В: Как вы попали в левое движение и почему заинтересовались курдским вопросом?

П: С самого детства меня привлекали идеи солидарности и равноправия. Во время прочтения левой литературы я пришел к выводу о схожести этих идей. Не бывает солидарности и равноправия без политических действий. Еще в раннем возрасте, примерно с 11 лет я начал читать левые брошюрки в Интернете, в основном анархистские. В какой-то момент наткнулся на идеи Махно и Кропоткина, которые в значительной мере повлияли на мое становление. Я стал анархистом и антифашистом. По мере взросления, мои воззрения долго не менялись ввиду замкнутости круга общения. В Грузии очень мало людей с левыми взглядами. Далее я начал знакомиться с представителями других национальностей, не граждан Грузии. В основном, они были русскими, турками и курдами. После общения с последними у меня начало складываться представление об этом народе, а также о левых идеях, за которые они сражаются. Чуть позже, в Грузию приехал один парень, с которым мы подружились. Он называет себя «камера-активистом», поскольку занимается съемкой различных акций протестов, а также посещает «горячее точки», документируя происходящее. После общения с ним я начал больше понимать про РПК и другие левые курдские движения. В какой-то момент я решил отправиться в Стамбул. Никому ничего не сказал, собрал вещи и уехал туда один. Там я познакомился со «светскими левыми». Общение с ними мне не очень понравилось, если честно. По возвращении обратно в Грузию меня не покидали мысли о том, как примкнуть к курдам. Необходимо было разузнать больше информации. Далеко не всему, что пишут в Интернете, можно верить. После общения с товарищами я осознал, что курдское левое движение во многом существует отдельно от других левых, например, европейских или кавказских. Я решил переехал жить в Турцию на более длительное время. Тогда у меня уже были кое-какие связи с РПК, но эти связи были не очень лояльными, т.к. наше общение носило обрывистый характер и, в основном, происходило в Интернете. Далее я стал лично знакомиться с представителями курдского левого движения и получать от них больше свежей информации. Постепенно мои анархистские воззрения стали трансформироваться в сторону левой идеологии курдов т.е. апочизма, однако в тот момент я этого до конца не осознавал. 

Находясь в Турции, я наблюдал собственными глазами, как притесняют курдов. Турецкие власти не хотят, чтобы курды чувствовали себя курдами. Они пытаются сделать так, чтобы курды чувствовали себя турками. И тогда для государства и многих турецких правых курдский вопрос будет закрыт. Ультраправых там очень много. Одни из наиболее радикальных, с которыми я сталкивался, были «Серые волки» (Бозкурт). Однажды на меня даже напал какой-то турок после того, как ему послышалось, что я из «Курдистана». Хотя я вообще другое сказал. Я сказал «Gürcistan». На турецком языке это означает «Грузия». Курды, проживающие там, можно сказать, ведут подпольный образ жизни. Многие стараются не выделяться. Глядя на курда со стороны видно, что он что-то скрывает. Но скрывает не от тебя, а от государства, жандармерии и т.д. В какой-то момент я решил отправиться в Турецкий Курдистан (Bakur). Я был поражен происходящим. Это, конечно, не нацистская Германия 30-х годов, но уровень милитаризации и давления на курдов со стороны властей находится просто за гранью допустимого. Из-за этого возникают подпольные движения. Люди уходят в горы, чтобы воевать. Когда человек уходит партизанить, он теряет связь со своей семьей и привычной гражданской жизнью. Мне предлагали пойти с ними, но в тот момент я отказался. Я пытался помогать, чем мог, но у меня была своя гражданская жизнь, от которой не хотелось отказываться. Там есть местная легализированная партия, аффилированная с РПК. Все, что с связанно с курдским сопротивлением, так или иначе связанно с РПК. Даже легальная партия, чьи представители участвуют и выигрывают на выборах подвергаются жесточайшим репрессиям. К депутату может ворваться домой спецназ, арестовать и посадить в тюрьму. Лидер этой партии много лет сидит за решеткой и оттуда баллотируется на президентских выборы. 

