Вместо введения

Признайся честно, читатель! Последние годы у тебя возникало ощущение, что ты в живешь в мире, которого не знаешь? Одно потрясение следует за другим. Журналисты и политики на постсоветском пространстве призывают к насилию (например, здесь и здесь и еще много где). В уважаемых отечественных изданиях фактически обосновывают этноцид на соседних территорий (смотри текст Сергейцева «Что нужно сделать с Украиной» на сайте РИА «Новости»). То, что еще десять лет назад казалось дикостью и варварством — массовые политические преследования, расправы с «предателями», в том числе публичные — с помощью кувалды, угрозы ядерным оружием, — сейчас находит отклик у немалого числа сограждан.

Такое чувство, что мы все оказались участниками какого-то масштабного психологического опыта. Что-то вроде эксперимента «Третьей волны». Знаешь, о таком? В апреле 1967 года американский учитель Рон Джонс решил показать своим ученикам, как жилось в тоталитарном Третьем Рейхе. И стал внедрять идеи избранности и общности, жесткие дисциплинарные практики и ритуалы, систему доносительства и поиска врагов.

Фото из класса, где проводился эксперимент «Третьей волны»

Эксперимент продлился пять дней и для некоторых закончился нервным срывом. Нет, не потому что подросткам было сложно принять правила игры, а потому что они оказались ложными. Участников поставили перед фактом: вы стали жертвой манипуляции. Нет в вас никакой избранности, нет ни коллективизма, ни врагов, угрожающих выстроенной системе. Только технология. И весьма паршивая, воспроизводящая худшие политические практики XX века. Больно, но признайтесь, вы вели себя как фашисты.

Конечно, всерьез применять термин фашизм или нацизм после Второй мировой сложно. Эксперимент «Третьей волны» — одно из немногих исключений, когда манипулятор, использующий инструментарий Третьего рейха, разоблачил себя сам. Только нужно уточнить, что доносительство, культ силы и подавление инакомыслящих характерны не только для фашистских режимов. Это в целом черты авторитарных и тоталитарных режимов.

Обычно с манипуляторами обстоит все как раз наоборот. Они используют ярлык «фашизм» ко всем кроме себя. Получается пестрая палитра из фашизмов, которой можно окрасить весь мир. Российская пропаганда называет Украину нацистской, Киев обвиняет в фашизме путинский режим, консерваторы обзывают фашистским движение ЛГБТ (признанное в России экстремистским), а есть еще понятие «либерального фашизма».

С другой стороны, инструментарий по обработке массового сознания, на котором держались тоталитарные режимы прошлого века, никуда не делся. Политики активно используют патернализм, веру в национальную или религиозную исключительность, страхи массы перед насилием и успешно внедряют шовинистическую идеологию. Раз так, неплохо было бы разобраться, как и для чего политики способствуют фашизации общества.

В этом тексте мы поговорим о том, как работают политические технологии на примерах, прежде всего, российского общества и левого движения. Впереди вас ждут пять глав. В первой мы рассмотрим, что такое идеология с точки зрения марксистской традиции и сделаем ряд замечаний о состоянии левой политической культуры в России. Во второй главе рассмотрим, как складывался путинский режим. Третья и четвертая будет посвящена вопросам манипуляции общественным сознанием и фашизации. Пятая — языку пропаганды и иностранным заимствованиям в этой области.

Глава I. О политике и идеологии

Власть и ложное сознание

В свое время Ленин писал, что государство — аппарат насилия в руках правящего класса. Макс Вебер уточнял, что здесь мы имеем дело с легитимным насилием, то есть таким, которое общество воспринимает как должное. Это важная деталь, поскольку редко когда власть держится только на насилии. Впридачу к кнуту идут обычно проповеди. Властям нужно убедить население, что ограничение свобод и репрессии во имя сохранения несправедливой системы — это нормально. Этого удается добиться с помощью производства идеологии.

Обычно под этим словом понимают некую систему догм, взглядов на мир или вообще конкретное политическое учение. Например, марксизм-ленинизм или либерализм. Такое определение вполне имеет право на существование, однако им не ограничивается.

Маркс трактовал идеологию гораздо сложнее, называя ее «ложным сознанием», «господствующими мыслями господствующего класса». То есть, это ни в коем случае не законченная система, а, как и любое сознание, это текучая, обманчивая реальность. Она проявляется не только в том, что вы думаете о капитализме или вашем президенте. Но и в том, что вы покупаете в магазине, с кем трахаетесь, как строите семью или как выглядите. Да, мода тоже ее часть. Идеология действует именно тогда, когда обыватель не подозревает о ее воздействии, поступая нередко в ущерб себе и своему классу.

Кадр из фильма “Стена” режиссера Алана Паркера

Места ее производства — общеобразовательные школы, армия, религия, право, масс медиа, так называемые «историческая память», «общественное мнение», «здравый смысл» и т. д. Конечная цель — утрата политической субъектности у потребителя идеологии и превращение его в инструмент по извлечению прибавочной стоимости. Будучи потребителем идеологии, индивид мыслит не свои мысли и делает выбор, совершённый давно за него, но главное — повинуется и играет по установленным правилам. Конечно, отчужденному индивиду трудно отказаться от себя. Ему нужны иллюзии, избавляющие от чувства одиночества и несостоятельности. Вот поэтому так оказываются востребованными идеи превосходства и общности с нацией, государством или партией.

Точно так же, как какая-нибудь корпорация вдалбливает своим работникам мысль о том, что горбатиться на нее, лыбиться клиентам и начальникам — это очень почетно, так и государство прививает чувство национальной исключительности своим гражданам, чтобы потом побольше из них выжать. Да, патриотизм — разновидность корпоративного этикета, с той только разницей, что твой начальник не какой-то барыга, а бюрократический аппарат, который увольняет сразу на тот свет или в тюрьму. Иногда, конечно, сокращения бывают массовыми. Потом про это в учебниках истории пишут как об издержках на производстве.

Идеология — служанка политики

После крушения Союза стало принято твердить, что в России нет никакой государственной идеологии. Кто-то видел в том беду, кто-то норму. В действительности отсутствие идеологии у режима было и остается формальным.

Обыватель склонен видеть в идеологии нечто готовое. Якобы изначально существуют некие коммунисты, националисты, либералы, которые конкурируют друг с другом и тогда возникает политика. В действительности идеология — служанка всякой политики, а не наоборот. Политика — первична. Этого не могут понять заложники высоких идей, ставящие догму теории выше практики. Левым очень хорошо знаком этот тип марксиста-буквоеда, с легкостью цитирующего тексты классиков о революции, но боящихся продемонстрировать режиму хоть какое-то сопротивление.

Идеология зарождается в политической борьбе, когда те или иные социальные группы или классы обосновывают свое право на власть, и умирает либо превращается в симулякр, как только эти общности утрачивает волю к сопротивлению. Завоеванным народам приходится перенимать религии завоевателей, оттесняя верования предков в область сказок и суеверий. Рабочий класс России пережил нечто похожее. Приняв «реставрацию» капитализма, он стал носителем совершенно диких, социал-дарвинистских стереотипов, культа успеха и шовинизма. Молодая отечественная буржуазия на первых порах корчила из себя демократов и глобалистов, но, накопив жирок и решив поиграть в глобальную политику, заделалась квасными патриотами.

Карго-коммунизм

Мы живем в такое время, когда нужно разъяснять самые простые на первый взгляд вещи. Например, что невозможно без участия в коллективных действиях добиться позитивных социальных изменений, что политика всегда сопряжена с рисками и требует жертв. Эти опасности позволяют пропагандистам навешивать ярлык провокатора на активных борцов с властями.

Многие наши коммунисты скорее грезят политикой, чем ей занимаются. Обложившись томиками Ленина, организовавшийся в марксистские кружки, они пытаются в лучшем случае симулировать формы политической работы столетней давности. И в итоге создают очередную марксистскую секту.

Их подход напоминает примитивный карго-культ. Еще полвека назад папуасы верили, что если из глины и палок соорудить что-то внешне похожее на самолет, оно взлетит. Примерно так же мыслят наши карго-коммунисты. Они полагают, что ношение красных флагов, издание рабочих газет и чтение классиков как-то должно приблизить пролетарскую революцию.

На деле карго-коммунисты просто отстраняются от политики. Оправдывают они это по-разному. Например, нежеланием связываться с буржуазными властными институтами. Хотя на деле они связаны с ними так же, как и мы все, живущие при капитализме. В то же время заподозрить наших «ортодоксальных» коммунистов в подпольной работе по подготовке вооруженного восстания тоже сложно.

Есть и другое оправдание бездействию — убежденность в научно-просчитанной грядущей революции. Мол, когда классовые противоречия накопятся, она сама собой случится. Тогда и коммунисты понадобятся, «надо только подождать».

Наукообразные верования наших дней

Идеология часто мимикрирует под науку. Играет с цифрами и фактами. Но пусть это не вводит в заблуждение. Научная теория — конкретна, имеет ограниченную сферу применения и прогностична. Идеология же — тотальна, вариативна и провиденциалиальна. Носитель идеологии верит, осознанно или нет, в предопределение. Нацист убежден, что в итоге история ведёт к победе национального духа и расы, либерал видит конец истории в триумфе экономических и политических свобод, коммунист ожидает уничтожения эксплуатации, прихода социализма.

