«Он очень уважал память своего брата», – писал Александр Сергеевич Пушкин о своем преподавателе французской словесности в Царскосельском лицее Давыде Ивановиче Будри. Имя и отчество профессора были русифицированными вариантами французских имен Давид и Жан, а Будри – это название городка в Швейцарии, где он появился на свет. Почему же учитель Пушкина взял псевдоним? Дело в том, что его настоящая фамилия вызывала у всех дворян и монархов того времени страх и жгучую ненависть, их корежило от нее, как чёрта от ладана. Давыд Иванович был родным братом Жана-Поля Марата.

Будущий великий революционер родился в том же городке Будри 24 мая 1743 года. Его отец, Жан, занимался рисованием и черчением, а также преподавал иностранные языки. Своим трудом он кормил большую семью: после первенца Жана-Поля у него родились еще три сына и две дочери. Отец Марата смог дать своим детям хорошее образование и воспитание, а его мать привила детям чувство справедливости и способность к состраданию.

Уже в шестнадцать лет юный Жан-Поль покинул родительский дом и начал самостоятельную жизнь. Он отправился в город Бордо, где два года прослужил воспитателем детей в семье богатого судовладельца Нерака. Бордо в те годы был динамично развивавшимся портовым городом, воротами Франции в Атлантический океан, и разительно отличался от сонной швейцарской провинции. Проживавшие здесь судовладельцы, хозяева верфей, торговцы колониальными товарами и рабами ворочали огромными капиталами и срывали баснословные куши. Тут молодой Марат впервые встретил и получил возможность хорошо изучить представителей крупной буржуазии. Кстати, Бордо – столица департамента Жиронда, и по любопытной прихоти судьбы столкновение с Жирондой стало главным событием на завершающем этапе жизни Марата.

В 1762 году Марат переехал в Париж, где в течение трех лет изучал медицину, физику и философские науки, а в 1765 году, в возрасте двадцати двух лет, пересек Ла-Манш и поселился в Англии, где провел следующие одиннадцать лет. Там он начал карьеру врача и ветеринара, достигнув на этом поприще немалых успехов. Гуманист с юных лет, Марат считал, что один из лучших способов служения людям – это избавление их от страданий, вызванных болезнями. Об успехах, достигнутых им в своей профессии, красноречиво говорит тот факт, что ему, иностранцу, в 1775 году Эдинбургский университет присудил высшую ученую степень — доктора медицины.

Марата интересовали не только болезни, поражающие человеческое тело, но и общественные недуги, от которых страдают целые народы. Человек с широким кругозором, он был знаком с трудами многих энциклопедистов, из которых ближе всех Марату был  Жан-Жак Руссо. В «Общественном договоре» Руссо утверждал, что революции могут быть столь же благодетельными для народов, как кризис для исцеления больного. В Англии буржуазная революция произошла в середине XVII века, за сто с лишним лет до приезда Марата, и молодой ученый не мог не заметить ее результаты. Парламент, суд, печать и оппозиционные политические деятели здесь имели такую степень самостоятельности, которая для Франции Людовика XV с ее универсальным бесправием и ничем не ограниченным произволом абсолютистской власти казалась неосуществимой мечтой.

На основе трудов просветителей и своих собственных впечатлений Марат написал работу «Цепи рабства», которую анонимно опубликовал в Лондоне в 1774 году. В этом политическом произведении молодой писатель рассуждает о гибельной для блага народов деспотической государственной власти, способной выковать «цепи рабства», действуя насилием, обманом и подкупом. Отчасти Марат повторяет идеи своих прославленных предшественников, но также в книге присутствует и смелое новаторство. Мыслители Просвещения говорили в основном о противоречиях между интересами третьего сословия и двух привилегированных (дворянства и духовенства), Марат же во главу угла ставил конфликт между богатыми и бедными. Приближаясь к пониманию роли классов и классовой борьбы в историческом развитии общества, Maрат подошел также к пониманию классовой природы государства. «Становясь господами слабых, сильные в известной мере становятся и господами государства», — писал он. Сочинение Марата замечательно еще и тем, что оно является одним из первых в политической литературе восемнадцатого века, в котором дана острая критика пороков нового, капиталистического строя в ту пору, когда он только рождался.