РПК называют себя апочистским, марксистско-ленинским движением. Существуют разные ответвления. У них есть даже анархистские и маоистские группы, но они совсем небольшого масштаба. Еще есть МЛКП марксистско-ленинская коммунистическая партия), нелегальная, конечно. Это турецкие левые, которые находятся в тесной связи с РПК.  

Кроме прочего, я жил своей легальной жизнью, работал, посещал различные протестные акции. Основную часть времени проживал в наиболее либеральном турецком городе, в Измире. Там я не чувствовал опасности для себя. Но путешествуя по другим городам, более консервативным, я даже натыкался на баннеры и брошюры ИГИЛ (террористическая организация, запрещена в России). Это было в более-менее центральной части Турции. Большинство турецких игиловцев были как раз из той провинции. Это все пропагандировалось в открытую, а спецслужбы закрывали на это глаза.

В: Надписи были на турецком?

П: На турецком и арабском. Арабский я не знал, а турецкий более-менее понимал.  

В: Как вы решили отправиться в Рожаву?

П: Вернувшись обратно в Грузию, я постоянно думал о том, как поехать в Рожаву. Просыпаюсь –  и сразу думаю про это. Засыпаю – и тоже думаю. Сны мне снятся, как я туда еду. Для меня события в Рожаве были идеалом революции. Там боролись против терроризма и ИГИЛ. Мне хотелось внести свой вклад, но не в качестве какого-то «героя», а просто помочь людям, находившимся под гнетом ИГИЛ. Наконец, я вышел на одного человека, который знал моих друзей. Мы начали переписываться в «небезопасных» соц. сетях. Потому что в тот момент, а возможно даже и сейчас, в Грузии никто не обращал внимание на вопрос курдов. Для государства Грузии этот вопрос не представляет никакой опасности. Ему тоже было как-то всё равно, ведь он уже был там. Кто ему что скажет. В итоге он попросил прислать мои документы. В какой-то момент, меня начали одолевать мысли, что, возможно, мне пишут какие-то спецслужбы, и я решил перепроверить личность своего собеседника через других товарищей, которые уже там находились. Они сказали, что такой человек существует. Я ему, конечно, не сказал, что решил перепроверить. Позже отослал свои документы, паспорт. В кратчайшие сроки мне прислали визу Ирака и билеты. Это происходило уже через безопасные соц. сети. Вы бы никак не смогли полететь в Сирию, поскольку там шла гражданская война, и аэропорты были закрыты. В Ираке была курдская автономия. Туда нужна отдельная виза. С визой Иракского Курдистана было нельзя передвигаться по другим частям Ирака. У РПК и других партий там есть свои связи. Забавный момент заключался в том, что у меня была пересадка в Стамбуле. Довольно опасное путешествие выдалось. Когда я выезжал из Грузии, у меня спросили грузины на пункте в аэропорту, зачем я лечу в Ирак. Я ответил, что турист. На меня посмотрели и решили, мол, ладно, ты не похож на террориста, езжай. Я понимаю, почему так происходило. В целях безопасности. Многие грузины уезжали воевать на стороне ИГИЛ. Молодцы, что спросили. Я прилетел в Иракский Курдистан без обратного билета. Из-за этого возникли проблемы и меня посадили в депортационку.

В: Это депортационная тюрьма ?

