвердить на выборах. В этом смысле само существование советов в ноябре 1918 года представляло собой радикальный разрыв с ориентированными на государство представительскими практиками и идеями, общими для социалистического движения при монархии.

Вмешательство реальности

Эта непроясненность объясняет, почему первый Конгресс Советов, состоявшийся 16–20 декабря 1918 года, отверг советскую систему как образец для нового государства, вместо этого призвав к выборам в буржуазный парламент в форме Национального собрания. Конгресс стал первой общенациональной ассамблеей советов. Это решение приняли делегаты от СДПГ, которые представляли большинство. Хотя НСДПГ агитировало от имени советов, уже захватывавших власть, последние представляли собой практическую политическую альтернативу лишь для меньшинства рабочих.

Большинство встало на сторону социал-демократов и их программы Национального собрания, которую они разделяли с буржуазными партиями. Такая буржуазная политика СДПГ являлась не результатом какого-либо предательства или перемен с ее стороны, а скорее результатом многолетней парламентской деятельности при монархии. СДПГ просто не могла понять, как будет выглядеть основанный на советах демократический общественный порядок или контроль рабочих на фабриках. Ее делегацию на Конгрессе Советов представляли в основном ветераны движения, с опытом в профсоюзном движении и муниципальных парламентах.

У левых тоже не было особенно четкой платформы. Теоретическое обоснование власти советов появилось уже после того, как они ее получили. Ни анархо-синдикализм, ни анализ Марксом Парижской коммуны не оказали большого влияния на Германию, поэтому описывать их как предшественников советов не имеет большого смысла. Первые советы возникли спонтанно во время массовых забастовок 1917 и 1918 годов, в то время как их теоретическое обоснование - только в начале 1919 года. На практике рабочие ничего не читали о социализме советов, и даже лидеры вроде Рихарда Мюллера лишь теоретизировали собственный опыт во время революции. Движение советов «обучалось на деле», переходя от практики к теории, а не наоборот.

Рихард Мюллер и Эрнст Дёмиг из Революционных фабричиных старост оказали сильное влияние на теоретические дебаты среди левых через свой журнал Der Arbeiter-Rat. Их теория «чистой системы советов, смешанная с анархо-синдикалистскими идеями, превратилась в реальное, хотя в конечном итоге провалившееся массовое движение в начале 1919 года.

Январское восстание

Поводом для забастовочного движения в марте 1919 года стала утрата населением веры в так называемых Народных уполномоченных и Национальное собрание, заседавшее в Веймаре. Крупнейшим источником недовольства была затянутая правительством политика социализации, а также несколько актов насилия против левых в декабре и январе.

Вооружённые солдаты и матросы в Берлине, 8 ноября 1918

После того, как 6 декабря 1918 года во время неудавшейся попытки государственного переворота произошла перестрелка, в канун Рождества в центре Берлина началась открытая война. Правительственные войска открыли огонь по городскому дворцу, где разместились части революционных матросов. Только вмешательство населения Берлина в форме массовой демонстрации оказалось достаточно, чтобы остановить атаку. После этих событий народные уполномоченные от НСДПГ покинули правительство и были заменены социал-демократами, включая Густава Носке в качестве министра обороны.

Второй скандал последовал в январе 1919 года, когда главу полиции (полицай-президента), члена НСДПГ Эмиля Эйхгорна, сместили со своей должности. В ответ вспыхнула всеобщая забастовка, которую часть левых радикалов стремились превратить во вторую революцию, но восстание оказалось плохо подготовлено и едва скоординировано. Движение ограничилось Берлином и вскоре было утоплено в крови, а правительство осталось у власти. После поражения восстания правые фрайкоры под командованием министра обороны и члена СДПГ Густава Носке казнили Розу Люксембург и Карла Либкнехта.

Роза Люксембург на митинге в 1907-м

Последствия январского восстания были катастрофическими. Левые потеряли двух из своих самых блестящих умов, а поражение деморализовало Берлин, центр революции, на месяцы. Вскоре после этого в Мюнхене убили символа баварской революции Курта Эйснера. Январское восстание решительно ослабило революционных левых, в то же время показав, как далеко правительство Эберта было готово пойти, чтобы удержаться у власти.

Мейнстримная немецкая историография в целом защищает договор Эберта с генералами, утверждая, что этот любопытный союз между монархистскими фрайкорами и СДПГ помог предотвратить гражданскую войну и стабилизировать демократию. Эта тенденция игнорирует тот факт, что левые радикалы тоже боролись за собственную версию демократии. Для НСДПГ и КПГ переход крупных отраслей в государственную собственность и регулирование экономики посредством выборных рабочих советов были необходимыми предварительными условиями для социалистической демократии. Только капиталистов следовало исключить из голосования - суть «диктатуры пролетариата», которая фигурировала в программах обеих партий. Хотя детали социализма горячо обсуждались даже слева, диктатура одной партии - не говоря уже об отдельных лицах – широко отвергалась.