«Жажда золота иссушает все сердца, и они замыкаются для сострадания, не внемлют голосу дружбы, кровные узы порываются, люди томятся лишь по богатству и способны продать все, вплоть до человечества».

Не являются ли эти слова, написанные 250 лет назад, злободневными и сегодня?

Еще одним достоинством «Цепей рабства» является, наконец, призыв народа к вооруженной борьбе против своих угнетателей. В своей книге Марат рассуждает о том, как люди должны действовать, чтобы восстание произошло успешно и предостерегает их от возможных ошибок. Он стал первым автором восемнадцатого столетия, который ставил конкретно практические задачи революции.

И революция приближалась, но до нее оставалось еще более десяти лет. В конце 1776 года Марат возвращается в Париж, а в 1779 становится личным врачом брата короля графа Д’Артуа. Он продолжает лечить людей и ставить научные опыты, а его имя как ученого уже известно всей Европе. В 1783 году даже ведутся переговоры о приглашении Марата президентом Мадридской Академии наук, но это назначение не состоялось из-за козней Парижской Академии. У вспыльчивого Марата однажды произошел конфликт с придворными ретроградами, и с тех пор они старались всюду вставлять ему палки в колеса.

В предреволюционные годы Марат обладает высоким положением в обществе, он получает хорошие доходы и занимается любимым делом, которому посвятил всю жизнь. Некоторые биографы пишут даже о его романах в высших сферах Парижа. Ученый уже не молод, сорок шесть лет – возраст, который плохо подходит для радикальных перемен в жизни. Но вот в мае 1789 года Людовик XVI созывает Генеральные штаты, вот депутаты провозглашают себя Учредительным собранием, вот рушится Бастилия. Марат, чувствуя, что вокруг происходит смена эпох и совершаются события мирового масштаба, резко и безжалостно порывает с привычными занятиями, он жертвует своим достатком, комфортом и научными трудами ради того, чтобы с головой уйти в дело построения нового общества и новой жизни.

Во второй половине 1789 года, после падения абсолютизма и установления конституционной монархии, Франция пережила настоящий издательский бум. Начали выходить сотни журналов, газет, брошюр и листовок. Большинство из них после появления нескольких номеров кануло в Лету, другие же стали печататься огромными тиражами, принося своим авторам славу и немалый доход. В эту конкуренцию за умы, сердца и кошельки читателей включился и Жан-Поль Марат, начавший издавать газету «Друг народа». Такое название газеты вскоре стало и вторым именем ее единственного автора.

После созыва Национального собрания в обществе царило благодушное настроение, народу казалось, что теперь, когда он получил своих представителей во власти, все начнет меняться к лучшему. Но Марат, хорошо знавший нравы правящего класса, смотрел на сложившуюся ситуацию скептически и призывал сограждан к бдительности. И уже очень скоро развитие событий подтвердило правоту Друга народа. Королевский двор, и особенно «австриячка» Мария-Антуанетта, не могли смириться с потерей даже части своей власти и мечтали разделаться с непокорными парижанами. В сентябре 1789 года в королевской резиденции в Версале начали собираться верные трону военные части, их офицеры участвовали в роскошных пирах, где произносились контрреволюционные речи. В это же время в Париже нарастали проблемы с продовольствием, инспирированные роялистами. Аристократы рассчитывали с помощью голода и террора покончить с революцией. Но народ упредил их, отправившись 5 октября в многотысячный поход на Версаль. Он расстроил планы двора и вынудил на следующий день королевскую семью переехать в Париж. Вместе с королем в столице временно появился и хлеб. Наибольший, если не решающий вклад в организацию этого похода внес Марат, который изо всех сил бил в набат в своей газете и активно выступал на революционных собраниях в Якобинском клубе и клубе Кордельеров.