П: Это подпольное помещение аэропорта. Там есть камеры, но это даже на КПЗ не похоже. Огромное пространство. Там расположены комнаты с кроватями. Меня посадили в помещение с каким-то богатым арабом. Он спросил, как меня зовут и курю ли я сигареты. Этот араб швырнул в меня блок сигарет и сказал: «теперь ты наш, ты здесь надолго». Я в этот момент засмеялся, т.к. понимал, что скоро выйду. Меня либо обратно депортируют в Грузию, либо пропустят. У меня был записан один номер, который прислали по имейлу заранее. Я должен был позвонить по нему в случае возникновения каких-то проблем. Но позвонить я не мог из-за отсутствия местной сим-карты. Это был город Эрбиль. Работники, которых я видел, были курдами. Арабов среди них не видел. Я присел рядом с охранником, который следил за порядком в депортационке. Решил начать диалог на ломаном курдском и английском с целью заполучить одобрение с его стороны. Он включил телевизор и мы начали смотреть его вместе. Там шла передача о природе Курдистана. Я начал говорить комплиментарные фразы в духе «какая красивая природа» и когда заполучил эмпатию этого человека, мол я не связан с криминалом и не занимаюсь никакими плохими вещами, а посадили меня из-за того, что нет обратных билетов, сказал ему следующее: «У меня есть номер, надо позвонить. Можешь позвонить»? Он сначала не понял, но когда я достал телефон и показал номер он позвонил. Прошло 5 минут разговора или чуть больше и охранник сказал: «Иди спать. Утром тебя выпустят». Честно скажу, я даже не стал спрашивать, с кем и о чем он говорил. Но я понял, что, скорее всего, это были какие-то очень серьезные курды, аффилированные с РПК, объяснившие, что лучше меня выпустить. Утром меня выпустили и я ожидал, что кто-нибудь меня встретит. Но никто ведь не знал, когда я проснусь и когда меня выпустят. Охранники указали мне на дверь выхода из аэропорта, чтобы не потеряться. Я вышел из двери аэропорта, остался один и не понимал, куда мне идти и что делать. По смешному совпадению, там был американец. Я не знал, что он гражданин США. Думал, что возможно араб. Это был афроамериканец. Подошел к нему и сказал, что меня должны встретить и надо позвонить. Он позвал какого-то местного курда (сам не звонил), попросил их позвонить. После звонка, мне сказали ждать здесь, и что приедет машина с таким-то номером. За мной приехал парень, который вообще не говорил на английском и турецком и отвез меня в город. Это был представитель РПК, который работал на гражданке. Мы покушали, немного отдохнули и сменили автомобиль. По итогу пришли в заведение. Снаружи похожее на кальянную, а внутри происходит какая-то мутная тема. Тогда я осознал, что уже нахожусь в надежных руках, а окружающие люди связаны с РПК. Потом за нами приехал пикап. С нами сел человек, который уже находился в этом заведении, и мы выдвинулись в сторону курдского лагеря для беженцев. Лагерь открылся еще в 90-е годы и контролируется силами РПК. 

Основные части Иракского Курдистана контролируются либо «Демократической партией Курдистана» либо «Патриотическим союзом Курдистана». У обеих партий есть военные силы. На протяжении всей поездки нас многократно останавливали. Примерно на каждом километре находятся военные пункты. Нас останавливали солдаты Барзани, арабы, представители партии «Патриотического союза Курдистана». Мои спутники говорили, что я с ними путешествую и они за мной приглядывают. Лишних вопросов ни у кого не возникало, кроме одного араба который поинтересовался, почему я, не зная ни одного ближневосточного языка кроме турецкого, решил приехать в Ирак именно в этот момент. Я просто развел в сторону руками, мол не знаю, и нас пропустили. После длительного пути мы доехали до лагеря беженцев. Это огромная деревня. Там нет ни одной души кто не связан с РПК. Везде  ходят вооруженные люди, военные и охранники РПК. Я там сидел в конспирационном доме. Мы много обсуждали книги. Мне рассказывали про шахидов т.е. мучеников, немного про Оджалана, историю и ситуацию, которая на тот момент сложилась. Еще мы играли в шахматы. Я ждал пару дней пока ситуация наладится, чтобы меня увезли в приграничный город с Сирийским Курдистаном. Через 2-3 дня за мной приехали. 

В: На всякий случай уточняю, все о чем мы говорим, можно публиковать? Люди, являющиеся противниками курдского сопротивления наверняка, в курсе всех этих схем?

