Год прошёл после драматических событий в Киеве. Сразу же стоит сказать, что никто так не сыграл на руку путинскому режиму, как Майдан. Раньше и без того госпропаганда потчевала ТВ-зависимых россиян сказками о «пломбированных вагонах», «немецких шпионах», «английской разведке» и о «России, которую мы потеряли». Но теперь вонючую грязь на революцию можно обильно выливать, смакуя картинки социально-экономических бед недавно братской Украины. Смотрите, дорогие россияне, вот к чему приводит тяга к радикальным политическим решениям, экстремизму, агрессии и борьбе с легитимной властью. Пенсий – нет, денег – нет, газа – нет, на улицах смердит нацистами. Красиво, ловко, а самое главное - действенно. Сметая последнюю гречку с прилавков, тётя Глаша из г. Рыбинска теперь искренне уверена не только в том, что «Обама – обезьяна», но что и Ленин – гриб-мутант, выращенный в инкубаторе американских спецслужб для подрывной деятельности. Конечно, вопрос о том, почему украинские нацисты в первую очередь громят именно памятники Ильичу, стыдливо замалчивается. Ведь для Кремля признать, что один Ленин опаснее тысячи майданов, значит одно – встать в одну шеренгу с киевскими властями. Антикоммунизм их роднит.

Так случилось, что коммунизм в принципе невозможен без революции, как и хунта без банального переворота. Это также аксиоматично, как Дмитрий Киселёв по воскресеньям. Но нам упорно хотят доказать, что первое и второе суть одно и то же, только в разных исторических ситуациях. Так в чём же разница? Молодое поколение россиян, к сожалению, в советских школах не училось, поэтому банальные прописные истины для них часто бывают недоступны. Советская система образования хоть и была не очень поворотливой, но зато с научными категориями работала хорошо, особенно когда дело касалось вопросов изучения ленинского наследия.

Революция началась не потому, что Вове Ульянову захотелось отомстить за убитого царским режимом брата Александра. И даже не потому, что еврейским юношам не давали нормально учиться в университетах. Нет. Революция началась потому, что гниющее самодержавие руками высших классов сознательно отбраковывало любую возможность модернизации общества, если это угрожало их господствующему положению. Дело дошло до того, что уже нельзя было поставить и решить ни одной задачи, не подпиливая ножки у царского трона. Либерально-буржуазные круги в конце концов решились поставить крест на династии Романовых, но скатывание государства в пропасть небытия им остановить не удалось. Именно неспособность как царского, так и временного правительств пойти на уступки народными массам предопределило революционную ситуацию как таковую. Теперь подробнее о её сути.

Во-первых, революция, ребята, это не хаос и разрушение, а созидание, но созидание в условиях уже начавшегося хаоса и разрушения. Согласитесь, задача очень сложная: скреативить что-то новое, когда тебя постоянно норовят ударить по голове, посадить на штык-нож или окунуть в замерзшую прорубь. Первые большевистские декреты «о мире» и «земле» были приняты в условиях чудовищной войны, массовых смертей на фронте и полного беспредела на селе. Партия Ленина требовала то, чему противились все правящие классы, но что было жизненно необходимо для трудового народа. По сути, либеральное Временное правительство слетело именно поэтому – они упорно не хотели остановить войну и раздать землю крестьянам. Большевики смогли это сделать. Потом была победа в гражданской национально-освободительной войне, 8-часовой рабочий день, всеобщее овладение грамотностью, детские сады и ликвидация беспризорности и т. д. Эти величайшие для того времени завоевания открыли новую веху в истории, создали плацдарм для реализации амбициозных планов по дальнейшей модернизации страны.

А теперь вопрос: чем закончился Майдан на Украине? Банальным переделом собственности между олигархическими кланами, началом латентной войны с Россией на Донбассе. Как видим, результаты прямо противоположные. В одном случае величайший прорыв в истории человечества, во втором – всё то же старое дерьмо по второму кругу.

Во-вторых, революция – это всегда демократический процесс в широком смысле этого слова. Зараза разложения старых форм и социальных институтов проникает во все клетки общественного организма, как вирус. Осознание факта неизбежных перемен становится общим для всех классов и социальных групп. Огромный массив человеческой энергии уже не расходуется на поддержание повседневного быта, а направляется на решение политических проблем, которые уже нельзя игнорировать. Всё приходит в движение: на каждом заводе рабочие вслух читают газеты революционных партий, крестьяне по-своему весело решают «земельный вопрос» – заживо жгут помещиков, интеллигенция переживает новый творческий подъём – пишут гениальные стихи и прозу.

И как закономерный итог народный вихрь сметает уже ничего не значащие глупые и архаичные политические институты – царя, Учредительное собрание, Временное правительство. И выстраивает качественно новые под свои цели и потребности. Ещё вопрос: несколько сот футбольных фанатов, на деньги Коломойского кочующих по стране, могут считаться массой, отражающей общественный интерес в социальных переменах? Огромная часть украинского общества попросту не участвовала в Майдане, продолжая зябнуть в узком обывательском мирке. Никто не спорит, что на центральной площади Киева было очень много народу, который справедливо требовал демонтажа отвратительного режима (генетически близкого к российскому), но эти выступления не были выражением потребностей всего общества, так как были ограничены лишь узкой городской прослойкой. Логично, что по горизонту своих целей и потребностей вся энергия была потрачена на смену лиц и политических декораций. Настоящая революция уничтожает олигархию как класс, а не ротирует её во власти.

В-третьих, революция – это коренной слом старых социальных отношений. В первую голову политический переворот есть последний аккорд лебединой песни старого общества. Характерно, что большевики силовое отстранение Временного правительства от власти сами называли переворотом, потому что слом государственной машины при подлинной революции есть лишь начало колоссальных преобразований, необходимость которых ковалась предшествующим историческим этапом классовой борьбы. Революция не заканчивается с решением вопроса о власти, но ставит новые задачи, в разы увеличивая пространство возможностей. Переворачивая старые отношения собственности, большевики заложили фундамент для перекройки культуры и освобождения женщин, разорвали прежний быт, сделав маленького человека хозяином своей судьбы.

Нужно обладать весьма больным воображением, чтобы утверждать, что новая киевская власть сделала что-либо подобное. Всего «революционного» пыла Майдана хватило лишь на несколько месяцев войны против своих же граждан, укрепления олигархической вертикали и подписания весьма сомнительных неолиберальных договоров с ЕС, которые гарантированно отправят экономику и социальную сферу страны в «тёплые объятия» европейских банкиров. Вряд ли стоит отдельно говорить о толпах зигующих фашистов, открытой русофобии и зоологическом антикоммунизме. С таким багажом можно построить лишь вторую депрессивную Албанию, постоянно разрываемую на части крупными соседними государствами.