Правящий класс на этот раз потерпел поражение, но извлек из него урок и очень быстро принял ответные меры. 6 октября Людовик XVI в окружении толпы прибыл в столицу, а уже 14 октября Учредительное собрание приняло так называемый «военный закон». Согласно ему, в случае «опасности для общественного спокойствия» всякие «сборища» становились «преступными».  Городские власти получили право отправлять против них войска и расстреливать непокорных, а зачинщики подлежали смертной казни.

Марат следил не только за королевским двором. После падения Бастилии на политическом небосклоне во Франции засияло много новых имен. Самыми громкими из них стали имена Неккера, Лафайета и Мирабо, эти люди оказались настоящими кумирами всей нации. Они произносили зажигательные речи, высказывали самые глубокие мысли, демонстрировали самую трогательную любовь к народу и заботу о нем. И всем им Марат с первых же дней объявил бескомпромиссную и беспощадную войну.

Неккер был банкиром из Женевы, сколотившим огромное состояние на всевозможных спекуляциях. Последние годы перед революцией он с перерывами занимал должность министра финансов, извлекая из этого огромную выгоду для себя и, по сути, держал в руках нити управления королевством. Маркиз Лафайет, «герой обоих полушарий», являлся участником войны за независимость Соединенных Штатов, где в возрасте двадцати лет получил чин генерала. Во Франции после штурма Бастилии он стал командующим национальной гвардией. Мирабо происходил из аристократической семьи и был одаренным писателем и оратором, но прожил бурную жизнь скитальца и авантюриста, полную взлетов, падений, подвигов, романтических историй и тюремных заключений.

Этих людей и многих им подобных Марат на страницах «Друга народа» изобличал в двурушничестве, интригах, коррупции, готовности проливать народную кровь и стремлении задушить революцию. Такие господа, потеснив на вершине власти аристократов, получили высокие посты, славу и большие деньги, и уже не хотели ничего менять. Поразительной выглядит способность Марата видеть их насквозь: почти все выдвинутые им обвинения подтвердились, а прогнозы сбылись. Так, например, он разгадал Мирабо, продавшегося двору, и предвидел предательство Лафайета во время войны. Кто-то объясняет это необыкновенно острым «революционным чутьем» Марата, другие же биографы указывают на открытость Друга народа для соотечественников. Выслушивая десятки и сотни жалоб простых парижан, он, похоже, по крупицам собирал нужную ему информацию, а затем, благодаря выдающимся аналитическим способностям и таланту детектива, составлял картину происходящего и разгадывал замыслы противника.

Неудивительно, что Марат быстро и в большом количестве нажил себе богатых и могущественных врагов, которые клеветали на него, пытались подкупить, преследовали как по закону, так и в обход него. Сам Друг народа пишет, что по его следу не раз шли наемные убийцы, и, пожалуй, ему можно доверять. В январе 1790 года, после обличений Неккера, власть организовала целую войсковую операцию для ареста Марата. Несколько сотен солдат оцепили квартал, где жил журналист, но ему все же удалось скрыться от преследователей. С первых же месяцев революции Марату пришлось уйти в подполье, причем зачастую в самом прямом, жутком смысле слова. Ему доводилось прятаться в подвалах и холодных хозяйственных постройках, спать на сырой земле, утолять голод черствой коркой хлеба и запивать ее затхлой водой. Такие лишения подорвали здоровье бесстрашного журналиста, но ничто не могло заставить его замолчать, каким-то чудом «Друг народа» продолжал выходить достаточно регулярно. И благодаря своему творчеству и неутомимой борьбе за счастье и свободу людей, Марат обрел славу, доверие и любовь многих тысяч своих соотечественников, готовых оказать ему посильную помощь.

