Женщина и карьера

Договоримся о терминах

Изнывая от любопытства, я провела небольшой лингвистический эксперимент среди знакомых девушек, попросив их назвать первые пять слов, которые приходят в голову при упоминании о бизнесвумен. Опрашиваемые все как одна мечтательно возводили глаза к потолку и с блаженной улыбкой называли в первую очередь «деньги», «машину» и «квартиру». Во вторую очередь, принимаясь фантазировать, они припоминали красную помаду, каблуки и юбки-карандаш. Описание профессии заканчивалось на внешних проявлениях и атрибутах, не доходя до сути. Впрочем, бизнесмены недалеко ушли, отличившись феерическим «пузом» в одной из реакций. То ли квартирный вопрос испортил не только москвичей, но и жителей других городов, то ли действительно «успех» непременно связан с богатством и только с ним. Сущность деятельности бизнесвумен так и осталась загадкой, зато прояснилось, что современное общество перемалывает под себя и мужчин, и женщин в одинаковой степени. Но совершенно разными путями.

Толерантность – это сила во зло или во благо?

Что теряется за концептом «силы и независимости», так это суть. Женщины точно так же страдают от любимой в либеральном обществе толерантности, как и нацменьшинства и просто любые меньшинства. Толерантность означает, что ты терпишь присутствие человека рядом с собой и, соответственно, все его привычки. Толерантность вовсе не означает, что ты признаешь человека равным себе. Но – самое важное – толерантность не означает, что ты оцениваешь человека по его заслугам, какие бы они ни были. То есть толерантность – как терпимость – как раз закрепляет гендерную и расовую рознь. Вместо того, чтобы человека воспринимать независимо от его врожденных качеств, будь он хороший или плохой (что не менее важно), эти качества намертво приклеиваются к человеку, но с ними необходимо смириться. Отсюда странные перекосы в повсеместно вводимой системе квотирования, которая проникает не только в политику, но и в научную среду. Так, одна ученая при подаче на иностранный грант выяснила, что в проекте должно быть не менее 50% женщин. В России никто об этом не задумывался, потому что больше были заняты качеством работы. Однако неверно выбранный коллектив мог лишить дотации в остальном хорошую работу.

Эмансипация женщин происходит извращенными способами и чаще только закрепляет дискриминацию. Например, один американский знакомый честно признался, что хочет русскую жену, потому что американки слишком «независимые», а среди русских можно найти «домашнюю». То есть такую, которая не будет бегать по работе, а будет тихо и мирно стряпать дома пирог и усаживать детей за мультики. Несчастный американец был бы готов цитировать Рождественского и просить суженую быть послабее, будь он знаком с его лирикой. Сильная и независимая женщина – вот язвительное название для женщин, которые слабее быть не согласны и поэтому обречены на одиночество. Неумение найти компромисс - так это называется. Ведь нужно достойно принять шкуру, брошенную к ногам, а после этого приготовить добытое мужем мясо.

Страсти по науке

Тем не менее, как раз наука очень сильно страдает от гендерного неравенства, и если проанализировать проблему комплексно, становится очевидным, что проблемы в первую очередь касаются жизни, а не сознания. В исследовании, касающемся соискателей ученой степени кандидата и доктора наук, а также ученого звания профессора, наблюдается четкая зависимость, которую можно выразить просто: чем больше степень, тем меньше женщин. И действительно, процент мужчин среди кандидатов наук регистрирует приемлемые 56,7%, тогда как докторов наук уже на порядок больше – 80,2% и еще больше профессоров – 83,7%. В английском языке это явление называется «протекающий трубопровод» (the leaking pipeline) Почему такая разница? Здесь как раз и вступают закономерности капитализма. Дело в том, что в России женщины, как правило, заводят первого ребенка до 30 лет (средний возраст защиты кандидатской диссертации – 35 лет). Полноценно заниматься наукой и при этом воспитывать ребенка, особенно в первые три года, практически невозможно. Нанимать няню на современный оклад университетского преподавателя – это явление из области фантастики. «Выпасть» из научной жизни означает потерять очень много времени, и восстановиться на том же интеллектуальном уровне значительно сложнее, чем поступить на первый курс спустя несколько лет. Поэтому приходится выбирать – посвящать себя науке или, высчитав возраст наивысшей фертильности, затолкать красный диплом подальше. Иначе наука становится женской причудой, прихотью, которую вкупе с ребенком должен оплачивать богатый муж.