П: Они в курсе. Имен я не называю. Турецкие спецслужбы знают даже то, чего я не знаю. Ну так вот, мы двинулись к самому близкому городу, расположенному у границы с Сирийским Курдистаном. Ехали примерно два, два с половиной дня. Путешествовали в основном по горам, чтобы не натыкаться на военных. Горы не контролируются никем, кроме РПК. Там ходят партизаны. Ночью и даже, наверное, днем летают турецкие дроны. Днем обычно не бомбят ничего, а ночью атакуют все, что видят. Ночью мы остановились и заглушили двигатель. Мне даже запретили выйти из машины, чтобы справить нужду. Открывать окно и курить было тоже нельзя. Дрон не видит тепла, исходящего от машины. Он видит, что машина стоит просто. Когда выходишь из тачки он видит, что там кто-то находится, а возможно, это партизаны РПК. Значит надо разбомбить – так они рассуждают. Ночью было холодно и возможно из-за этого тепло не выделяется. Я не особо в этом разбираюсь. Никогда не работал с такими дронами. Это байрактары, в основном. За монитором не сидел, Боже упаси. Из-за этих остановок мы потратили много времени. В одну из ночей я даже проснулся от взрыва. Кто-то разбомбил что-то в лесу в горах когда мы спали. Когда доехали до нужного места, меня передали в руки бывшего военного Иракского Курдистана. Он привел меня в свою семью. Я до сих пор его помню, очень хороший человек. Он даже старался отговорить меня ехать в Сирию. Говорил, мол я хороший человек, хороший мальчик, и что меня могут убить. «Я не могу отправлять тебя на смерть» - сказал он мне. Он ведь бывший военный и знает, что на войне происходит. Если когда-нибудь снова его увижу, обязательно поблагодарю за то, что он для меня сделал. Там я провел еще пару дней из-за ужесточения контроля со стороны арабских сил Ирака. Было небезопасно ехать к границе. Мы доехали к деревне, находившейся очень близко к границе, наверное 300-400 метров до реки Евфрат, разделяющей  Ирак и Сирию. Потом уезжали обратно из-за поступивших сообщений о патрулировании границы со стороны арабских военных Ирака. Приходилось несколько раз возвращаться. На третий день начали терзать тревожные мысли. Может, меня схватят турки, и все на этом закончится, или игиловцы, что еще хуже, подумал я. По итогу товарищ, заметив тревогу, успокоил меня и сказал: «Пришел твой час. Сегодня ты 100% уезжаешь в Рожаву, как ты и хотел. Поздравляю! Хотя мне жалко». Мы поехали уже в другую деревню. Там много деревень рядом с границей. Оставили машину в конце деревни. Там я уже увидел Евфрат. Нам было необходимо переплыть реку на надувной лодке. Пришли партизаны из Hêzên Parastina Gel (военное крыло РПК). Они открыли быстро машину, достали сумку и достали меня. А там еще сигареты лежат которые я должен был передать партизанам, в качестве «грева». Мне их дали еще в лагере для беженцев. Как помню, это были сигареты «royal king».  В Сирии очень плохие сигареты, а эти были самые крутые сигареты для самых крутых мужиков и бойцов. Я говорю одному из партизан, мол постой, я кое-что забыл. И когда они увидели, что это из-за сигарет, они такие, мол, окей, без вопросов. Мы очень быстро запрыгнули в лодку. Мою сумку прям бросили в лодку и мы очень быстро переплыли через Евфрат. Нас ожидала машина, что-то среднее между Mitsubishi Delica и советской «буханкой». Вышли из лодки и сели в машину. Они были в военной форме с автоматами в руках. Я держу свою в сумку и пребываю в небольшом замешательстве от того, насколько быстро все произошло. Они это заметили, и водитель сказал: «Heval, friend, friend, мы друзья. Ты уже в хороших руках». Мы приехали на первую базу. Это была база РПК. В Рожаве мало баз РПК. В основном там базы YPG и других левых партий которые с PYD (Partiya Yekîtiya Demokrat) работают. PYD – это партия Демократического союза, в каком-то плане крыло РПК и в каком-то плане отдельная партия. PYD говорят, что они апочисты (идеология которую описывал Оджалан), а РПК скорее марксист-ленинисты. Идеология немного разнится.

В: Получается, что РПК позиционируют себя больше, как марксисты-ленинцы?