Летом 1791 года исполнялось два года со дня взятия Бастилии. Хотя официальная пропаганда все это время говорила о единстве нации, о мудром и заботливом монархе, на самом деле «добрый король» чувствовал себя в Тюильри словно в заключении и мечтал сбежать за границу, чтобы потом с помощью других держав подавить революцию. 21 июня королевской семье удалось улизнуть из Парижа и почти добраться до границы, но почтовый служащий Друэ узнал Людовика XVI и организовал его арест в городе Варенн. Здесь, похоже, снова свою роль сыграл Марат, который заранее предупреждал сограждан о планах двора и призывал их быть бдительными. Парижане восприняли попытку бегства как предательство, и когда конвоируемая карета короля появилась на улицах столицы, толпы народа встретили ее гробовым молчанием.

Национальному собранию было невыгодно начинать процесс против Людовика XVI, поэтому депутаты объявили о «похищении» короля, тем самым сняв с него всякую ответственность. Возмущенные до глубины души, жители Парижа составили петицию о низложении монарха, и 17 июля 1791 года тысячи горожан собрались на Марсовом поле, чтобы подписать ее. Тогда-то власти города и воспользовались «военным законом», посланные к месту собрания войска расстреляли безоружную толпу. Жертвами расправы, которую организовали Лафайет и мэр города Байи, стали сотни парижан. Расстрел на Марсовом поле можно назвать в своем роде «Кровавым воскресеньем» Людовика XVI, но при этом он выглядит чуть менее гнусно и подло, чем настоящее «Кровавое воскресенье». Французский король расстреливал людей, которые стремились лишить его трона, а русский царь – тех, кто хотел попросить его о помощи.

Эта трагедия нанесла жестокий удар по народному движению  –  его вожди были вынуждены эмигрировать или замолчать. Кроме того, через два месяца была принята конституция 1791 года, разделившая граждан на «активных» и «пассивных» по имущественному цензу. Только «активные» граждане, составлявшие 15-20% самых богатых, обладали правом голоса. Марату и его единомышленникам казалось, что все идеалы времен штурма Бастилии преданы, а революция растоптана. Иного мнения придерживались дворяне-эмигранты и королевский двор, они считали, что ее еще только предстоит задушить.

За два года революции Францию покинуло множество аристократов, и эти люди, осевшие вдоль ее границ, жаждали реванша. Вдобавок к этому правящий класс соседних держав тоже был недоволен происходящим в Париже, и в конце 1791 года Австрия и Пруссия начали подготовку к вторжению. Людовику XVI все это было только на руку, он рассчитывал на помощь своих августейших собратьев, и поэтому королевский двор стал пропагандировать необходимость войны. Французский народ, искренне возмущенный кознями и угрозами эмигрантов, в свою очередь был готов вступить в схватку с врагами.

Неудивительно, что вскоре появилась партия, которая уловила эти настроения и постаралась воспользоваться ими. Ее штаб-квартира находилась в салоне особы по имени Манон Ролан, а вождем стал Жак-Пьер Бриссо, по иронии судьбы некогда бывший горячим поклонником Марата. Эта партия состояла из богатых буржуа и связанных с ними юристов, многие из которых были уроженцами департамента Жиронда. Под этим именем она и вошла в историю.

Жирондисты сразу же начали активно призывать к войне, тем самым заслужив и милость короля, и любовь народа. На волне своей популярности в марте 1792 года они были приглашены Людовиком XVI в правительство. Эти хитрые, но недальновидные дельцы рассчитывали поживиться на захваченных территориях, используя свое положение министров. Для Марата все их планы и интриги были как на ладони, и он немедленно разоблачал их. Друг народа понимал, что война выгодна королю и страна не готова к ней. Вместе с другими якобинцами он, как мог, противился началу столкновения, но голоса разума тонули в шапкозакидательском гуле.

