Каталония и Испания

Буквально на следующий день после того, как мы опубликовали материал о структурных проблемах Европы, новостные агентства мира облетело сообщение о «консультативном референдуме» в Каталонии. Власти этой испанской территории ещё в 2013 году запланировали провести референдум о независимости, но апрельским решением Конституционного суда Испании проведение плебисцита было запрещено, и вместо него был проведён масштабный опрос. По официальным данным, в опросе приняло участие 2,3 миллиона человек (из 5,5 млн. избирателей провинции, включая этнических испанцев), из которых 80% поддержало идею об отделении.

Можно сколько угодно говорить, что формально это не официальный референдум, а всего лишь опрос, но воля каталанского народа выражена была вполне однозначно. Вполне согласуется такой результат и с итогами прошлых выборов в Парламент Каталонии: в 2012 году партии, выступающие за единство с Испанией, все вместе получили менее 20% голосов. В общем, как бы это ни было печально для Мадрида, ситуация с настроениями каталонцев вполне очевидна: они ощущают себя отдельной нацией и однозначно требуют восстановления собственной государственности.

Строго говоря, несмотря на формальную унитарность, Испания никогда не была национальным государством в полном смысле слова, никогда не была единой. Это волей исторического случая объединённые в одно государство страны с разными (хоть часто и близкими) обычаями, языками, менталитетом. Помимо Каталонии, это Страна Басков (язык и культура которых максимально далеки от испанских), это Галисия (где говорят на старом галисийском языке, близком к португальскому), Валенсия (где говорят на диалекте каталанского), Астурия, Андалусия и так далее. Аналитики в один голос говорят, что отделение Каталонии будет означать конец Испании как государства: за ней последуют Страна Басков и Галисия, а за ними и все остальные. И это действительно так, но за провал проекта унитарной Испании мадридскому правительству винить некого, кроме самих себя.

В 1930-х годах, во времена Второй испанской республики, национальные области, в том числе Каталония, уже получали автономию и право суверенитета на своей территории. Но победа в гражданской войне фашистов под руководством генерала Франко снова лишила каталонцев государственности, а «испанизация» региона возобновилась с ещё большей силой, чем при королях. Именно в 1930-х в борьбе за автономию внутри республики, а после в борьбе с франкистским режимом и оформился современный каталонский национализм (абсолютно аналогичная ситуация в Стране Басков, Галисии и Астурии). В силу этих исторических причин, среди каталонских, баскских, галисийских и астурийских националистов традиционно сильно влияние левых, а консервативные силы регионов группируются вокруг происпанских организаций. В сущности, в Каталонии политические взгляды человека можно определить по языку, на котором он говорит: если он говорит по-каталански, то перед вами почти наверняка человек левых взглядов: социалист, коммунист или республиканец. Если собеседник говорит на правильном кастильском без акцента – не удивляйтесь, когда он начнёт ругать мигрантов, красных или нищебродов на пособии.

«Новая волна сепаратизма»

Всё происходящее заставляет ещё раз заговорить о так называемой новой волне сепаратизма в Европе, здесь уместно вспомнить и о соседних басках, и о шотландцах, и о фламандцах в Бельгии. Ведь каталонский сепаратизм - часть одной большой волны национального самоопределения, захлестнувшей всю Европу от Испании до Донбасса, от Шотландии до Кавказа.

В своё время, в XIX и XX веках, общим местом политической мысли было утверждение, что одной из важнейших исторических миссий буржуазных преобразований и капитализма является установление т.н. «национального государства». Признание прогрессивной исторической роли капитализма в области становления национальных государств объединяло реакционеров, консерваторов, либералов, социал-демократов и коммунистов.

Но на рубеже XX и XXI века оказалось, что не всё так просто. Крах социализма в Восточной Европе и реставрация капитализма сопровождались не превращением бывших соцстран в обычные буржуазные национальные государства, как можно было бы ожидать, а сопровождались сильными центробежными процессами и распадом многих из этих государств. И если распад СССР, хотя бы и с натяжкой, вписывается в существовавшие концепции, то распад Чехословакии и Югославии объяснить в рамках старых теорий образования наций уже гораздо сложнее. И Чехословакия, и Югославия возникли сразу после Первой мировой войны как чисто буржуазные национальные проекты в самом что ни на есть ортодоксальном смысле. Раскололись не только федерации, но и вполне сложившиеся национальные государства: Азербайджан, Грузия, Молдавия. Ползучая реставрация капитализма в Китае подогревает и усиливает противоречия между ханьской метрополией и национальными окраинами: Синцьзяном, Тибетом и т.д.