Самая странная вещь в утверждении, что правительство стремилось «предотвратить гражданскую войну», состоит в том, что война уже бушевала. И именно фрайкоры, которыми командовала СДПГ, не только не смогли предотвратить ее, но и неоднократно обостряли ее. К Рождеству 1918 года подавляющее большинство призывников Первой мировой уехало домой - движение солдатских советов рухнуло в одночасье. Помимо рассеянных левых формирований, таких как «Народная военно-морская дивизия» и «Republikanische Soldatenwehr», единственными действующими войсками являлись те, кому некуда возвращаться, или те, кто просто упивались опытом войны.

Это были наемники и монархисты, люди, которые часто придерживались этнонационалистических взглядов и верили в «Великую Германию». Многим обещали землю на востоке после победы Германии, и их ненависть к предполагаемым предателям на родине не знала границ. Антисемитизм среди них стал обычным явлением, они обвиняли «евреев» в ответственности как за революцию, так и за поражение Германии. Эта ненависть питала их насилие и делала их идеальным выбором для подавления социалистического восстания.

Мартовские забастовки

Забастовки в марте 1919 года стали кульминацией немецкой гражданской войны, которая, по сути, продолжалась до апреля 1920 года, когда было подавлено последнее восстание на рудниках в Рурской области. В отличие от январского восстания и последующего Рурского восстания, забастовки в марте 1919 года распространились по нескольким регионам и, таким образом, представляли гораздо большую угрозу для правительства. Массовые забастовки в Руре, Центральной Германии и Берлине требовали признания правительством рабочих советов и немедленной социализации ключевых отраслей. Национальная ассамблея в Веймаре была практически осаждена всеобщей забастовкой и не могла действовать.

Эти забастовки не были скоординированы ни по времени, ни по месту действия. Пока они сохраняли силу в одном регионе, другие уже начинали выдыхаться. Но они заставили правительство пойти на некоторые уступки, конституционно учредив рабочие советы (Betriebsräte) в качестве представительства рабочих с ограниченными полномочиями. Даже идеи корпоративистского промышленного планирования на региональном и национальном уровнях включили в конституцию вместе с правовой базой, которая позволила бы обобществить целые отрасли промышленности. Но ни одно из этих положений, кроме деятельности советов, не было претворено в жизнь, а забастовки, которые добились этих компромиссов, оказались побеждены одна за другой весной 1919 года.

Эта проблема стала постоянной дилеммой для левых: хотя правительство могло принимать централизованные решения и располагало дисциплинированной армией, революция не имела ни организационного центра, ни вооруженных сил для ее защиты. По сути, она возникла из движения за мир, и большинство ее участников не были готовы к гражданской войне. Они взялись за оружие, только когда их прижали к стенке. То же самое можно сказать и о мартовских забастовках.

Несмотря на фактическое поражение левых в марте 1919 года, правительственные войска продолжали сражаться даже после окончания забастовки. Как и в январе, солдаты не проявляли интереса к переговорам, а стремились физически уничтожить своего врага. Насилие было особенно жестоким в Берлине. Защищенные вооруженными рабочими восточные районы столицы осаждали и обстреливали в течение нескольких дней. Войска, следовавшие приказам Густава Носке, без всякой жалости стреляли из тяжелой артиллерии по жилым кварталам, что привело к гибели более тысячи человек. Атака включала и воздушные налеты, что сделало Берлин первым в истории Германии городом, подвергшимся бомбардировке. В этих боях были уничтожены как Народная военно-морская дивизия, так и левое крыло Republikanische Soldatenwehr, а вместе с ними и последние республиканские войска в столице.

Фрайкоры в 1919-м

Неслучайно Национальное собрание постановило сформировать «временную армию», когда 6 марта 1919 года в Берлине разгорелись боевые действия. Декрет подразумевал армию с классической дисциплиной, отсутствием солдатских советов и практически легализовал фрайкоры. Поскольку последние республиканские войска были ликвидированы, военизированные ультраправые формирования стали армией нового государства. Этот трагический врожденный дефект Веймарской республики сыграет важную роль в ее последующем падении.

Конституционная статья о рабочих советах, тем не менее, осталась в силе и все еще существует в немецком трудовом законодательстве сегодня. Но эти советы были далеки от идеи «чистой системы советов», которая вдохновляла революционных рабочих в 1919 году. Рабочие советы, в конечном итоге принятые законом в 1920 году, способствовали сотрудничеству между владельцами бизнеса и рабочими – являясь, скорее, корпоративизмом, а не социализмом.

Таким образом, поражение мартовских забастовок 1919 года стало решающим для борьбы за конституцию новой республики. В отличие от январского восстания и более поздних местных советских республик, здесь широкое движение из центра рабочего класса собралось вместе, чтобы еще раз изменить направление революции - и потерпело неудачу.

Что осталось от германской революции, так это установление первой в Германии демократии, включая право женщин голосовать, трудовые советы и восьмичасовой рабочий день. Все это составляло демократические достижения. И все же эта программа была утверждена против большинства рабочего класса, который вместо этого боролся за более радикальную, социалистическую демократию.

Источник: https://jacobinmag.com/2019/03/german-revolution-1919-strikes-uprising-democracy