Война началась 20 апреля 1792 года, и очень быстро французская армия стала отступать и терпеть очень подозрительные поражения. Дело заключалось в том, что среди генералов было много предателей-роялистов, которые всеми силами способствовали продвижению противника к Парижу. Тюильри ликовал, народ же испытывал недоумение, ярость и отчаяние. Якобинцы во главе с Маратом, Робеспьером и Дантоном указывали на то, что измена гнездится рядом, в королевской резиденции, и в сложившейся критической ситуации парижане уже гораздо внимательнее слушали революционных вождей. Началась подготовка восстания, в которой Друг народа принял самое деятельное участие. В результате штурма Тюильри 10 августа Людовик XVI был арестован. Тысячелетняя французская монархия пала.

21 сентября 1792 года началась новая эпоха в истории Франции, а возможно, и всего мира. В этот день состоялось первое заседание Конвента, в выборах 750 депутатов которого участвовали все взрослые мужчины страны без каких-либо имущественных ограничений. Монархия объявлялась уничтоженной и была провозглашена Французская республика. Несмотря на то, что Жиронда была тесно связана с ненавистным народу королем, она оставалась популярной в провинции, и от нее прошло более полутора сотен депутатов. Якобинцев в Конвенте оказалось немногим меньше сотни, они разместились на верхних скамьях в зале, и поэтому их стали называть также партией Горы или монтаньярами. Большинство же составили депутаты без четких убеждений и твердой позиции, прозванные впоследствии «болотом».

В жизни Марата тоже произошли большие перемены. Как человек, избранный в Конвент, он получил депутатскую неприкосновенность. То есть после трех лет, полных преследований и лишений, Друг народа, наконец, получил возможность легально вести политическую борьбу и издавать свою газету.

Но в эти торжественные дни молодая республика подвергалась смертельной опасности. Армии Австрии и Пруссии еще не были отброшены от Парижа на безопасное расстояние, внутри Франции действовало роялистское подполье. Марат считал, что все партии должны объединить усилия ради защиты страны и готов был встать плечом к плечу со своими бывшими противниками. «Все на защиту буржуазного отечества от аристократов и феодализма!» – с таким лозунгом Друг народа, пожалуй, вполне мог бы согласиться. Но его враги рассудили иначе. Уже на пятый день существования Конвента жирондисты произвели яростную атаку на Марата, добиваясь его ареста, но потерпели неудачу. Стало ясно, что мир невозможен.

Камнем преткновения Горы и Жиронды в ближайшие несколько месяцев стала судьба Людовика XVI. Богатые буржуа опасались, что нищий народ, добившись политического равенства, поставит вопрос о равенстве в распределении жизненных благ и доходов. В этом смысле Марат был первостепенной угрозой для крупных капиталистов. В своих трудах он не раз говорил о том, что право на жизнь и общественная безопасность важнее права частной собственности. Из этого следовало, что у богачей можно и нужно изъять излишки для того, чтобы потратить их на помощь неимущим и нужды государства. Жирондисты стремились сохранить жизнь Людовику, рассчитывая с его помощью защитить свои кошельки. Якобинцы, идеи которых во многом совпадали с настроениями народа, были против. После продолжительных и ожесточенных споров 16 января 1793 года состоялось голосование в Конвенте, где 387 человек проголосовало за смертную казнь, 334 – против. 21 января бывший король окончил жизнь на гильотине.

Позиции Жиронды пошатнулись после процесса Людовика XVI, но лидерство в Конвенте и власть по-прежнему принадлежали этой партии. Однако Бриссо и другие «государственные люди», как язвительно прозвал их Марат, совершали один промах за другим. В марте вспыхнул мятеж в Вандее, потом случилась измена обласканного жирондистами генерала Дюмурье, которую предвидел Друг народа. Люди, чьей главной целью была нажива, оказались неспособны решать проблемы страны во время острого кризиса, что, в общем, неудивительно.

Список врагов отечества, по мнению Марата, возглавляли роялисты,  стремящиеся восстановить монархию, и спекулянты, наживающиеся на народных бедствиях. Друг народа, говоря о них, не выбирал выражения и прямолинейно требовал казнить сотни и даже тысячи подобных преступников. Такие призывы звучат жутковато, и до сих пор дают повод называть Марата кровожадным маньяком. С другой стороны, нашим соотечественникам сегодня день ото дня становится все легче понимать, почему такие слова Друга народа не вызвали у читателей ужас и возмущение, а приносили их автору славу и любовь сограждан.