В том же исследовании показано распределение женщин и мужчин по разным наукам. Перевес среди женщин наблюдается, как и следовало предполагать, в гуманитарных дисциплинах с внезапно затесавшейся фармацевтикой. Это говорит о разных вещах и во многом – о том, как сами женщины относятся к себе. Согласно исследованию, те испытуемые, которым заранее внушалось отличие от остальных и тот факт, что от них ничего не ожидают, потому что они женщины, получали худшие результаты, чем те, которые не имели никакой моральной подоплеки. В общем и целом, женщины убеждены, что технические специальности – это для мужчин, поэтому женщинам при всем желании там нечего ловить. Это подкрепляется тем фактом, что и в процессе работы и научной деятельности женщины оказываются отброшены в тыл. Согласно международному исследованию, если мужчина-ученый получил международную награду, он вряд ли станет набирать женщин в свою лабораторию. Еще более плачевна ситуация с Нобелевскими лауреатами: только у 10% женщин научным руководителем был Нобелевский лауреат.

Так или иначе, женщина, которая предпочла науку или прочие карьерные стремления построению семьи, всю оставшуюся жизнь натыкается на косые взгляды коллег или других знакомых. Бизнесвумен в данном случае не спасают ни квартира, ни машина: метафизические 40 кошек дружной колонной шествуют за ней, куда бы она ни направилась.

Женщина и семья

Жизнь и судьба семейной женщины становится ясна, если проанализировать положение дел в разных странах в зависимости от объективных предпосылок. Поскольку в капиталистическом обществе главная цель семьи – воспитать новое поколение работников, фактически – заменить стершийся механизм, то и отношение к семье будет сугубо прагматичным. Лицемерное мурло ханжеской морали окружает биологическую функцию воспроизводства розовым флером и ставит ее на первое место. Плодитесь и размножайтесь – пока есть кому работать и потреблять, общество процветает. И чем сильнее вглядываешься в лицо традиционным ценностям, тем отвратительнее становится. Похвалы большой и дружной семье соседствуют с недоступными квартирами, в которых живут несколько поколений, и очередями в детские сады. Оды беременным женщинам сопровождаются данными о детской смертности и смертности рожениц.

Более того, чем меньше у человека шансов добиться успеха в этой жизни (и под успехом понимается не третья машина на подземной парковке, а самореализация, творческий труд), тем больше он распыляется о важности собственной ячейки, о сыновьях и деревьях. А шансы человека на самореализацию напрямую зависят от того, насколько развиты экономические отношения в его стране и какое положение занимает страна в мировой системе. В технически развитых странах права рабочих, как правило, защищены долгой работой и тяжелой борьбой за эти права в свое время.

Взаимосвязь традиционных ценностей и экономического положения страны прослеживается на примере США. США занимает первое место как по количеству научных исследований, так и по индексу цитирования. На данный момент, при всей возможной критике этой системы, США является наиболее технологически развитой страной. При этом деконструкция семейных отношений в США достигает максимума – менее половины детей рождаются в традиционной семье. Стоит понимать, что США в этом плане – страна контрастов, поэтому оголтелый фундаментализм (и, соответственно, традиционные ценности) сочетаются с крайней эмансипацией (и, соответственно, совершенно иными приоритетами). Американцы могут позволить себе и то, и другое, однако ни реального значения семьи, ни понимания человеческой сущности за этими абстрактными категориями не найти. Они только потому и могут существовать вместе, что представляют собой две стороны одной медали, и имя ей – капитализм, хоть и развитый.

В России, как и в других странах периферийного капитализма, рабочий, как правило, не может реализоваться в выбранном виде труда. Поэтому единственное, что остается, – это реализовываться в семье. Больше всего это отражается как раз на женщинах как на наименее социально защищенной касте. Восхищение семьей принимает гипертрофированные виды особенно у тех девушек, кому не удалось добиться успеха. Вылетела из университета? Забеременела на третьем курсе? Съешьте – зато у меня есть любимый сынуля. Причем даже родители и друзья, которые изначально были не рады нежданному отпрыску, начинают восторженно кудахтать и распространять волны своей внезапной гордости на всех, кто не удостоился такого счастья. Особенно на более успешных в профессиональном плане.

