Могла ли сталинская экономическая модель сохраняться неизменной несмотря на смерть Сталина? Что на самом деле привело к реформам 1950-х годов? И что отличает научную гипотезу от балабольства? Об этом рассуждает в своем новом материале-ответе на критику паблика «Научный марксизм» экономист Алексей Сафронов.
Ответ «научным» марксистам
Я вот живу себе спокойно и не знаю, что меня, оказывается, уже месяц назад беспощадно раскритиковала и уничтожила очередная левая микро-группа, о которой я никогда не слышал.
Можно было бы просто ничего не отвечать, но в многочисленности групп, использующих похожие аргументы, я вижу определенную общественную тенденцию, а игнорировать общественные тенденции уже нехорошо. Другими словами, «Наука марксизм» - одна из многих групп, которая повторяет широко распространенную схему «изменения в СССР после Сталина вызваны предательством рабочего класса советской верхушкой». И я считаю важным ответить не им лично, а всем приверженцам этой схемы.
В этом тексте будет 3 части:
- Почему я считаю критику «Науки Марксизм» неубедительной;
- Прояснение моей позиции насчет роли личности в (советской) истории;
- Мои соображения о причинах подобной критики.
Почему я считаю критику «Науки Марксизм» неубедительной
«Наука Марксизм» представляет собственную версию произошедшего после смерти Сталина, которая сводится к контрреволюционному перевороту, который совершили «Микоян, Хрущев, Брежнев, Косыгин и тысячи других буржуа…».
Вопрос о том, с чего это советский премьер вдруг стал буржуа, авторы решают сначала ссылкой на Сталина, который указывал, что классовая борьба в колхозах не заканчивается с ликвидацией кулачества, а затем на Маркса, который в «18 брюмера Луи Бонапарта» писал: «…Не следует думать, что все представители демократии — лавочники или поклонники лавочников. По своему образованию и индивидуальному положению они могут быть далеки от них, как небо от земли. Представителями мелкого буржуа делает их то обстоятельство, что их мысль не в состоянии преступить тех границ, которых не преступает жизнь мелких буржуа, и потому теоретически они приходят к тем же самым задачам и решениям, к которым мелкого буржуа приводит практически его материальный интерес и его общественное положение. Таково и вообще отношение между политическими и литературными представителями класса и тем классом, который они представляют».
Уцепившись за эту цитату, «Наука Марксизм» расширяет её таким образом, что представитель любого класса по имущественному положению может быть представителем любого класса политически.
Если посмотреть контекст цитаты, то Маркс писал о депутатах от социал-демократической партии во французском парламенте, что депутат, избранный мелкими лавочниками, не обязательно сам должен быть мелким лавочником, достаточно, что они его выбрали и он продвигает их политическую платформу.
А «Наука Марксизм» сваливается в тот самый идеализм, который якобы критикует, обосновывая классовую борьбу в СССР через 35 лет после революции сначала цитатой Сталина, а потом заявлением, что какое у человека мышление – к тому классу он и относится.
А почему это у данного человека такое мышление? – А на этот вопрос «Наука Марксизм» ответа не дает. Ну просто вот такие упорные контрреволюционеры, уже второе поколение при социализме выросло, уже в обществе процент тех, кто царя помнит, стремится к нулю – а зловредное мелкобуржуазное мышление всё никак не выветривается.
Но главный вопрос – а каков критерий мелкобуржуазного мышления, если мы говорим об СССР в 1953 году? И на этот вопрос «Наука Марксизм» не отвечает ничего. Т.е. контрреволюционером может быть вообще кто угодно, потому что нет никаких признаков контрреволюционера. «Наука Марксизм» к астралу подключится и скажет вам, кто труЪ, а кто не труЪ.
Собственно, вот вам и высшее знание, не требующее доказательств: «Сталин был коммунистом, а Хрущев — мелким буржуа. И эти понятия не носят сами по себе позитивный или негативный характер, это научные понятия, отражающие сущность данных людей». Это ещё одна цитата из текста этих странных называющих себя марксистами людей.