Как уже сказано, некоторые «верования» и правда основаны на научных истинах. Например, что свободный рынок ведет к углублению неравенства, что у нормы прибыли есть тенденция к понижению. История показывает, что развитие производительных сил сопровождается глубокими социальными изменениями и революциями. Значит, мы можем прогнозировать накопление классовых противоречий в будущем и трансформацию капитализма до той поры, пока он, вероятно, не уступит место другой социально-экономической системе. Но означает ли, что все эти ожидаемые перемены предопределены? Ни в коем случае.

Как уже сказано, для позитивных перемен мало простого участия рабочего класса. Нужна привычка к сопротивлению и его институты: профсоюзы, правозащитные организации, экологические и в целом волонтерские движения и т. д. Низовые инициативы — один из ресурсов, с которыми левые должны учиться работать. Они ценны не только для мобилизации и защиты общественных интересов, но и как инструменты выработки программы перемен.

В России крупный капитал и власть делают все, чтобы заглушить низовые движения и протестные настроения и апроприировать. Именно для этого работают квази-народные организации, типа ОНФ (Общероссийского народного фронта), ФНПР (Федерации независимых профсоюзов России) и клепаются карманные левые партии.

Для того, чтобы перемены стали возможны — одной теории недостаточно. Нужна практика, нужно участие в политике и готовность к жертвам ради будущего. Активное меньшинство должно уяснить эти принципы и действовать исходя из них, чтобы переломить инерцию конформистского большинства.

Ток-шоу неучастия

Нередко политическое действие подменяется зрелищем. Именно так его воспринимает обыватель. Политика для него — череда ярких событий, на которые он не может повлиять, и образов, искусственно созданных политтехнологами. Превращаясь в потребителя этого зрелища, обывателю кажется, что он политизируется. В действительности происходит все как раз наоборот.

Эфиры российских центральных каналов заполнены политическими ток-шоу, имитирующими плюрализм патриотических мнений и противостояние «коллективному Западу». Примерно то же самое мы видим на интернет-площадках. Пучков-Гоблин на RuTube объясняет за геополитику, защищает советское наследие и называет политических активистов «малолетними дебилами». Семин на старом добром YouTube в красках расписывает, как мир скатывается в Третью мировую и издевается над акцией коалиции «Справедливый мир» или объясняет, почему левые не должны бороться с диктатором Лукашенко — ведь «это не наша свадьба».

Кадр из передачи «Вечер с Владимиром Соловьевым»

Смысл таких политических шоу — так и оставаться только шоу, зарабатывая на неудовлетворенности граждан и призывая к неучастию. Именно на это направлена вся пропагандистская машина авторитарных режимов.

Глава II. Один политтехнологический трюк, или то, что не расскажут в школе

Что такое политика

В этом тексте уже много сказано о том, чем политика не является. Пора разобраться, что это штука из себя на самом деле представляет. Макс Вебер писал, что политика это отношения по поводу захвата, удержания и применения власти. Поводов оспаривать такое определение нет. Однако оно явно требует разъяснений.

Власть это тоже отношение — между начальником и подчиненным, между господином и рабом. Согласно Веберу, она может обосновываться традицией, правовыми нормами либо харизмой (способностью личности влиять на других людей). Но мы должны учитывать, что это отношение не существует для себя, как некая самоценность. Власть — это ресурс, такой же как и капитал. При определенных обстоятельствах эти два ресурса вполне конвертируются друг в друга. Прекрасный пример — история советской номенклатуры, перешедшая в конце 80-х и 90-е годы от концентрации власти в своих руках к концентрации богатств.

Власть проявляется не просто в возможности приказывать другим, — это может делать и рядовой полицейский, — но в способности пересматривать условия существования, «менять правила игры». В этом смысле понимание политики возвращается к аристотелевскому. Древнегреческий философ определял ее как знание об наилучшем организации общества. Но мы в то же время понимаем, что «наилучшей» организации вообще не существует. Для каждой социальной группы одна своя. Соответственно и политика всегда будет выражать интерес того или иного класса или группы.

Резюмируем. В центре политики — вопрос завоевания и удержания власти и конкретных общественных перемен, отвечающих интересам тем или иных социальных групп, классов или нации (национальному капиталу). Все прочее к политике не имеет конкретного отношения. Зато к ней непосредственно относятся два вопроса. Первый. Для чего вообще нужно брать, сохранять или воздействовать на власть и в каком объеме? Ответ на него определяет задачи и стратегию действия. И второй вопрос — как в текущих условиях эту самую власть завоевать и заставить действовать? Ответ на этот вопрос формирует тактику.

Теперь расскажем, как работает политика в нашем буржуазном обществе и приведем один очень яркий пример.

Публичное и элитарное

Политический процесс в большинстве буржуазных обществ делится на две сферы — публичную и элитарную. Первую обыватель видит постоянно. Ее широко освещают СМИ и разбирают аналитики. Вторая — от него скрыта.

Публичная политика внедряет в массы нужную идеологию, формирует привлекательный образ политика, завоевывает поддержку избирателей. Элитарная — вертится вокруг взаимодействия с представителями бюрократии, крупного капитала, другими партиями. Нередко после завоевания голосов на выборах публичный политик обманывает ожидания большинства, жертвуя интересами избирателя в угоду высоких шишек или своего олигархического окружения. Обыватель спешит обвинить политика в предательстве, не всегда понимая, что это самое предательство было одним из условий его избрания.

Примеров политики обманутых обещаний множество. От Зеленского, уверявшего, что остановит войну на Донбассе, до Путина, обещавшего в свое время высокие зарплаты учителям, сдерживание роста коммунальных тарифов и много чего еще.

Нашего политика тоже нужно понять. Он, конечно, может попробовать пойти против элит, но рискует столкнуться с их саботажем: проблемами с получением важного кредита, искусственным дефицитом или даже попытками силового переворота. В таких условиях нужна мощная социальная или аппаратная база, на которую можно было бы опереться, чтобы переломить ситуацию. Но даже с ней приходится идти на компромиссы. А вот вам и один яркий пример.

Этатизм, реваншизм и никакого мошенничества

Конец 90-х. Огромные массы в России чувствуют себя обокраденными и униженными. Народного восстания против олигархической власти не случилось. Каждый из ямы безденежья и неопределенности выкарабкивается как может. Крупные профсоюзы, потерпев ряд поражений в 1991–1992 годы из-за полной неподготовленности к забастовочной борьбе (это вам не путевки бесплатные раздавать), ютятся под крылом государства. КПРФ после слитых президентских выборов 1996 года пытается безуспешно объявить Ельцину импичмент.

Народ жаждет спасителя и реванша, ждет «сильную руку». Это показывают опросы. Согласно Леваде-центру (сейчас иноагент), в топе самых популярных исторических фигур на тот момент — тиран Петр I и диктатор Сталин. Самым любимым киногероем россияне чаще всего называют разведчика Штирлица. Тут в голове ельцинской администрации возникает план.

Была идея, что президентом России должен был быть силовик. Нужен был интеллигентный силовик, потому что люди устали от журналистов, которые окружали Ельцина, — вспоминал позднее бывший кремлевский политтехнолог Глеб Павловский.

Первым кандидатом из силовиков на роль преемника был бывший директор ФСБ Сергей Степашин. Однако через некоторое время Ельцин решает его снять, вероятно посчитав того не в достаточной мере лояльным. В интервью журналу «Сноб» Степашин потом бросит, что тогдашний президент «очень ревностно относился к тем, кто пытался против него стартовать раньше времени».

Тогда на сцену выходит другой директор ФСБ — Владимир Владимирович Путин. Его на пост главного спецслужбиста протащил зять Ельцина Валентин Юмашев. До этого Путин сидел в питерской мэрии Анатолия Собчака вместе с друзьями — Дмитрием Медведевым, Алексеем Кудриным, Германом Грефом, Дмитрием Козаком. А потом — в администрации Ельцина. Тот в августе 1999 года назначает Путина председателем правительства, тем самым делая своим «преемником».

По мнению кремлевских политтехнологов, социальной базой Путина должен был стать широкий слой людей, обиженных ельцинизмом. Прежде всего те, кто был экономически и социально связан с государством — бюджетники и силовики.

Путин и Ельцин в 1999 году

Объединить их должна была «сказка». В прямом смысле слова. Приведем снова слова Глеба Павловского:

— Надо собрать, как матрешку или как детскую пирамидку, нужные электората на короткий период, буквально на момент, но так, чтобы они все вместе проголосовали за одного человека. Для этого надо построить сюжет, историю, сказку, нарратив, который будет для них для всех общим. […]

Мы знали, что это будет большинство тех, кто не представлен в нынешней системе, то есть в ельцинской. Это те, кто проиграл. Что надо строить в основном из проигравших — они должны понять, что это их последний шанс выиграть. Второго не будет. А это была довольно обширная коалиция, между прочим. С одной стороны, в нее входила армия, недовольная и бедная, нищая, коррумпированная, с коррумпированным руководством. Это было и ФСБ, которое было фактически вынесено Ельциным за рамки государства. С другой стороны, это были наукограды, институты, вся наука. Это были врачи, учителя. Вот такая парадоксальная коалиция, которую надо было собрать вокруг какого-то нарратива.