П: Ну скорее да, потому что началось все именно с этого. Оджалан был раньше марксистом-ленинцем до того, как придумал свою идеологию. Ну они все равно очень близки между собой. Можно сказать, что это одна партия  с разными филиалами. В Сирии руководит PYD. Они находятся выше по иерархии, чем РПК. Мы покушали и немного поговорили. Я им рассказал про Махно. Они, кстати, не знали о нем.

В: Там были люди, которые не слышали о Махно?

П: Курды, которые всю жизнь воюют и читают Оджалана, Ленина, Маркса… Они могут рассказать про такого человека, которого ты не знаешь, потому что не знаком с Ближним Востоком. Это разные миры и разные культуры. Они думали, что Махно это наш лидер, как у них Оджалан. Мы спорили насчет анархизма и в итоге сошлись на том, что главное, чтобы победили идеи равенства и левая идеология. А вот анархизм, апочизм не так важно. Об этом потом договоримся. Меня забрал водитель, и мы двинулись в сторону Кобани – город герой. Оттуда началась революция. Там я выступил на конференции, рассказав, откуда я приехал, за что выступаю и т.д. Мы объездили разные базы. Одна из них была Tikko, принадлежащая одной из группировок. Они больше маоисты нежели марксист-ленинисты. Они себя позиционируют маоистами. У них в деревне находились анархисты и другие группировки. Что примечательно, это была бывшая ассирийская деревня. В ней стояла церковь. Как мне рассказали, там произошло побоище. Пришли игиловцы и перебили ассирийцев. На куполе было отверстие от пули. Кто-то достал снайпера игиловца, который прятался на куполе и прострелил ему голову. В деревне было очень много ассирийский фресок, но у них отсутствовали голова и лицо. Их ломали игиловцы. Согласно идеологии ИГИЛ, нельзя рисовать человека. Все такие памятники были уничтожены. Далее я уехал на базу DKP (Devrimci komunalar partisi, Революционная Коммунарская Партия, прим. ред.), той партии, в которой я сам состоял. Познакомился с интересными людьми. Очень жаль, что не все они выжили. Объездил другие места. Был в городе Ракка, посетив который ужаснулся от увиденного. Раньше там проживало около миллиона. На тот момент, как я его посетил, там жило около 15 тысяч человек. Ни одно здание не было уцелевшим. Раньше это была столица ИГИЛ, но когда их осаждали, игиловцы бомбили и уничтожали абсолютно все. Наверное легче было построить город заново, чем восстановить разрушенное. Там все равно проживали люди, в т.ч. и армяне. Мы подобрали там одного человека, который не был раньше бойцом, но хотел присоединиться к воюющим армянам и двинулись дальше. Потом я уехал в интернациональный лагерь. Занимались мирными делами. Меня не обучали стрельбе, поскольку я уже умел обращаться с оружием. Во время путешествия по деревням, я просто подходил к людям и просил у них пострелять из оружия.

В: Из какого оружия?

П: Всякого разного. Калашников, M16, Uzi даже. И барахло, и хорошее. Пуль у них много. Никто не жадничал. В интернациональном лагере я присутствовал на 100-летии Коминтерна где успел поссориться с людьми из-за споров о Сталине. Сошлись на том, что мы из разных стран со своими культурными особенностями. Я все-таки с постсоветского пространства, и у  нас намного больше критики. Они же скорее изучали Сталина по советским учебникам. Мне также удалось побывать в лагере для военнопленных, в котором находились боевики ИГИЛ, а также их семьи. Этим людям промыли мозги. Они смотрят на тебя так, будто ты дьявол. Хотя именно они творили зло: торговали людьми, совершали убийства, геноцид устраивали и т.д. Но чувствуется все наоборот. Пленных было довольно много. Для меня это было очень стрессово. До сих пор кошмары снятся. 

В: Где находился лагерь?

П: В пустынной части Сирии. 

В: А ведь многие говорят, что там нет тюрем, разве нет?