Марат беспощадно критиковал Жиронду в своих статьях, вызывая ярость оппонентов. Клике Бриссо было необходимо любыми средствами заставить замолчать опасного журналиста. 5 апреля жирондисты всеми правдами и неправдами протащили через Конвент декрет о предании Марата суду, но неуловимый Друг народа успел скрыться. Ослепленные яростью, враги Марата не задумывались о том, что, лишая депутата неприкосновенности, они создают опасный для них самих прецедент.

Заседание суда происходило 24 апреля 1793 года, ровно за месяц до 50-летия Друга народа. В этот день десятки тысяч парижан запрудили все улицы вокруг здания суда. Марат сам, без принуждения, явился на процесс и блестяще опроверг все выдвинутые против него обвинения. После вынесения оправдательного приговора раздался шквал аплодисментов, постепенно охвативший все прилегающие кварталы. Благодарные читатели и восторженные поклонники увенчали голову Друга народа венком, затем толпа усадила его в увитое гирляндами из цветов кресло и на руках понесла к зданию Конвента. Это был подлинный триумф.

В борьбе Марата с Жирондой наступил перелом. Престиж и авторитет Друга народа поднялись на недосягаемую высоту, а вместе с ним и партия якобинцев получила преимущество. Его, однако, оказалось недостаточно, чтобы нанести жирондистам поражение парламентскими методами. Тщетно Робеспьер 31 мая требовал в Конвенте обвинительного декрета против вожаков Жиронды. К счастью, у Марата был наготове свой вариант противодействия клеветникам, интриганам и предателям.

Про штурм Бастилии слышал любой мало-мальски образованный человек, про взятие Тюильри люди знают гораздо меньше, а события первых дней июня 1793 года и вовсе неизвестны широкой аудитории, хотя их значимость ничуть не меньше. 

14 июля 1789 года во Франции пал абсолютизм.

10 августа 1792 года была уничтожена монархия.

2 июня 1793 года в результате восстания была свергнута власть крупного капитала, после чего началось становление диктатуры якобинцев – демократической мелкобуржуазной партии. И сигнал к началу этого восстания, лично ударив в набат, подал Друг народа.

Около двадцати жирондистов по итогам восстания были изгнаны из Конвента и заключены под домашний арест, откуда, впрочем, легко бежали и начали контрреволюционную деятельность в провинции. Марат же слег в постель, поскольку был тяжело болен последние полгода, а борьба с Жирондой отняла у него последние силы. Теплая вода облегчала его страдания, поэтому он работал дома сидя в ванне и редко появлялся в Конвенте.

При этом Друг народа продолжал принимать посетителей, совершенно не заботясь о своей безопасности. Это стоило ему жизни. 25-летняя Шарлотта Корде, фанатично доверявшая пропаганде жирондистов, решила спасти страну от «кровожадного чудовища». 13 июля 1793 года она добилась встречи с Маратом и нанесла ему в грудь смертельный удар ножом. На следующий день исполнялось четыре года со дня взятия Бастилии, но вместо праздника вся страна погрузилась в глубокий траур.

В течение следующего года большинство врагов Марата и виновников его смерти тоже погибли, понеся заслуженную кару.  Потом случился Термидорианский переворот, означавший по сути поражение революции и постепенную реставрацию старых порядков. После него сотни продажных писак в интересах дворян и буржуа обвиняли Марата во всевозможных преступлениях, приписывали ему мыслимые и немыслимые пороки, и так продолжалось в течение многих десятилетий. Но ветер истории развеял всю эту ложь и клевету, и сейчас Жан-Поль Марат предстает перед нами бесстрашным и неподкупным другом не только французского народа, но и всего человечества.