(Из книги Питера Померанцева «Это не пропаганда. Хроники мировой войны с реальностью»).

«Спаситель нации»

Восхождение «спасителя» началось с «маленькой победоносной войны». В сентябре 1999 года гремят взрывы в многоэтажках Москвы, Буйнакска и Волгодонска. В терактах обвиняют чеченских боевиков.

Путин занимается организацией контртеррористической операции. В Чечню входят российские войска. Звучит легендарная путинская фраза про «мочить в сортире», адресованная террористам. К ноябрю Грозный окружают федеральные войска. В декабре в «Независимой газете» выходит первая программная статья Путина «Россия на рубеже тысячелетий». В ней Владимир Владимирович называет главные российские ценности: патриотизм, державность, государственничество, социальную солидарность. Не хватало только самодержавия, но и оно, как понимаешь, читатель, потом прибавится.

Народ ждал «спасителя», и он его получил. Правда, главным образом на экране. 31 декабря 1999 года Путин становится и. о. президента России, а в марте следующего года получает 52,94% процентов голосов на выборах. Его главный конкурент Зюганов — 29,21%. Главная ирония путинизма в том, что он смог привлечь людей обиженных ельцинизмом, будучи проектом семьи Ельцина.

Наверное, в истории мало примеров того, чтобы настолько сильно различался публичный образ политика и его кулуарная сущность. Путин на экране в конце 90-х — воплощение «сильной руки», спаситель отечества. На деле — лоялист и приспособленец, обеспечивающий гарантии неприкосновенности Ельцина и его окружения. Первым шагом Владимира Владимировича на посту и. о. президента стало подписание соответствующего указа. Согласно нему, бывший президент не мог быть привлечен к административной и уголовной ответственности. За ним сохранялось право на служебную собственность и правительственную связь.

Одновременно компромисс был достигнут и с молодым классом российских капиталистов. Он получил четкие правила игры, гарантирующие по крайней мере в обозримом будущем неприкосновенность частной собственности. Принимаются новый «Трудовой кодекс», существенно усложняющий организацию забастовок, и «Земельный кодекс», закрепивший право частной собственности на землю. Прогрессивная шкала налогообложения заменяется плоской, что только способствовало имущественному расслоению.

Напомним, в начале 90-х минимальные доходы не облагались налогом. Люди, получавшие до 200 тысяч в год (около 7,8 млн в современных ценах), должны были государству 12% заработанного, до 400 тыс. (15,6 млн) — 20% с суммы превышения; до 600 тыс. (23,5 млн.) — 30%, а больше этой суммы — 40%. Теперь со всех «стригут» 13%.

Бойня номер раз

Для поддержания образа «спасителя» консервативная логика требует врагов для битья. В начале путинского правления это были чеченцы и олигархи. За счет «маленькой победоносной войны» с первыми он попал в кресло президента. Благодаря показательной расправе с олигархом Ходорковским, медиа-магнатами Гусинским и Березовским укрепил власть, свой рейтинг и контроль над СМИ.

Чеченские войны — черное пятно в истории современной России. С самого начала конфликт сопровождался немыслимым уровнем насилия над мирным населением — при этом с обеих сторон. Боевики брали заложников, издевались над ними и резали на камеру горло российским пленным, совершали теракты. Федералы жгли чеченские дома, устраивали фильтрационные лагеря и проводили «зачистки» — что-то среднее между массовыми обысками и карательными операциями. Один из самых страшных примеров «зачистки» — резня в поселке Новые Алды под Грозным 5 февраля 2000 года. Согласно правозащитным организациям, в ней от рук российских военных погибли от 56 до 60 мирных жителей.

Массовое захоронение чеченцев у села Комсомольское. 2000 год

Власти, как правило, закрывали глаза на такие «инциденты». Обстоятельства гибели десятков людей в Новых Алдах вообще не расследовались. Журналистам, которые говорили об ужасах чеченской бойни, затыкали рот. Принято считать, что именно чеченская тема стала причиной убийств Анны Политковской, Натальи Эстемировой, Юрия Щекочихина.

Иногда, правда, случались показательные процессы. Так было с полковником Юрием Будановым, который сам доложил начальству о своем «проступке». В 2003 году суд признал его виновным в похищении и зверском убийстве Эльзы Кунгаевой — 18-летней жительницы села Танги-Чу. Дополнительно судмедэкспертиза установила факт изнасилования девушки перед смертью. Правда, по «стыдной» статье так никого и не привлекли.

Пока шел процесс русские националисты слепили из Буданова образ героя и мученика. Мол, русский патриот пал жертвой интриг. И даже суд поначалу встал на его сторону — отпустил, признав, что тот был якобы невменяемым на момент убийства. После пересмотра дела Буданову все-таки дали 10 лет. Из них он отсидел половину и был освобожден досрочно.

Адвокатом семьи убитой Кунгаевой был Станислав Маркелов. 19 января 2009 года он был застрелен вместе с журналистской и анархистской активистской Анастасией Бабуровой в Москве на улице Пречистенке. Согласно следствию, за их гибелью стояли члены БОРН (Боевой организации русских националистов) Илья Горячев, Никита Тихонов и девушка последнего Евгения Хасис.

Но вернемся к вопросам политики. Чеченский фактор сыграл важный, а может и решающий в становлении авторитарного режима и тактики его действия. Это опора на силовой аппарат в самом широком смысле, десуверенизация регионов одновременно с окормлением местных элит, использование образа “спасителя” от терактов и катастроф в своих политических интересах. Одна из популярных конспирологических теорий прямо обвиняет ФСБ во взрывах домов в 1999 году. Якобы так спецслужбы готовили почву для прихода Путина к власти.

«Феодализация» вместо суверенизации

Поговорим подробнее о взаимоотношениях Москвы с региональными элитами. Помните ельцинский афоризм «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить»? Он был сказан во время выступления в Казани в 1990 году. Так будущий глава РФ пытался заручиться поддержкой региональной номенклатуры и националистов в борьбе за власть. Удалось это лишь отчасти. Глава Татарстана Минтимер Шаймиев и глава Башкортостана Муртаза Рахимов в августе 1991 года поначалу поддержали ГКЧП. Зато на стороне Ельцина в то время по иронии судьбы оказались будущий президент Ичкерии Джохар Дудаев и будущий террорист Шамиль Басаев. Последний даже защищал Белый дом в Москве.

Главный смысл «суверенизации» для местных элит — управление приватизационными процессами и накопление первоначального капитала. Особенно остро вопрос независимости стоял в республиках с залежами углеводородов. Логика старая: кто контролирует власть, тот контролирует собственность и финансовые потоки.

В Татарстане в 90-е сыновья местного президента Радик и Айрат Шаймиевы становятся ключевыми акционерами ТАИФа — компании, координирующей бартерные цепочки между крупнейшими предприятиями региона КамАЗом, «Татнефтью» и «Нижнекамскшиной». В Башкортостане сын президента республики Урал Рахимов становится вице-президентом холдинга «Башнефтехим», племянник жены президента Азат Курманаев — президентом «Башкредитбанка», а жена президента занимает пост в Министерстве внешних связей и торговли республики.

Первый президент Татарстана Минтимер Шаймиев и Путин

Дудаев, кстати, тоже объяснял свою борьбу за независимость нежеланием допускать Москву до чеченской нефти и нефтяной инфраструктуры. В кремле, вероятно, ожидали, что Чечня пойдет по татарстанскому сценарию и превратится в лояльную автаркию. Но в этом случае все закончилось катастрофой. Причин этому несколько: диктаторские замашки Дудаева, хаос и разгул бандитизма в республике, наконец, амбиции самого Ельцина, желающего поднять рейтинг, находящийся в это время где-то на уровне плинтуса.

«Парад суверенитетов» привел к появлению целого ряда местных князьков — губернаторов и мэров, контролирующих региональные СМИ, суды и крупную собственность. Местные автократоры научились под себя организовывать выборы, сотрудничать с криминалом, подавлять недовольных.

С приходом Путина правила, конечно, были скорректированы. Князьки со свитой принялись дружно вливаться в «Единую Россию». Сущностно выстроенная ими коррумпированная система не поменялось, но появилось важное условие — личная лояльность президенту и отказ от политики. Теперь губернаторы и мэры — это скорее наместники с чрезвычайно широкими полномочиями, чем самостоятельные фигуры.

Такая феодальная система, правда, имеет большие риски. Если региональная власть с помощью хорошо отточенного административного ресурса может добиться на выборах результата в 99% «за Путина», то почему в случае исчезновения суверена она не сможет нарисовать 100% «за отделение от России»? Вопрос риторический, конечно (и да, мы против посягательств на территориальную целостность РФ).

«Лоялистская демократия»

Что делает лоялист, когда дорывается до власти? В нашем случае — выстраивает персоналистский режим. Внешне — демократичный, с выборным парламентом, президентом и местным самоуправлением. По факту — авторитарный, с репрессиями и массовыми фальсификациями выборов. Это «лоялистская демократия». В ней вы свободны в той мере, в какой поддакиваете своему начальнику и демонстрируете готовность лобызать туфлю самому главному лоялисту. В ней нет общества. По крайней мере, для государства. Есть лишь свои и чужие. И первые заметно «равнее», чем все остальные.