П: Конечно, есть. А что делать с таким количеством террористов? Не убивать же. У меня был спор насчет иголовцев. Они ведь террористы, которые убивали людей, отрезали головы ну и т.д. Для чего их тогда содержать? Мне ответили, что поступать с ними также будет неправильно. «Мы ведь не они» - ответили мне. С кем могут, пробуют проводить реабилитационные мероприятия. Конечно, никто не доверит им военные должности. Но они могут работать на фермах, соц. работах и т.д. Бывают редкие случаи, когда бывшие пленные реабилитируются. Однако самые опасные  из них находятся не в лагерях для военнопленных, а в тюрьмах. По меркам Сирии и Ближнего Востока, атмосфера там более-менее приемлемая. Amnesty international говорили, что тюрьмы находятся в плохом состоянии. Они сравнивают эти места с европейскими тюрьмами и делают соответствующие выводы. Однако, следует учитывать специфику региона и сопутствующие обстоятельства. Даже гражданское население, находясь на воле, испытывает трудности, связанные с нехваткой медикаментов и продовольствия. Еда вроде бы есть, но все равно туда почти ничего не привозят с других стран. Люди опираются на собственные силы и гуманитарную помощь, которую Турция всячески старается отсеивать. Можно сказать, что они находятся в блокаде. Америка и Европа иногда помогают, но этого недостаточно. С лекарствами большой дефицит.

В: Не могли бы вы рассказать о своем боевом опыте?

П: Когда я находился в Рожаве, ИГИЛ был уже практически разгромлен. Там были маленькие деревни в конце пустыне, где они воевали. Там погиб мой друг. Непосредственно в Рожаве я не принимал участия в военных действиях. В то время Африн был захвачен Турцией. Силы ИГИЛ находились на последнем издыхании. Весь мой военный опыт в качестве партизана или «левого военного», если так можно выразится, происходили в Турецком Курдистане. Совершались облавы на турецких солдат и группировки, поддерживавших либо режим, либо ИГИЛ. Часть вооруженных группировок открыто поддерживали ИГИЛ и терроризировали курдов. Примечательно, что там даже существует такое явление, как «курдская Хезболла». Их идеология отличается от ливанской Хезболлы, о которой все слышали. У них разные религиозные убеждения. Они больше похожи на ИГИЛ, но никак с ними не связаны. У меня были стычки в горах Бакура, где я ходил вместе с партизанами. Находясь в Сирии, я не принимал участия в военных действиях.

В: Для уточнения: вы не воевали с ИГИЛ, но воевали с турецкими солдатами и различными группировками которые можно условно обозначить, как «про-игиловские»?

П: Да. Они были подкормлены турецким государством. Можно сказать, что это явление турецких спецслужб. Что-то вроде неофициальной жандармерии.

В: У этих группировок есть какое-то название?

П: Нет. Они находились «под крышей» турецких властей. Если бы они переходили в Сирию, то вступали бы в ИГИЛ. Есть такой вопрос: «В какой момент Турция отказалась от ИГИЛ?» У курдов есть много доказательств факта их сотрудничества. Турция покупала нефть у ИГИЛ. Когда город-герой Кобани (расположен недалеко от турецкой границы) был под осадой игиловцев, турецкие военные наблюдали через забор за ИГИЛ и попросту бездействовали. А вот по курдам они открывали огонь.

Вернемся к моему боевому опыту. Все это происходило в Бакуре, в горах Турецкого Курдистана. Я принимал участие в спецоперациях против турецких наблюдательных пунктов, против передвижения турецких войск на трассах, а также против жандармерии. Не буду уточнять, что конкретно входило в мои обязанности. Как это происходит: днем все более-менее спокойно. Вы наблюдаете репрессии (как кого-то бьют, арестовывают), а ночью начинается охота на эти военизированные структуры. Левые силы стараются вести боевые действия вдали от населенных пунктов во избежания жертв среди мирного населения. Турции в свою очередь наплевать на убийства мирных жителей поскольку они их за людей вовсе не считают. Наверное 90% курдов, даже никак не связанных с РПК, если заметят, как ты сопротивляешься турецкому режиму обязательно придут на помощь. Они дадут тебе еды, помогут спрятаться от жандармерии, если потребуется. Курды очень вежливы и гостеприимны. Однако у меня нет уверенности в том, что так будет продолжаться всегда. Возможно, когда у них будет своя власть, ситуация изменится. Однажды я беседовал об этом с одним из высших чинов РПК. Он сказал следующее: «Мы не хотим независимого Курдистана, потому что тогда нам придётся воевать уже с курдским Эрдоганом, как явлением».