Предпосылки смены экономической модели, по «Науке Марксизм», выглядят так:
«Поскольку в СССР сохранялся бюрократический характер государственного аппарата, то рабочий класс развивал всяческие формы контроля над этим аппаратом — это происходило до начала Великой Отечественной войны. Внутри самой партии в 1939 г. были ликвидированы производственно-отраслевые отделы… реформа привела к ликвидации непосредственного контроля над советско-хозяйственными органами со стороны аппарата ЦК ВКП(б). Коммунистическая партия проводила именно такую линию. В силу этого мы можем говорить о том, что коммунистическая партия действительно была передовой, сознательной частью рабочего класса, выражала его интересы, преследовала пролетарские цели и задачи».
После Великой Отечественной войны было вообще не до механизмов пролетарского контроля, а качество партийных кадров упало из-за военных потерь.
И к моменту смерти Сталина:
1) Государство не имеет в качестве руководящей силы организацию передовых и сознательных рабочих.
2) Государство не контролируется «снизу» массой рабочих никак.
3) Для той части общества, которая преследует буржуазные цели и задачи появляется возможность заполучить контроль над государством.
«И этот конфликт выразился в отстранении пролетариата от власти, в превращении права пролетариата на власть в фикцию. …»
Про латентных буржуа без отличительных признаков поговорили выше, теперь посмотрим, как «Наука марксизм» обосновывает тезис, что до войны развивался рабочий контроль и коммунистическая партия действительно была передовой. А никак. Вообще. Сказали и дальше пошли.
А как обосновывается тезис, что право пролетариата до 1953 года не было фикцией, а после 1953 года стало? А тоже никак.
Нам нарисовали исключительно умозрительную схему. Если сказать, что Хрущев просто был инопланетянином – степень убедительности будет точно такой же.
Если обобщить мои контрдоводы, то гипотезу о буржуазном перерождении верхушки и предательстве ей интересов рабочего класса рассматривать можно, как любую другую гипотезу. Но как любую гипотезу её надо доказывать. А для этого показать:
- Каковы отличительные признаки мелкобуржуазности (или крупнобуржуазности) применительно к ситуации в СССР в 1953 году?
- В чем причины воспроизводства мелкобуржуазного сознания в советском обществе?
- Если мелкобуржуазное сознание связано с местом в системе общественного производства, отношением к средствам производства и ролью в общественном разделении труда (см. ленинское определение классов), то что за место в системе воспроизводства рождало мелкобуржуазное сознание применительно к ситуации в СССР в 1953 году?
- Каковы политические требования мелкой (крупной) буржуазии применительно к ситуации в СССР в 1953 году?
- Как можно измерить возможности рабочего класса по «контролю снизу» за партийным и советским аппаратом в разные годы?
- В чем конкретно заключались интересы рабочего класса в 1950-е годы, как можно измерить, насколько компартия эти интересы выражала?
- По каким критериям можно определить, что до определенного момента в СССР власть пролетариата была реальной, а после стала номинальной?
- Наконец, победа политической линии (на контрреволюцию) подразумевает, что какая-то другая линия проиграла, что вообще была политическая борьба за линию. Кто выражал истинно пролетарскую линию в Кремле, с кем боролись контрреволюционеры?
Без ответов на эти вопросы вышеизложенная схема, повторюсь, имеет не больше обоснованности, чем гипотеза, что Хрущев был инопланетянином.
Предлагаю уважаемым читателям каждый раз, когда они читают очередную Филиппку про контрреволюционный переворот и предательство интересов рабочего класса, сравнивать её с этим списком вопросов, и если ответов в тексте нет – с чистой совестью слать таких недомарксистов подальше.
Прояснение моей позиции насчет роли личности в (советской) истории
«Наука Марксизм» обвинила меня в непоследовательности: что я, иронизируя над теми, кто сводит причины изменения экономической модели СССР в 1950-е годы к «предательству Хрущева», на деле сам свожу всё к персоналиям. В доказательство они приводят мою фразу, что сталинскую систему стали разбирать сразу после смерти вождя, а значит, в их интерпретации моих слов, только на вожде она и держалась.
Метафизика работает в категориях или-или: или только личность, или только общественные условия, и горе-марксисты из «Науки Марксизм» пытаются затащить меня в эту схему.