Центром касты неприкосновенных в такой системе становится окружение автократора. Какие бы провалы в борьбе с терроризмом, Украиной или инфляцией не случались, она будет крепко сидеть на своих местах. Как бы патриоты ни набрасывались на главу Минобороны Шойгу, руководство ФСБ или Совбеза, скорее за решеткой окажутся сами критики, чем объект их нападок. Для режима лоялизм и личные связи выше эффективности.

Контуры такой системы начали вырисовываться еще при Ельцине. Прекрасная иллюстрация этому — история бывшего генпрокурора Юрия Скуратова. В 1998 году он занялся расследованием махинаций чиновников с ГКО (Государственными краткосрочными облигациями) из близкого круга семьи Ельцина. В числе подозреваемых ходили «младореформатор» Анатолий Чубайс, тогдашний вице-премьер Валерий Серов, бывший глава МИД Андрей Козырев и дочери Ельцина. В том же 1998 году было возбуждено еще одно дело — об отмывании денег на реставрации Московского кремля, главным фигурантом которого был Павел Бородин, тогдашний управляющий делами президента.

Человек, похожий на бывшего генерального прокурора Скуратова

Закончилось все просто. В эфире РТР показали видеокомпромат с «человеком, похожим на генерального прокурора», который предавался любовным утехам с двумя проститутками. Следом на Скуратова завели уголовку «о злоупотреблении служебными полномочиями». Генпрокурор был вынужден был уйти в отставку. Расследовал дело ставленник зятя Ельцина, тогдашний директор ФСБ Владимир Путин.

О коррупционной сущности сложившегося в 90-е годы режима задолго до покойного Алексея Навального (признанного российскими властями экстремистом) говорил на заре путинизма оппозиционный публицист Андрей Пионтковский.

— Классическая коррупция требует наличия двух контрагентов — бизнесмена и правительственного чиновника, которому бизнесмен дает взятки. Но российским олигархам (потаниным, березовским, абрамовичам) не надо было тратить время и деньги на государственных чиновников. Они сами стали либо высшими государственными деятелями, либо теневыми фигурами в президентском окружении.

Придя к власти, Владимир Владимирович принялся «бороться с олигархами». Так, по крайней мере, повествует официальная историография. Сначала силовики разобрались с миллиардером Владимиром Гусинским. Его вынудили продать канал НТВ «Газпромбанку» и убраться из страны. Следом прошлись по олигарху Борису Березовскому. Тот осенью 2000 года удумал встать в оппозицию к Путину. Его канал ОРТ (сейчас Первый канал) принялся критиковать чеченскую компанию. В итоге Березовский телекомпании лишился. 49% акций ОРТ достались более лояльному Роману Абрамовичу. После этого «мятежный» олигарх скрывался от уголовного преследования в Великобритании.

Наконец, за свой длинный язык поплатился Михаил Ходорковский. В 2003 году он неаккуратно обвинил госкорпорацию «Роснефть» в коррупционной махинации. Это, судя по всему, было воспринято как камень в огород президента. Ходорковского посадили за мошенничество и уклонение от налогов. Активы его компании «ЮКОС» в итоге прибрала «Роснефть», которую возглавил старый знакомый Путина Игорь Сечин.

Итогом «борьбы с олигархами» стал передел собственности и невиданное обогащение людей, связанных с нашим автократом и его окружением. Сейчас они занимают ключевые посты в правительстве, крупных госкорпорациях либо сами организуют подрядные компании и фирмы-прокладки. Они инсайдеры корпоративного капитализма, сочетающего элементы номенклатурного контроля и рынка с широким участием государства. Только государство здесь — инструмент обогащения ограниченного круга лиц, инструмент своеобразной ренты. Руслан Дзарасов так ее определяет:

— Инсайдерскую ренту надо отличать от предпринимательского дохода. Последний, как известно, ограничивается превышением выручки над затратами. В противоположность этому, российские крупные инсайдеры извлекают доход из контроля над финансовыми потоками предприятий. Это предполагает, что фирма может быть убыточна, но продолжает обогащать доминирующую группу.

В начале этой части мы назвали путинскую систему «лоялистской демократией». Конечно, это оксюморон. Как таковой ее существование невозможно. В прямом смысле слова — это диктатура, но особого типа. Демократия немыслима без публичного артикулирования несогласия и сильной оппозиции. В этом смысле и Советский Союз, постоянно боровшийся с уклонистами от «генеральной линии», не был демократическим. Да простят автора этих строк красные консерваторы и приверженцы демократического централизма. Как показывает история, как только этот принцип распространяется на всю страну, ничего демократического в нем не остается. Но, конечно, это тоже тема для дискуссий.

В путинской России оппозиция до 2022 года вроде как существовала. Речь, конечно, не о системных КПРФ, ЛДПР и справедливороссах, которые долгое время играли роль противников «Единой России». После введения дистанционного электронного голосования (ДЭГ) в 2020 году они это делать перестали. Какая разница, как теперь выглядеть перед избирателем, если все решит подконтрольный властям и абсолютно непрозрачный ДЭГ?

Под оппозицией здесь понимаются независимые депутаты, свободные СМИ, правые, левые и либеральные политические движения. Все то, что принято относить к гражданскому обществу и что для власти существовало в формате «пятой колонны». Для лоялизма нужен образ чужого. Слабая российская оппозиция стала тем, из чего отечественные политтехнологи активно его лепили. В ход шли раздутые «моральные» скандалы и показательные процессы — вроде того, что случился над группой «Пусси Райот», обвинения представителей оппозиции в «русофобии», связях с «коллективным Западом» и попытках сделать «цветную революцию».

Сама оппозиция постоянно ссорилась, выясняла отношения. Левые открещивались от либералов, либералы всюду искали сталинистов. Навальнисты (признаны экстремистами) объявляли себя главными по борьбе с режимом. Все вели себя так, как будто бы живут при самой обыкновенной буржуазной демократии западного типа. Смущало лишь, что один человек остается на посту президента более двух сроков. По существу же власть не менялась более 30 лет. Эта власть — диктатура корпоративного капитала, сросшегося с госаппаратом.

Глава III. Общественного мнения не существует

Инструменталистский фашизм

До февраля 2022 года политизированная часть нашего общества характеризовала путинский режим как мягкий авторитаризм. Все знали, что в стране подавляется оппозиция, порой убивают журналистов, а силовики в застенках иногда пытают людей. Но в целом, если не лезть сильно на рожон, жить в такой системе можно спокойно и даже иногда выражать несогласие.

Сейчас объем репрессий, милитаристская истерия и жестокость режима достигли такого уровня, что у многих все чаще возникает два вопроса. Живем ли мы уже при фашизме и как до этого докатились? Ответ на второй вопрос следует из предыдущей главы. Предпосылки скатывания к «открытой диктатуре» были давно. Главная из них заключается в том, что российские элиты не могут обеспечить сменяемость власти, так как сохранение текущей власти — единственная гарантия сохранения собственности и одновременно ресурс обогащения. Поддерживать же демократический спектакль в условиях обострения социальных противоречий — дело непростое. Так что рано или поздно правящий класс перестает стараться это делать.

Что касается степени фашизации в России — оценки ее разнятся. Прежде всего из-за огромного числа интерпретаций того, что такое фашизм. Классическое определение от коммуниста Георгия Димитрова гласит, это «открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала». Но, как уже замечалось, еще чаще «фашизм» употребляется как ругательство, которое может быть адресовано кому угодно.

Попробуем представить, что фашизм — это прежде всего инструмент манипулирования массами, который используется крупным капиталом для мобилизации населения и перенесения недовольства с классовых противоречий на искусственно смоделированный образ врага, как правило, всякого рода меньшинства. Ими могут быть евреи, либералы, коммунисты, гомосексуалисты, мигранты, абстрактные террористы (если что, терроризм осуждаем во всех его проявлениях) и т. д. В той или иной степени таким инструментом с разной степенью успеха пользуются все буржуазные общества, в том числе и страны центра — он угадывается, например, в трампийской риторике.

Путин и Джордж Буш

В российском случае мы тоже имеем дело с фашизацией как преднамеренной практикой. При этом применяется она теми же силами, что еще лет двадцать назад корчили из себя сторонников демократических ценностей, открытого мира, толерантности и пытались понравиться западным элитам.

Путин тогда готов был к вступлению России в НАТО и охотно шел на уступки. В 2001 году в качестве «жеста доброй воли» была закрыта военно-морская база во Вьетнаме и станция радиоэлектронного слежения на Кубе.

Прозападный дискурс преобладал в российских медиа до 2008 года вместе с тезисом о том, что Путин принес «стабильность» и «суверенную демократию», которая должна была обеспечить «материальное благосостояние, свободу и справедливость всем гражданам». Так ее цели определял тогдашний заместитель руководителя Администрации президента Владислав Сурков.