Вскрылись и всё усиливались застарелые противоречия в Бельгии, Великобритании, Испании, Италии. И даже хрестоматийное унитарное национальное государство, идеальный образец для классической политической теории, Французская республика оказалась не такой уж унитарной и национальной. О своём самоопределении вспомнили корсиканцы, бретонцы, французские баски и каталонцы, и уже в городах Прованса и Лангедока начали поговаривать о том, что провансальцы и лангедокцы не такие уж и французы. Так и не смогли создать своё единое национальное государство немцы: даже после присоединения ГДР Австрия остаётся независимой страной, а сама Германия – федерацией земель.

Гигантским по своим масштабам был эксперимент по созданию национальных государств в бывших колониях. При всех различиях идеологических установок этих стран, все постколониальные национальные проекты объединяла теория, отводившая пресловутой «буржуазии» (или части её) роль национального класса, роль создателя нации. И этот эксперимент ожидал скоропостижный крах. Страны Азии и Африки раздирают межэтнические противоречия, даже сравнительно сильные государственные образования как Индия, Пакистан, ЮАР, Израиль так и не смогли выстроить единой гражданской нации из собственного населения. Трещат по швам государства Ближнего Востока.

Так что сама по себе волна «нового европейского сепаратизма» – часть общего кризиса Ялтинско-Потсдамской системы, установившейся во всём мире после Второй мировой войны. Один из главных столпов этой системы, если сильно упростить: принцип нерушимости и неизменности государственных границ в том виде, в каком их застало учреждение ООН. Но, фиксируя существующие границы и сложившийся баланс сил, ни прежняя Версальская, ни новая Ялтинская системы, ни созданные ими международные институты, вопреки своим прожектам и стремлениям, не смогли контролировать стихийные экономические, социальные и этнические процессы внутри этих государств, особенно за пределами соцлагеря.

Миграционные процессы, развитие новых этнических общностей и изменение условий существования старых этносов, ассимиляция и распад наций – экономическая, социальная и этническая карта Европы и всего мира неумолимо менялась, а пограничные столбы стояли на месте. Система, выстроенная для поддержания мира между государствами, породила сотни конфликтов внутри государств.

Смерть «национальной буржуазии»

Параллельно этому в XX веке происходил процесс трансформации социального класса, который в марксизме принято называть «буржуазия». Начало этим процессам ещё в конце 19-го века положило слияние торгово-купеческого и фабрично-промышленного капитала в финансовый капитал, возникновение концернов и корпораций и сращивание их с государственным аппаратом. Новая мутация старого правящего класса настолько изменила его лицо, что его уже неудобно называть старомодным словечком «буржуа», да и «чиновник» поменял своё обличие. На смену бальзаковским буржуа, капиталистам эпохи грюндерства, патриархальным гоголевским чиновникам приходит акционерная «железная пята», совместное предприятие Рокфеллера, Руперта Мёрдока и Пиночета. Эти новые поколения хозяев планеты уже иначе как олигархией и не назовёшь.

И если давным-давно, во времена уже почти сказочные, предприимчивые купцы и деловитые промышленники отстаивали единый национальный рынок (который был ключом к их благосостоянию) и суверенитет народа (с которым они были органически связаны) против космополитичной аристократии, то теперь они сами заняли её место. Финансовая и государственная олигархия полностью изолировалась от населяющих её территории туземцев: английский топ-менеджер в Лондоне имеет столь же мало шансов пересечься с ист-эндским чавом, сколь мала вероятность для него же пересечься с гонконгским дворником. Мадридский бизнесмен чаще бывает в Нью-Йорке, чем в городке под Барселоной, где когда-то жила его семья. Родившийся в индийском Раджастане Лакшми Миттал управляет своей металлургической империей из Лондона, налоги платит в Голландии, а выкачивает прибыли из металлургов всего мира. Здесь же, в Европе и США, лежат капиталы и проживают семьи главных спонсоров и участников «патриотического поворота» России и её борьбы с гниющим Западом – от Абрамовича и Путина до Сергея Лаврова и пресловутой Мизулиной.