Диалектика работает с противоречиями как движущей силой изменений, показывая, что в любом явлении заложены ростки его будущих преобразований, которые только должны развиться. В этом смысле диалектика вполне допускает, что личность руководителя имеет значение, несмотря на то, что руководитель действует в объективных обстоятельствах.
То, что десталинизацию начали проводить Берия с Маленковым, курс «лицом к деревне» объявил Маленков, передача полномочий вниз по управленческой лестнице началась почти сразу после смерти Сталина, а потом все эти инициативы перехватил Хрущев (также, как он подхватил чужую идею о кукурузе как корме скоту), говорит не о том, что «они все были заодно т.к. были контрреволюционерами», а ровно о противоположном. Что были объективный общественный запрос, и они все пытались этот запрос отработать. Хрущев обыграл этот запрос лучше других т.к. показал себя более искусным политиком.
В любое время в любом обществе есть люди с любыми идеями. Но политическими лидерами становятся именно те, у кого личные идеи совпадают с запросами общественной группы, которая может этого человека вознести. Кто-то говорит в резонанс с толпой, и его голос усиливается этим резонансом, а кто-то невпопад, и его не слышно.
То, что стареющий политический лидер перестает реагировать на общественный запрос – это скорее правило, чем исключение. Но если изменения начинаются после смены власти, это не значит, что предыдущая модель держалась на одном человеке. Это значит, что когда-то она соответствовала потребностям текущего момента, а потом стала всё больше устаревать.
Попробую обобщить предпосылки изменения сталинской модели. Список не полный и предварительный, но давно необходимый.
1) СССР в довоенные годы реализовывал модель догоняющей индустриализации и готовился к войне. Это означало, что цели развития, в том числе научно-технического, можно было задавать относительно просто: подглядывать за более развитыми в экономическом отношении странами и слушать запросы военных. В 1950-е годы СССР по ряду направлений науки и техники выходит на передовые рубежи в мире, что совпадает с появлением целых новых отраслей (химическая промышленность, микроэлектроника, ядерные технологии и т.д. и т.п.). Волевым усилием задавать цели развития, как делал, например, товарищ Сталин, устанавливая ориентиры четвертого пятилетнего плана (50 миллионов тонн чугуна, до 60 миллионов тонн стали, до 500 миллионов тонн угля, до 60 миллионов тонн нефти) становилось всё труднее. Нужно было расширять круг лиц, формирующих экономическую политику, находить способы принятия решений, что развивать, когда ответ уже был неочевиден;
2) Индустриальный рывок СССР в первую пятилетку базировался на трансфере передовых технологий, которые оплачивались преимущественно сырьем (лес, сельскохозяйственная продукция и т.п.) Система колхозов гарантировала выполнение экспортных планов (на этапе первой пятилетки), снабжение городов продовольствием через «первую заповедь колхозника» - обязательные поставки государству по фиксированным ценам, а также через натуральную оплату услуг МТС, да вдобавок обеспечивала стройки социализма притоком рабочих, которые из колхозов бежали и были готовы работать и жить практически в любых условиях. Однако колхозникам, несмотря на все технические инновации типа тракторов и удобрений, работа в общественном хозяйстве по-прежнему была менее выгодна, чем на своём приусадебном участке, проявлением чего стало установление государством обязательного минимума трудодней и регулярные ограничения приусадебных участков. Подробнее проблемы сельского хозяйства я рассматривал в полемике с Борисом Юлиным. В 1952 году, производства мяса на душу населения было на 14% меньше, чем в 1928 году: в 1928 ели в среднем 32,6 кг. в год, а в 1952 только 28 кг. По мере того, как в сельском хозяйстве становилось всё меньше и меньше занятых (благодаря урбанизации и индустриализации), требовалось внедрять в нём всё более передовые методы труда. Делать это без экономической мотивации было всё сложнее.