С началом экономических проблем, снижением уровня жизни и ростом аппетитов путинской буржуазии продавать „стабильность“ стало сложнее. С этого момента отечественная пропаганда стала все чаще играть на антизападных и реваншистских настроениях. Поворотной точкой, определившей дальнейший поворот к агресивной шовинистической риторике стали, конечно, болотные протесты 2011–2012 годов.

Экономическая стагнация и отсутствие социальных лифтов подтолкнули к политизации широкие городские слои. Они требовали демократизации режима. Ответом властей стало ужесточение репрессивной политики и разворачивание мощного аппарата по манипуляции общественным сознанием.

Большинство не начинает революции

Полвека назад французский социолог Пьер Бурдье, рассматривая феномен соцопросов, изрек тезис — «общественного мнения не существует». Во-первых, потому что формулированием мнений занимается не большинство, а представители властных институтов: эксперты, политики, моральные авторитеты и т. д. Соцопросы только показывают отношение к уже готовым суждениям или артикулированным проблемам.

Во-вторых, общественное мнение — инструмент легитимации политической силы. Тот, кто организует или заказывает опросы, как правило заранее заинтересован в определенном результате. Полученные данные для него — то, с чем он будет впоследствии работать: соответствующим образом интерпретировать и подгонять под политические нужды.

Кроме того, важен контекст, в котором опрос проводится. Если респондента просят ответить на «неудобный вопрос», отношение к которому уже сформулировано властью или моралью, высока вероятность, что он будет отвечать не то, что думает, или вовсе уходить от ответа.

Получается, что «общественное мнение» как минимум не то, за что себя выдает. Во многом потому, что хочет казаться силой, которая на что-то влияет и представляет волю некоего большинства. В действительности оно делает это не многим лучше, чем буржуазные выборы, на которых требуется проголосовать за одного из условных трёх мерзавцев. В то же время нельзя на этом основании думать, что соцопросы — нечто ложное. Они позволяют понять, как меняются настроения в тех или иных социальных группах, уловить запросы населения и попытаться отреагировать на них. При этом нужно помнить, что соцопросы — это не демократический, а политтехнологический инструмент.

«Общественное мнение» остается тем, к чему постоянно апеллируют политики. Либеральная оппозиция мусолит тему отношения населения к спецоперации. Прокремлевские журналисты рассказывают о небывалых рейтингах Путина. «Большинство» же только поддакивает говорящим головам из YouTube или телеящика. И Путин, и спецоперация в его повседневной жизни не присутствуют. Другое дело — повышение пенсионного возраста, которое, согласно всем соцопросам, было воспринято большинством негативно. Но и это не произвело революции или хоть как-то изменило ситуацию. Значит, надо смотреть не на «общественное мнение», а совсем в другую сторону.

Большинство не начинает революцию. Оно в нее вовлекается активным меньшинством во время глубокого социально-политического кризиса. Даже в массовых протестах, которые нередко становятся спусковым крючком переворотов и революций, участвует лишь меньшая часть общества. Но прежде этого политики накапливают мобилизационный резерв — активных сторонников, партийные отделения, ячейки, кружки. Определяют стратегию и тактику борьбы, подбирают достижимые в обозримом будущем задачи и цели, и находят ресурсы для их осуществления: человеческие и финансовые. А еще политики воспитывают своих сторонников, прививают им привычку к сопротивлению и жертвам, изобретают протестные практики.

Со всем перечисленным у российских леваков очень большие проблемы. Часть из них путает просветительскую работу с политической, замыкаясь на изучении трудов классиков. Другие строят «воздушные замки», расписывая в своих программах картину торжествующего социализма с Советами, диктатурой пролетариата, всеобщим братством народов, где, вероятно, «все будет бесплатно, все будет в кайф». И нет в их программах лишь одного — адекватного ответа на вопрос «Как?».

Третьи бьют себя в грудь, говорят о революции и мнят себя наследниками большевиков. При этом сами стараются сидеть ниже травы, подтрунивая из кустов над политическими активистами. Хотя такое поведение кардинально расходится с образом жизни и действиями их коммунистических кумиров. Революционер — человек решительный и обреченный. Он первый враг государству, которому противостоит. Он ставит свою жизнь под угрозу. Место революционера — в тюрьме, эмиграции или в подполье.

Революционеры начала XX века поднимали рабочий класс на многотысячные демонстрации, обречённые на жестокий разгон и ведущие к политическим преследованиям. Сейчас же «наследнички большевиков» с недоумением смотрят на людей, выходящих на митинги и пикеты, и, разводя руками, восклицают: «Какие провокаторы!» или «Да как же так можно подставлять людей!» или «Да ничего вы не добьетесь!» или «Это не наша борьба!» (то есть недостаточно «чистый», недостаточно пролетарский протест).

Большевики и эсеры не гнушались даже грабить банки (категорически не одобряем противозаконие), чтобы получить средства на революционную работу. «Наследнички» удивляются, как можно порядочному социалисту брать деньги за интернет-контент или зарабатывать на рекламе.

Товарищи, окститесь! Хватить болтать о революции. Вы явно не тянете на ее представителей. Ничто так не дискредитирует идею революции, как трус, громко рассуждающий о восстании во имя утопии, но боящийся палец о палец ударить, чтобы ее приблизить. Сбавьте пыл, спуститесь с небес и протрите глаза.

«Общественное мнение» в Сети

Век назад партии вербовали агитаторов и печатали газеты и листовки, чтобы донести свои идеи сначала до политизированного меньшинства, а через них до всех остальных. Приход новых медиа — радио и телевидения, не только кардинально изменил способ коммуникации, но и повлиял на восприятие мира массами. Нет поэтому ничего странного, что становление тоталитарных режимов в 30-40 годы совпадает с «золотым веком» радио. Новые технологии правящие классы использовали как пропагандистский таран.

Появление интернета на какое-то время демократизовало медийное пространство. Возникла иллюзия, что теперь свободно распространять свои идеи может каждый. Ведь всемирная Сеть — это место, где не смолкая звучит глас народа, это рупор гражданского общества.

Лет 15 назад все это, действительно, было близко к правде. В блог-платформе ЖЖ набирало популярность движение «Общество синих ведерок». Его активисты боролись с засильем чиновничьих мигалок на дорогах и выкладывали ролики с провокационными акциями в Сеть. Символом их протеста стали синие ведра на крышах авто. Навальный (признанный российской властью экстремистом) тоже свою политическую карьеру начинает в ЖЖ, тогда — в качестве русского националиста.

Акция «синих ведерок»

Как интернет-сообщество в 2010 году возникает волонтерское движение «Лиза-Алерт», занимающееся поиском пропавших людей. На сегодня оно одно из самых знаменитых в стране. Через год появляется правозащитный проект ОВД-инфо (ныне признанный иноагентом). Государство тогда еще не пыталось усиленно контролировать Сеть. После протестов 2010-11 годов картина кардинально меняется. Интернет из площадки для выражения «общественного мнения» очень быстро превратился в место его тотальной фальсификации.

В 2011 году при поддержке МВД РФ, Минкомсвязи и комитета Госдумы по вопросам семьи создается «Лига безопасного интернета». Первый председатель организации — олигарх-консерватор Константин Малофеев. Позднее на этом посту его сменит Екатерина Мизулина. В 2012 году Лигой формируется законопроект «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию», под который создается Единый реестр запрещенных сайтов.

Почти сразу становится понятно, что делается все это далеко не только для защиты неокрепших детских умов, но и, например, авторских прав или чувств обидчивой власти. Одними из первых в реестр попали Либрусек, Рутрекер и Lukomore. Первые два — популярные порталы по пиратскому распространению книг, фильмов и прочего контента. Последний — энциклопедия мемов, в том числе политического содержания.

Летом 2013 года регистрируется другая известная организация — «Агентство интернет-исследований». Ее основатель — олигарх Евгений Пригожин, построивший свою бизнес-империю за счет близости к российским элитам. Связанные с ним компании регулярно выигрывают тендеры на госзакупках и поставляют питание в столичные школы и в армию.

Путин и Буш с супругами и Пригожин

Сам Пригожин — лицо яркой судьбы. В советские времена он был дважды судим, сидел за разбой, кражу, мошенничество и «вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления». В начале 90-х вместе с отчимом торговал в Питере хот-догами, заведовал сетью супермаркетов, а в 1996 году занялся организацией банкетов и обедов для российских богатеев. В 2001 году на его ресторане-теплоходе «New Island» ужинали Путин и тогдашний президент Франции Жак Ширак. В этом же заведении российский президент праздновал свое 51-летие.

Основанное Пригожиным «Агентство» через некоторое время получит название «фабрика троллей». Оно занимается информационными кампаниями против оппозиции. Тролли строчат провластные комментарии и посты на различных интернет-ресурсах, выполняя две задачи. Во-первых, они создают иллюзию народной поддержки тех или иных действий кремля. Во-вторых, отвлекают внимание пользователей от обсуждаемой проблемы и навязывают определенную повестку. При этом работают они не только на оппозиционных ресурсах, но и на вполне лоялистских, аудиторию которых не нужно в чем-то переубеждать, разве что, направлять нужным образом.