Кризис приносит перемены и закрепляет уже существующие явления. Люди «консервируются» в рамках семьи, потому что боятся рвать отношения и один на один вступать в бой с ценами, инфляцией и налогами. При этом среднее количество детей уменьшается, потому что в нынешних условиях люди банально не могут прокормить большое семейство. Уже по данным на 2015 г. индекс неудовлетворенности материальным положением семьи составляет -25, большое количество людей не уверены в своем будущем.

Женщина и сопротивление

Большая часть современных протестных движений, которые защищают права меньшинств, только укрепляют уверенность населения в том, что эти меньшинства недостойны защиты. Вместо того, чтобы доказывать, что человек не сводится ни к функции, ни к полу, ни к ориентации, протестанты наоборот выпячивают одну черту и носятся с ней. Таким образом, они дискриминируют сами себя: вместо человека перед их публикой предстает Гей с большой буквы или Женщина, которая лучше мужчин. Подобные протесты играют на руку буржуазии, поэтому за принципом «разделяй» - что и происходит в результате – неизменно приходит «властвуй». Более того, неприятные для других моменты (ряженые на ЛГБТ-акциях, движение бодипозитива), которые преподносятся как самый смак, дают оружие традиционалистам. Матери инструктируют детей, что геи – это женоподобные манерные эфебы, а феминистки – распухшие волосатые бабищи, только и желающие вылить на кого-либо свою желчь, вызванную неудовлетворенностью в личной жизни. На фоне такого консерватизм, например, Марин Ле Пен предстает движением здравого смысла и привлекает новых адептов.

Дикий современный феминизм не имеет ничего общего со своим родоначальником. Даже более – он скорее препятствует действительному решению проблем, поскольку, увлекаясь частными вопросами, вычерпывает  воду из тонущей лодки ложечкой. Они нацеливаются на вопросы лингвистического характера, пытаясь навязать языку правила его развития (родитель №1 и родитель №2), они унижают мужчин, проповедуя матриархат, они выступают за квотирование вместо того, чтобы реформировать всю систему общественных отношений. Все, что они ни делают, все мимо.

Работницы, которые действительно борются за равные права с мужчинами, сталкиваются с противоречием: с одной стороны, материнство их первое и единственное призвание, главная функция. С другой – на работе они испытывают стыд за материнство, потому что подводят коллектив своим уходом в декрет или заботой о ребенке. Профессиональная деятельность, как было показано на примере научной, воспринимается сугубо как временная – до тех пор, пока женщина не родит. А вот когда она вернется на свое рабочее место и вернется ли – может и вовсе от нее не зависеть. На женщине висит двойной груз вины: за материнство и за амбиции. При этом неравенство и эксплуатация ничуть не меньше распространяются на женщин – и даже больше, благодаря разнице в зарплатах.

Но хуже всего те, кто борются с борцами. Мещанское сознание, зазомбированное клеветнической пропагандой, ослабленное ежедневным профессиональным и домашним трудом, привитое против борьбы, впитавшее пассивность. Миллионы женщин – «глупых, отупевших, аполитичных, <…> возящихся, хорошо думающих и неправильно действующих, бьющих своих детей» - миллионы, которые застыли в своей бездеятельности, которые сдались в плен своей «единственной» животной функции, миллионы, которые забыли, что они люди. Эти женщины цементируют отчуждение, уже пропитавшее современное общество. Эти женщины утягивают на дно мужчин и своих детей, оплетая и их сетями своего мещанства. Они стерильны до тех пор, пока защищают укромный уголок своего семейного счастья.

И те и другие шутят про борщ – для одних это язвительная шуточка про то, чего у них никогда не будет, для других – суровая реальность жизни и уклад по Домострою. В шутке столько правды, что она уже не шутка, а горькая действительность. И если протест еще можно обернуть шуточками, то сопротивление – это вовсе не игрушки. Сопротивление – это когда вчерашняя домохозяйка находит в себе не женщину, а человека, такого же, как все ее братья и сестры, каждому из которых тоже нашлось бы, о чем пошутить.