«Национальная миссия» капитализма закончилась полным провалом. Разносортную и разноразмерную олигархию новых поколений не интересует выстраивание национального государства, поскольку они не имеют никаких связей с составляющим нацию народом, кроме абсолютно абстрактных, искусственных и мифологизированных заменителей этой связи, поставляемых идеологами и СМИ. И тем большую опасность представляют их заигрывания с национализмом или попытки использовать военно-политический аппарат государства в своих эгоистичных целях. Средневековые аристократы-крестоносцы, бросаясь в бой, топтали копытами своих лошадей подвернувшихся на пути собственных же пехотинцев-простолюдинов, но галантно брали в плен дворянина-мусульманина. Просто во вражеском рыцаре, даже иноверце, они видели человека, а в своих подданных – полуживотных, сколько бы речей о братстве христиан и избиении неверных ни произносил Папа.

Теперь двуличных крестоносцев и попов заменили не менее двуличные олигархи, журналисты и политиканы – только в руках у них не меч и стрелы, а танки, авианосцы, концлагеря и оружие массового уничтожения. Немецкие корпорации ради собственных сиюминутных выгод усадили в канцлерское кресло Гитлера и развязали его руками Вторую мировую войну и геноцид, на фоне которых померкли «великие» войны прошлого и различные охоты на ведьм. Могущество без ответственности – страшная вещь.

Интернационализм как национализм

Эти два взаимодействующих процесса и привели мир к текущему состоянию дел. Капитализм полностью провалил свою «историческую миссию», не решив национальный вопрос, но лишь обострив его и породив больше национальных конфликтов, чем было до торжества идей национального государства и политического реализма. Олигархия «больших» стран уже давно мыслит и действует имперскими и глобальными масштабами, где метрополии отводится почётная роль домашней базы, рекрутингового агентства и банковского центра. Ну а квазиолигархия стран помельче может рассчитывать на роль локальных менеджеров в местном филиале чужой финансовой империи, который по привычке называется «национальным государством». Любая демагогия о национальном самоопределении и национальных интересах со стороны финансовой и политической элиты прикрывает их вполне антинациональные и космополитичные интересы.

В сущности, как бы это парадоксально ни звучало с точки зрения привычных нам догм, в современном мире последним подлинно национальным классом стал рабочий класс. Национальное самоопределение, как и любое другое демократическое требование, теперь возможно только при полном отстранении от власти и собственности сложившихся местных элит, только в открытой конфронтации с центрами мирового капитала и политики. А такая политика, социалистическая политика, возможна только через международное сотрудничество антикапиталистических сил и взаимную их поддержку.

Вернувшись к примеру с ситуацией в Испании, можно сделать вывод: да, проект Испании как унитарного национального государства испанцев себя изжил. Но нежизнеспособна и идея строительства самостоятельной и независимой Каталонии или Страны Басков без радикального пересмотра отношений власти и собственности, без резкого и однозначного поворота влево. И если в Каталонии или Стране Басков существенная часть национального движения это вполне понимает, то, к примеру, в Украине стойкий антикоммунизм местных националистов вместо возрождения страны привёл к перепродаже местными олигархами своего народа от одного заграничного хозяина другому.

Этот вывод подтверждается и всей историей национально-освободительного движения второй половины 20-го века. В то время как большинство стран, ориентировавшихся на социалистический путь развития (от Кубы и Китая до Мозамбика и Вьетнама), могли позволить себе вполне самостоятельную внутреннюю и внешнюю политику, правонационалистические правительства стран третьего мира и малых стран Европы моментально оказывались в неоколониальной зависимости от США и бывших метрополий.

Национальный вопрос назрел не только в Каталонии. Он назрел и обострился во всей Европе, в России, во всём мире. Но решить его методами старого национализма, не порывающего с капиталом, уже невозможно. Пусть кому-то это покажется парадоксальным, но последовательный национализм в современном мире – это социализм и интернационализм. Национальное самоопределение невозможно без интернациональной солидарности, а интернациональная солидарность предполагает равноправие и самостоятельность народов.