Пригожинская «фабрика троллей» — первая в своем роде структура, получившая широкую известность. О ней много писали журналисты, ее деятельность расследовали американский спецпрокурор Роберт Мюллер, в связи с якобы вмешательством в президентские выборы США в 2016 году. Немецкое издание «Deutsche Welle» отмечало, что похожие организации работают и в других странах, в частности Украине и Польше.

Конечно, купля-продажа комментариев и реакций в соцсетях была широко распространена еще до Пригожина. В первую очередь ее осваивал бизнес, пытаясь повлиять на поисковые интернет-алгоритмы для продвижения своих продуктов. Некоторые околокремлевские организации типа движения «Наши» совершали командные набеги на платформы типа ЖЖ, оставляли столбики комментариев под публикациями и продвигали коллективными действиями нужный контент.

Сейчас имитация «общественного мнения» в Сети обрела тотальный размах. Вовсю работают ботофермы с фейковыми аккаунтами, генерирующие контент через нейросети. Интернет практически полностью контролируется государством, которое надувает для своих граждан информационные пузыри. Чужие голоса в него попадают с трудом, зато дружеские активно поддерживаются. Для этого работают Роскомнадзор, президентские гранты и «Институт развития интернета» (ИРИ). В 2023 году государство отвалило этой организации более 20 млрд рублей на продвижение патриотического контента.

Если представить российское медиапространство в виде театра, то боты и тролли составляют лишь массовку политического спектакля, фейки, вбросы и просто новости — декорации, а роль актеров играют так называемые «лидеры общественного мнения» (ЛОМы). Это бесчисленные ряды блогеров, деятелей культуры, науки, спорта и шоу-бизнеса.

Стоматологи по всему миру рекомендуют жевать «Орбит» после еды, а популярный «красный» блогер рассказывает о протестующих «малолетних дебилах» и о том, что Путин вообще-то не допустил развала страны в конце 90-х. Проблема в том, что первое всеми давно воспринимается как реклама, а второе обывателем принимается за чистую монету. Так работает пропаганда. Еще полвека назад американский пиарщик Эдвард Бернейс отмечал, «если вы можете влиять на лидеров, независимо от того, осознают они это или нет, Вы автоматически влияете на группы людей, находящихся под их влиянием». И власти стараются на них влиять: деньгами, карьерными перспективами или страхом.

Басковы, михалковы, полунины и всякие цискаридзы — входят в список доверенных лиц Путина, а пучковы становятся рупорами русского шовинизма. И вовсе не обязательно, чтобы ЛОМ придерживался какой-то определенной политической идеологии. Для любителей Советского Союза и Маркса — у властей найдутся свои «коммунисты», для радетелей о русском народе — свои правые. Некоторое время роль главного русского националиста в шутовском колпаке отыгрывал Жириновский — урожденный Эйдельштейн. Сейчас его место занял «коллективный Жириновский», который угадывается в неистовых постах зампреда Совбеза РФ Медведева и истериках журналиста Соловьева.

Глава IV. Двойники и двоемирие “левой” политики в России

Красное знамя – это сигарета

Чтобы пропаганда эффективно работала — она должна быть тотальной, то есть воздействовать на разные социальные группы и играть с различными идеологиями. Последние, как мы уже замечали, это вовсе не нечто законченное. Это не научная теория и даже не философское учение. Идеология — «ложное сознание», состоящее из поверхностных стереотипов, пестрых образов и догм, присущих тому или иному классу или социальной группе и действующих на уровне эмоций. Это проявляется далеко не только в политике, но и в создании рекламных образов.

Эдвард Бернейс с женой

Популярный пример — рекламная кампания табачной марки «Lucky Strike», проведенная Эдвардам Бернейсом в 1929 году. Одной из ее задач было преодолеть у женщин социальный запрет на курение: тогда считалось, что это сугубо мужская привычка. Для этого Бернейс решил поиграть в феминизм и сформировать образ эмансипированной женщины, одним из элементов которого будет сигарета. На Пасхальный парад в Нью Йорке он нанял модельерш, которые должны были нести факелы в виде зажженных сигарет.

Также Бернейс пригласил на мероприятие известную феминистку Руд Хейл, которая произнесла «зажигательную» речь:

— Женщины! Зажгите свой факел свободы! Боритесь с ещё одним сексистским табу!

В рамках кампании фото курящих «Lucky Strike» женщин размещали на видных местах, в журналах и газетах. Вдобавок пресса писала, что курение снимает стресс и способствует похудению. Итогом всего этого стал слом традиционных представлений о курении и женственности в американском обществе. Все это удалось сделать главным образом за счёт идеологизации предмета потребления.

Примерно так же дела обстоят с политическими персонажами и партиями. Их старательно продают обывателю, зачастую идеологизируя то, что вообще лишено какого-либо политического содержания.

Идеология не является чем-то плохим сама по себе. В одной ситуации она может быть эффективным инструментом политической мобилизации. В другой — кандалами, мешающими прогнозировать и активно действовать. Идеология отделяет своих от чужих. Вы видите красный флаг и понимаете, что, вроде как, знаменосец стоит на левых позициях. Это ассоциация срабатывает на уровне стереотипа. Хотя за этим же символом в действительности может быть скрыто что угодно.

В буржуазном обществе красное знамя, образ Че Гевары, Ленина — все та же бернейсова сигарета, рассчитанная на продажу определенной аудитории и извлечения прибыли. Потребителю кажется, что благодаря табаку он обретает свободу, но на деле зарабатывает рак легких. Он думает, что тусуясь в рядах красно-коричневых, приобщается к революции, тогда как примыкает к наиболее реакционным силам своего общества.

Вы спросите, как такое вообще возможно, как символ борьбы может стать символом реакции? Все зависит от контекста. Красное знамя в руках революционных масс в начале XX века не одно и то же что красное знамя на российских танках во время СВО или на парадах КПРФ.

Для наглядности представим, как мешалось и искажалось содержание этого символа в России на протяжении XX века в виде такой вот схемы:

Российская политика — это спектакль, в котором много миражей и персонажей-двойников. Для размытия социальной базы левых партий на протяжении последних десятилетий искусственно конструируются движения и организации. Под думские выборы в 2003 году создавалась национал-консервативная партия «Родина», активно заигрывающая с советской ностальгией. В символике организации преобладал красный цвет. Вскоре, правда, выяснится, что лидер «Родины» Дмитрий Рогозин любит тусоваться под знаменами совсем другой раскраски: он станет завсегдатаем Русских маршей и будет продвигать радикальную антимигрантскую повестку.

Дмитрий Рогозин на Русском марше

В 2006 году на свет появится еще одна системная «левая партия» — Справедливая Россия с умеренной социал-демократической программой. В администрации президента тогда носились с идеей создания «двухпартийной системы». Одна партия для нее была уже готова — это правоцентристская «Единая Россия». Вторая должна была потеснить организации «левого уклона и с сильным националистическим привкусом».

— Нет у общества «второй ноги», на которую можно переступить, когда затекла первая. В России нужна вторая крупная партия, — передает «Коммерсантъ» слова тогдашнего замглавы администрации президента Владислава Суркова.

На роль «второй ноги» метили «Справедливую Россию». Изображать лидера новых «эсеров» будет Сергей Миронов, до этого в особых симпатиях к левым движениям не замеченный, но зато отметившийся в кое-чем поважнее. В 2000 году он сидел в петербургском избирательном штабе Путина на посту замруководителя. Стать второй партией справедливороссам так и не удалось, хотя часть электората у КПРФ они все-таки увели.

Красно-консервативный поворот

И тут случился 2011 год. В России пронеслись самые массовые в отечественной истории протесты против фальсификации выборов. На время они объединили даже левых и либералов. Тогда в оппозиционную коалицию входили лидер Левого фронта Сергей Удальцов (сидел, затем исправился, поддерживал КПРФ и СВО, сейчас снова обвиняется в оправдании терроризма), Леонид Развозжаев (сидел, исправился, яростно поддерживает СВО, пока на воле), Алексей Навальный (признан в РФ экстремистом, умер в колонии), писатель Дмитрий Быков (признан в РФ иноагентом, эмигрировал), Илья Яшин (признан в РФ иноагентом, сейчас сидит по делу о фейках) и многие другие. Власть поняла, что на одном центризме далеко не уедешь и принялась клепать «патриотические» и сталинистские организации сектантского типа.

Первой выстрелило движение «Суть времени». 24 декабря 2011 года его лидер Сергей Кургинян на митинге истерично кричит:

— Нет перестройке 2.0! Нет заигрыванию либерально-кремлевских авантюристов с как бы ненавидящей их улицей, являющейся их же подельниками!

Митинг проходит на Воробьевых горах. Главная его задача — отвлечь от антипутинских протестов. На лысине Кургиняна кепка а-ля Ильич. На груди красная пятиконечная звезда. Кургинян бессвязно орет. Публичная истерика «в лучших традициях» выступлений одного австрийского художника завершается актом сожжения. Под скерцо из девятой симфонии Бетховена огню предается белая лента (символ тогдашних протестов).

Сергей Кургинян на митинге

Человек, искушенный мировой культурой, при звуках бетховенского скерцо, верно, должен вспомнить эпизод из фильма «Заводной апельсин» Стенли Кубрика. В нем подросток-садист Алекс, заслышав эту музыкальную тему, впадает в экстаз и представляет картины «старого доброго ультранасилия». Да, старик делал мрачные аллюзии еще до того, как это стало «гойдой».