В: Что имеется ввиду? 

П: Эрдонан это турецкий Гитлер. Фашистских лидеров там принято называть Эрдоганом, как в Европе таких лидеров нередко называют или сравнивают с Гитлером.

В: Тогда чего они хотят?

П: Большинство курдов хотят абсолютной автономии от центральной власти. Но они не хотят отдельного государства. Существуют националисты, стремящиеся к государственной независимости. Но многие не считают важным наличие государственности для самоопределения народа и продвижения идеологии. Для них достаточно наличие территории, на которой можно осуществлять свою политику и при этом не подвергаться репрессиям. Возьмем для примера опыт Ирака. У Иракского Курдистана есть отдельный президент, парламент, центробанк, виза, посольство. В каком-то смысле это государство в государстве. Конечно, там огромный контроль со стороны Багдада, но и доля независимости у курдов тоже есть. Безусловно, с позиции РПК и левой идеологии, это вовсе не то, чего мы хотим. Однако это уже хотя бы что-то. Существуют довольно влиятельные партии: партия PUK (Patriotic Union of Kurdistan, Патриотический Союз Курдистана) и партия Barzani (Kurdistan Democratic Party, Курдистанская Демократическая Партия). Президент автономии Иракского Курдистана Barzani находится в тесной связке с Эрдоганом. В Иракском Курдистане расположено множество турецких военных баз. Территории захвачены турецким империализмом. Проблема настолько сильна, что даже Багдад говорит о проблеме оккупации со стороны Турции. Для меня остается неясным, почему Barzani не поднимает этот вопрос.  Если спросишь у местных курдов что-либо насчет этой проблемы, то они также подтвердят факт наличия оккупации. В Сирии похожая ситуация. Турция использует различные группировки в войне с Рожавой и курдами. Для турецкого режима, главный враг – это курд, который хочет свободу, равенства и готов защищать свою семью и свои интересы любой ценой. Не только в Турции, но и за ее пределами. Многих чинов РПК турецкий империализм убивал во Франции, Германии и других европейских странах. Курд - это главный враг турецкого фашизма, а также главный оплот сопротивления на Ближнем Востоке подобным режимам.

Посудите сами: вы автохтонный – народ с левыми взглядами. В вашей повестке присутствует вопрос женской эмансипации. На Ближнем Востоке подобные идеи неизбежно вызовут отторжение и сопротивление со стороны реакционеров.

В: В каком состоянии находится экономика региона, и чем занята основная часть населения?

П: Экономика находится в ужасном состоянии. Основная часть населения пытается выжить всеми доступными способами. Многие присоединяются к рядам вооруженных и политических формирований. Часть населения занимается фермерством и скотоводством. Есть небольшое количество заводов по производству табачной и текстильной продукции. Также люди занимаются малым бизнесом (розничная торговля). 

В: Насколько арабское население лояльно автономной администрации?

П: Зависит от конкретного места. Там есть исламские группировки и общины, живущие по своим правилам. Но они также обязаны подчиняться всеобщим правилам. Эти арабы находятся в хороших отношениях с курдами и даже воевали вместе с ними против общего врага. Есть и другие, которые изначально были лояльны к курдам, а после стали враждебно настроенными. Во многом, причиной разногласия стали вопросы многоженства и насилия над женщинами. Они не соблюдали права человека, пытались навязывать другим людям свои религиозные взгляды. После этого их разоружили. В Дайр-эз-Заур арабы не очень лояльны к курдам, да и к другим арабам тоже. Там много ячеек ИГИЛ и ультра-консерваторов. Арабы в городской части сильно отличаются от арабов, живущих в пустынной части. 