3) В промышленности при Сталине была выстроена крайне жёсткая система стимулирования, заточенная под высокие темпы роста. Она базировалась на напряженных (сознательно несбалансированных) планах, охватывающих ограниченный круг основных промышленных изделий. Это создавало конфликт между плановиками и исполнителями: первые должны были отпускать меньше ресурсов и заставлять исполнителей меньшим объемом ресурсов выполнять план, вторые старались выбить себе больше ресурсов и тем самым облегчить жизнь. В свою очередь это требовало развитый контрольный аппарат у Госплана и у всех хозяйственных министерств, чтобы бороться с враньем исполнителей и «вскрывать резервы». Чем более сложной становилась структура экономики, тем больше управленцев требовалось, тем выше была нагрузка на центральный аппарат. В ноябре 1941 г. на политбюро обсуждали план развозки навоза. В проекте постановления о режиме труда и отдыха руководящих работников, которое готовилось в апреле 1947 года, говорилось: ««Анализ данных о состоянии здоровья руководящих кадров, партии и правительства показал, что у ряда лиц, даже сравнительно молодого возраста, обнаружены серьезные заболевания сердца, кровеносных сосудов и нервной системы со значительным снижением трудоспособности. Одной из причин указанных заболеваний является напряженная работа не только днем, но и ночью, а нередко даже и в праздничные дни». Через год в записке Лечебно-санитарного управления Кремля сообщалось, что 22 министра страдают от переутомления, один от нервного истощения, трое больны язвой. К 1954 г. в народном хозяйстве страны работало 45 миллионов человек, из них административно-управленческий персонал составлял 6,5 миллионов человек. Другими словами, на каждые 7 работников приходился один управленец. В рамках действующей системы конфликт был неустраним.
4) Товарищ Сталин сам лично «сорвал резьбу» той системе, которую выстроил. Если до войны можно было «перевыполнить план и спать спокойно», то в четвертую пятилетку возобладал подход «никакой темп не является достаточным». Когда выяснилось, что промышленность перевыполнила планы 1946 и 1947 годов, это стало поводом повысить план на 1948 год. Теперь невозможно было выполнить пятилетку в три года, а оставшиеся два ничего не делать. Министерства моментально усвоили новые правила игры, план 1953 года был выполнен ровно на 101 процент – чтобы не получить повышенных заданий. Подробнее об этом я рассказывал в ролике про совнархозы.
5) Нежелание новой войны и появление ядерного оружия привело к курсу на «мирное экономическое соревнование с капитализмом», которое должно было выражаться в достижении более высокого уровня жизни. Расширение номенклатуры производимых потребительских товаров требовало либо ещё большей нагрузки на центральные плановые органы, либо опять-таки децентрализации системы.
Подытоживая, децентрализация системы управления требовалась для сокращения числа административных работников, снижения нагрузки на центральные органы и более полного учета достижений науки и техники. Однако снижение степени централизации принимаемых решений при неизменности остальных компонентов системы привело бы к росту оппортунистического поведения исполнителей. Поэтому требовалось найти систему мотивации, которая бы стимулировала колхозников и коллективы предприятий самостоятельно принимать напряженные планы, а не оптимизировать спущенные сверху напряженные планы.
Мои соображения о причинах подобной критики
Критика со стороны «Науки Марксизм» бездоказательна, но пост с критикой увидело 7,5 тыс человек, а полный текст открыло всего 485 человек. Прочитало целиком, думаю, ещё меньше. Но группа успела настрочить разоблачения на меня, Комолова, Рудого, «Союз марксистов» и может кого ещё. К сожалению, пропаганда именно так и работает: главное набросить, основная масса прочитает «Сафронов не прав» и вглубь не полезет.
Сначала я решил, что «Наука Марксизм» просто поддерживает СВО и критикует тех, кто имеет другую позицию, но представители группы оперативно указали, что это не так. Приношу им свои извинения, что неправильно понял пост о гибели на СВО одного из членов редакции.
Дэвид Гребер в эссе о марксизме, анархизме и университетах писал: «Трудно представить, как стратегия систематического искажения аргументов других ученых может способствовать реальному развитию человеческого знания. Это удобно лишь в том случае, если человек видит себя участником битвы, а его единственной целью является победа». И заявлял, что такой стиль характерен и для марксистов, и для научной среды – в противовес стилю дискуссии анархистов. Различие базируется не на политических, а на онтологических, мировоззренческих предпосылках.
Поскольку самое простое объяснение оказалось неверным, вопрос о политических мотивах выбранной линии поведения «Науки марксизм», что если не согласен с оппонентом, надо первым делом его «переиграть и уничтожить», остается открытым. Возможно, в этом и нет никакой политической тактики, а лишь представление, что таким образом они несут истину и добро.