Вообще-то Кургинян по образованию театральный режиссер. В перестройку он организует политический театр под названием «Экспериментальный творческий центр». Одновременно предлагает свои услуги в качестве «эксперта» по «национальному спасению России», сотрудничает с разными политическими силами. В 1996 году пишет «Письмо 13», основной посыл которого — коммунисты должны пойти на компромиссы с действующей властью и крупным капиталом, чтобы избежать чрезвычайщины. Под текстом свои подписи ставят Ходорковский, Березовский, Фридман и прочие олигархи. И этому совету Зюганов впоследствии охотно прислушивается.

В 2011 году Кургинян снова отыгрывает роль «спасителя отечества». Организаторов антипутинских митингов его сторонники обвиняют в подготовке к перевороту и стремлению вернуться в 90-е. Подкрепляется все это конспирологическими доводами в духе мифа о «двух башнях кремля», рвущими страну на части. Свою роль играет и то, что некоторые из лиц протеста имеют имиджевый бэкграунд, связанный с теми самыми 90-ми. Например, Борис Немцов, который тогда был нижегородским губернатором или Ксения Собчак, дочь первого мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака.

Вместе с Кургиняном в «антиоранжевом» движении участвуют журналист Максим Шевченко, философ Александр Дугин, Николай Стариков и Александр Проханов. В сентябре 2012 года они составят костяк консервативного «Изборского клуба».

Через пару месяцев появляется еще одна одиозная организация — Национально-освободительное движение (НОД) во главе с депутатом-единороссом Евгением Федоровым. В основе ее идеологии тоже конспирология. Нодовцы утверждают, что в 1991 году Россия впала в «колониальную зависимость от США» и теперь российская экономика и власти полностью контролируются Западом. Пытается противостоять этому Путин, считают нодовцы, но изменить ситуацию не может из-за навязанной американцами конституции. Изменить «главный закон» он тоже не может так как «на референдум этот вопрос американцы вынести пока не дадут». В общем, остается пока просто поддерживать Путина.

— У меня машина есть, все есть — это меня не касается, — говорит в интервью Федорова собеседник, отыгрывающий роль простого обывателя.

— Это пока есть. Пока Путин борется — есть, не будет бороться — все отнимут: и машину и ребенка, — вот так запросто отвечает депутат Госдумы.

Сам Федоров до Путина вполне спокойно работал на главу «колонизированной» России Ельцина. В 1996 году сидел в Политическом консультативном совете при президенте. Потом был замруководителя Совета обороны при ельцинской администрации.

Поддерживают нодовцы Путина пикетами, митингами и всякого рода провокациями — нападениями на оппозиционных политиков и медийных персон. В числе пострадавших — покойный экстремист Навальный, иноагенты Касьянов, Улицкая и другие.

Такие методы «борьбы» сторонники Федорова переносят и в другие организации. В Нижнем Новгороде нодовец Роман Зыков курирует молодежную организацию «Волонтерская рота боевого братства». С начала спецоперации она успела отметиться целым рядом патриотических флешмобов.

Активисты «Волонтерской роты» выстраивались огромной буквой Z напротив собора Александр Невского, окружали этот же храм 300-метровой георгиевской лентой «в защиту традиционных ценностей» и составляли из тел в гигантский триколор.

Флэшмоб «Волонтерской роты»

Подобные патриотические «орнаменты масс» в первый год спецоперации стали частым явлением. Многие проводились с участием детей. Выглядит это жутко не только потому, что тела, выстроенные в форме латинских букв, порождают нездоровые ассоциации. Что-то такое, кажется, уже было в 30-40 годах при некоторых европейских диктатурах. Но и помимо этого такие акции смахивают на имитацию массовых жертвоприношений. Их участники отдают свои тела, чтобы из них, как из кирпичиков, составить милитаристский символ. Очевидно, что этого же ждет корпоративный капитал от своих граждан — стать мясом для лепки «великих побед и свершений». Но продолжим дальше рассказывать про наш патриотический актив.

В июне 2022 года молодчики из «Волонтерской роты» пытались сорвать концерт лидера группы «Несчастный случай» Алексея Кортнева, устроив «стихийный митинг» неподалеку от места выступления музыканта. Как узнали местные журналисты, за участие в таких мероприятиях массовке платили по 400-500 рублей в час. И, конечно, все они проходили в условиях полного запрета протестных акций, даже пикетов.

Наконец, в 2012 году к региональным выборам в России оформляется еще одна реваншистская партия — «Коммунисты России». Внешне она — полный клон КПРФ. У них похожий логотип, а основная идеология — быть большими коммунистами, чем КПРФ. Об этом так и заявляется на их сайте: «Мы не КПРФ и не зюгановцы». Для большей убедительности авторы текста даже перечеркнули слова «КПРФ» и «Зюгановцы». По мнению «настоящих коммунистов», суть их оппонентов — «слив энергии идейных коммунистов в угоду олигархическим кланам». Какая именно энергия сливается — либидозная, тепловая или, может, кинетическая, не уточняется. Но в любом случае «Коммунисты России», конечно же, ничего сливать не будут. Естественно…

Звездным часом «настоящих коммунистов» стали президентские выборы 2018 года. В них участвовал их лидер Максим Сурайкин. Главным объектом его нападок стал кандидат от КПРФ и директор ЗАО «Совхоз имени Ленина» Павел Грудинин. Во время дебатов Сурайкин вывел в студию компромат — некую работницу «совхоза», которая стала утверждать, что Грудинин якобы «выселил ее семью из квартиры». После появления женщины, бизнесмен-коммунист ретировался. Его место заняло его доверенное лицо — журналист и блогер Максим Шевченко. Завязалась словесная перепалка. С криками «мразь, я тебе нос сломаю» пылкий Сурайкин ринулся на журналиста. Добраться до него не успел и устроил потасовку с охранниками в прямом эфире. Очевидно, что даже Ленин не был «таким молодым», как товарищ Сурайкин в тот момент.

Товарищ Сурайкин на дебатах

При обозрении последних двух десятилетий российской политики складывается удивительная картина. Пока наши коммунисты пытались создать свою партию, дочитать Ленина до последней корки, найти, куда подевался пролетариат (этому посвятил целую череду лекций историк и один из создателей проекта «Красное ТВ» Олег Двуреченский), крупный российский капитал преспокойно клепал «левые» и патриотические организации. Можно даже сказать, лучше наших левых развивал левое движение — свое левое движение, сильно идеологизированное, с набором конспирологических, реваншистских и шовинистических идей и при этом полностью находящееся вне политики, то есть борьбы за власть.

Воистину, все мы живем в разных мирах. Один — это мир «настоящих коммунистов», затерявшихся во времени, ждущих, когда, наконец, придет пора действовать. Другой — мир симуляционной политики, где искусственно созданные партии симулируют борьбу за власть. А над всем этим торжествует власть корпоративно-олигархического государства, которая обирает рабочий класс, которое отнимает у него базовые права и свободы, которое убивает, бросает в тюрьмы или просто ломает жизни неугодных.

Глава V. Американская конспирология

Российский новояз

В обществе тотальной несвободы назвать вещи своими именами уже радикальный шаг. Авторитарное государство цензурирует не только тексты, но и речевые обороты, взамен этого навязывая свой язык. Его цель — затуманить содержание слов. Искаженный бюрократическими и пропагандистскими формулировками язык из средства коммуникации превращается в инструмент умолчания и стигматизации.

Благодаря ему в нашей стране ничего не взрывается — только «хлопает». Не случается катастроф или бед, только «инциденты». Войн тоже нет — есть «специальные операции». Зато нас с недавнего времени окружают «иноагенты» и строят козни «нежелательные организации».

В гротескной форме такой способ общения был описан Оруэллом в антиутопии «1984». В нем тоталитарное государство Океания издавало словари с искаженными значениями слов. При этом объем их все время сокращался за счет удаления неудобных понятий вроде «свободы» и «революции». В нашем случае пока власти обходятся без уничтожения словарей — просто переизобретают или подменяют понятия. Теперь, например, не надо отдельно объяснять, чем плоха та или иная революция. Достаточно добавить маркёр «цветная».

Впрочем, новояз не изобретение Оруэлла. Более полувека назад власти уже активно им пользовались. В 1946 году в своем эссе «Политика и английский язык» антиутопист писал:

— Беззащитные деревни подвергаются бомбардировке с воздуха, их жители бегут в поля, скот расстреливается из пулемётов, хижины поджигаются зажигательными пулями — это называется умиротворением. Миллионы крестьян лишаются своей земли и бредут по дорогам, сохранив лишь то, что они могут унести с собой — это называется перемещением населения или исправлением границ. Людей бросают в тюрьмы без суда и держат там годами, или убивают выстрелом в затылок, или отправляют умирать от цинги на сибирских лесозаготовках — это называется устранением неблагонадёжных элементов. Именно такая фразеология необходима для того, чтобы называть вещи, не вызывая в сознании человека связанные с этими вещами образы.

Выделим принципы, на которых держится новояз. Их несколько.

Эвфемизация. В какой-то степени прием характерен для речевого поведения провинившегося школьника. Он нахулиганил, разбил окно или любимую мамину вазу и пытается расплывчато описать ситуацию. При этом стараясь, не называть то, что произошло. Примерно так же себя ведет бюрократический аппарат, когда нужно доложить об авариях, серьезных угрозах или просто плохих новостях. «Подлодка легла на грунт» — так многозначительно в 2000 году в ВМФ описали утопление «Курска». Согласно авторам интернет-проекта «Минута в минуту», это был вообще один из первых примеров эвфемизации катастрофы в России. Сейчас такая практика приобрела систематический характер.

Нередко политики употребляют эвфемизмы при описании ситуации в отечественной экономике или социалке. «Рубль показал отрицательный рост» — говорят, когда надо доложить об обесценивании отечественной валюты. «Оптимизация медицинских сотрудников» — когда надо рассказать о сокращении врачей и медсестер.

Очень часто эвфемизмами сыпят, когда нужно замаскировать бездействие, особенно в правоохранительных органах. Полиция «принимает меры», а в кремле «реагируют». Отдельные персоны умудряются даже за счет таких оборотов повышать свою медийность. Например, глава СК Александр Бастрыкин. Достаточно вбить его фамилию в поисковике вместе со словом «лично отреагировал», как система выдаст десятки новостных статей.

«Бастрыгин отреагировал на нападение на губернатора Мурманской области»; «Бастрыкин отреагировал на массовую драку мигрантов в Казани»; «Бастрыкин отреагировал на осквернение могил бойцов СВО во Владикавказе»; «Бастрыкин отреагировал на скандальный перенос бывшего Каширинского рынка в пригород Челябинска» и т. д.

Стигматизация. Обычно под этим термином понимается «навешивание ярлыков», наделение отдельных идентичностей набором стереотипов, чаще всего негативных. Например, когда под «укронацистами» или «чеченскими террористами» подразумевают не отдельных преступников или радикалов, а народы, что создает предпосылки к ограничению их в правах и насильственной политике.

Нередко стигматизация сочетается с фигурами умолчания. Под предлогом «борьбы с терроризмом» вводятся военные контингенты в исламские регионы планеты, как это было после терактов 11 сентября 2001 в США или взрывов многоэтажек в Москве, Волгодонске и Буйнакске в 1999 году. Понятие «война с наркотиками» при Никсоне и Рейгане становится обозначением полицейского насилия в черных гетто американских городов.

В более глубоком понимании стигматизация — инструмент социального конструирования. В общественном мнении не просто стереотипизируются уже существующие идентичности, а создаются новые. Так за последние десять лет появилась новая категория «иностранные агенты» с уже оформленным правовым статусом, предполагающим множество ограничений. Иноагентам запрещено участвовать в выборах, преподавать, зарабатывать на рекламе. Все их материалы должны помечаться определенным образом, провоцируя негативные ассоциации с «недружественными странами».

Изобретение симулякров. «Культурный марксизм», «культура отмены», «повесточка», «политкорректность» — все эти понятия широко распространены у нас в публицистике, в том числе левой. Их активно употребляют СМИ и российские власти, притом преимущественно в антизападном ключе. Здесь снова должен сказать свое слово бог иронии. Ведь пришел этот набор понятий в нашу речь благодаря американским консерваторам, защищающих «исконные» западные ценности.

В конце 90-х в «загнивающих» США в среде наиболее отмороженных правых распространяется конспирологическая теория, популярно объясняющая падение нравов в «западной цивилизации», то есть атеизма, разврата и роста разводов. Виной всему «культурные марксисты», пробравшиеся в разные эшелоны американской власти и мутящие воду через всякого рода феминисток, ЛГБТ (признано в РФ экстремистским движением), экоактивистов и черных. Они насаждают обществу «политкорректность», продвигают в фильмах свою «повесточку», растлевая благочестивые христианские души американцев и американок, и «отменяют» неугодных.

Удивляет, конечно, не весь этот конспирологический бред, а то, что российское информационное пространство стало полем для распространения его лексики. Мы имеем дело с понятиями, которые обозначают весьма далекие от реальности вещи. При том употребляют эти слова в качестве пугалок для доверчивой публики, которая вряд ли будет разбирать их генеалогию. Да, в любом обществе есть практики общественного осуждения и бойкота, во многих народах принято толерантно относится к более слабым и уязвимым социальным группам. Человечеству подобные социальные инструменты были известны десятки тысяч лет, и только недавно консерваторы догадались, что здесь что-то не то. Возможно, паранойя?

«Русское поле экспериментов» для американских консерваторов

Теория заговора «культурных марксистов» имеет нацистские корни. Еще в 20-е годы в Веймарской Германии ходил термин «Kulturbolschewismus» (Культурный большевизм). Относился он преимущественно к авангардистским течениям в искусстве того времени как одном из симптомов «духовного упадка» Запада. Нацисты связывали его с «жидобольшевиским» заговором. Употребляет это понятие и Адольф Гитлер в своей «Майн Кампф». Придя к власти, нацисты объявят современное искусство «дегенеративным». Работы Георга Гросса, Макса Эрнста, Отто Дикса, Василия Кандинского и Марка Шагала и многих других художников окажутся изъяты из музеев и художественных галерей. 20 марта 1939 года во дворе управления пожарной службы Берлина нацисты устроят костер, на котором сожгут более 5000 произведений.

В США отправной точкой теории заговора «культурных марксистов» станет эссе Майкла Минничино «Новый темный век: Франкфуртская школа и „Политическая корректность“», написанное в 1992 году. Автор обвинял в подрыве западной христианской культуры философа еврейского происхождения Герберта Маркузе, афроамериканку Анджелу Дэвис и Франкфуртскую школу марксизма, состоящую из типов вроде Теодора Адорно, Вальтера Беньямина, Эриха Фромма, Дьердя Лукича (между прочим, тоже евреев). Это они продвигали авангардизм в искусстве, феминизм и половую свободу в семейных отношениях и прочие мерзости типа мультикультурализма и ЛГБТ (запрещенное в РФ движение), чем сильно подпортили Америку, отмечал Минничино.

Другой американский правый публицист Пат Бьюкенен, в прошлом спичрайтер президента Никсона, наклепал в 2002 году отдельную книгу о заговоре «культурных марксистов». Называется она «Смерть Запада». В ней он обвиняет в упадке нравов безответственное поколение бэби-бумеров, поддавшееся левацким идеям и устроившее в 60-е «молодежную революцию», и мигрантов: они замещают белое население США и поддерживают потом поддерживают всяких там неомарксистов, участвующих в «дехристианизации Америки».

— Это непреложная закономерность, — сокрушается Бьюкенен в своей книге, — лишите народ веры — и он перестанет воспроизводить себя, а на освободившиеся территории придут иностранные солдаты или иммигранты. Дехристианизируя Америку, культурная революция нашла контрацептив, такой же эффективный, как пилюли доктора Рока (первые противозачаточные таблетки — прим. автора).

Судя по всему, у нас в России тоже пытаются улучшить демографию за счет религии и ограничения контрацептивных средств. В некоторых регионах уже запретили аборты в частных клиниках, а пару лет назад количество храмов в стране обогнало количество школ. Но пока решается вопрос рождаемости не очень. В 2023 году она опустилась на уровень 1999 года, согласно данным отечественного Соцфонда.

Пат Бьюкенен

Но для нас Бьюкенен и похожие на него консерваторы интересны не бредовыми идеями, а тем, что они с огромными симпатиями смотрят на Путина. Бьюкенен даже оправдывает спецоперацию на Украине. В статье «Путин нас предупреждал» объясняет вынужденность этого шага. Мол, российский президент не хотел воевать с американцами, угроза чего возникает в случае продвижения НАТО на восток, поэтому принял решение воевать с украинцами.

— Путин — русский националист, патриот, традиционалист, а также холодный и безжалостный реалист, который стремится сохранить Россию как великую и уважаемую державу, какой она прежде была и может стать снова, — восторженно пишет бывший советник Никсона про российского президента.

Можно со всей уверенностью сказать, что эти чувства ультраправых к Путину взаимны. В 2024 году российский президент охотно дал двухчасовое интервью консервативному журналисту, трамписту Такеру Карлсону, в котором откровенно говорил, что «Россия добровольно и инициативно пошла на развал Советского Союза», ожидая, «что это будет понято как предложение к сотрудничеству и союзничеству». Упоминал Путин и о «традиционных ценностях» — еще одном симулякре российской идеологии. Он свободен от конкретного содержания, ведь традиции многонационального российского общества весьма разные, как и ценности. Зато этим и подобными понятиями можно сколько угодно манипулировать, оправдывая всякого рода ограничения.

Запрет абортов, ЛГБТ (признано в РФ экстремистским движением), негативное отношение к феминизму, настороженное — к актуальному искусству — все это пытаются оправдать борьбой за «традиционные ценности». Но, по правде, складывается впечатление, что речь идет о совсем другой борьбе — за симпатии американских консерваторов. Ну что же. Да здравствует оклахомизация России, товарищи! С недавних пор уже и с судами Линча.