В: Видите ли вы перспективы выживания у автономии?

П: Безусловно она есть. Это вполне возможно, если центральная власть откажется от исламского экспансионизма во всей Сирии. Также мы наблюдаем подъем христианского недовольства. Курды были единственными, кто их защищал. Еще одним важным фактором является смена власти в Турции. При таком сценарии, Турция может перестать вести свою экспансию не только в отношении курдов, но и всей Сирии. Даже гуманитарный кризис может резко сократиться.

В: Как вы оцениваете состояние вооруженных сил автономии?

П: По меркам Ближнего Востока и воюющих стран, состояние вооруженных сил остается более-менее удовлетворительным. Но они испытывают серьезные проблемы с наличием военной техники. Наблюдается острая нехватка танков и авиации. В то же время, в Сирии есть очень много самодельных бронетранспортеров. Также есть много огнестрельного оружия. Однако в случае полномасштабной войны с армией Турции, шансы невелики. Курды смогут сдерживать силы противника, но не побеждать.

В: В чем отличие курдских вооруженных формирований от регулярной армии? Партизанские методы ведения боя?

П: Они умело используют по назначению разные методы ведения боя. На войне все средства хороши. У них очень хорошо развиты партизанские учения, что является большой редкостью в других странах. Отличием от регулярных арабских частей является высокая дисциплинированность. Для этого существуют специально созданные дисциплинарные отряды следящие за тем, что происходит в батальонах. Также существуют политические структуры, занимающиеся обучением бойцов. Подготовка не ограничивается военным обучением. Особое внимание уделяется грамоте, социальным наукам, политике и т.д. Все перераспределено. В военном отношении существует вертикаль, а в бытовых аспектах присутствует горизонталь. 

В: Расскажите о женских  военизированных отрядах и о том, какую роль играет женщина в курдском сопротивлении.

П: Женщины – это те герои, какими мужики никогда бы не стали. Террористы ИГИЛ боялись до смерти того, что они падут от женской руки. Согласно их религиозным представлениям, мужчина которого убила женщина, попадает в ад после смерти. Я слышал историю о том, как однажды игиловцы попали в окружение. Среди курдов, которые вели наступление, не было женщин. Тем не менее, женщины переговаривались по рации с игиловцами, дабы внушить тем ужас и заставить запаниковать. У курдов все строится на том, что женщина – это жизнь. Можно сказать, что там присутствует культ женщины, как в других обществах встречается культ матери. Среди высших чинов/советников достаточно много женщин.

В мужской среде иногда  встречается проявления сексизма на бытовом уровне. За спиною женщин они могут озвучивать сексистские шуточки, оскорблять, смеяться. Не хочу никого оскорбить или упрекнуть. Это всего лишь субъективное мнение. Исходя из моего личного опыта, наибольшее количество сексистских, патриархальных шуток я слышал от военного крыла РПК (Hêzên Parastina Gel). Мужики, конечно, могут шутить за спиной, но когда доходит до дела, никто не позволит ущемить женщину.

В: Были ли вы свидетелями вмешательства американских советников в деятельность структур гражданского и военного управления?

П: Нет. Меня бы никто не допустил до таких важных дел. Я ведь никого там не представлял, кроме себя. Однако слышал о том, что американцы выдвигали какие-то требования, которые курды отказывались выполнять. Ходили слухи, что многие бывшие американские военные дезертировали и остались вместе с курдами, поскольку стали симпатизировать им. 

В: Суммируя вышеперечисленное, чему вас научил опыт курдской революции, и к каким выводам вы по итогу пришли?

П: Я увидел своими глазами, как строится новый мир и как работает революция. У многих людей довольно искаженное представление, сложившееся из прочитанной литературы. Революция не прекрасна. Она довольна кровава. Я увидел, через что должен пройти социум, дабы добиться прогрессивных общественных преобразований. Теперь я понимаю, что будет происходить в отдельных странах, когда начнется развал мирового порядка. У режима всегда будут лоялисты и те, кто им сопротивляется. Перемены рождают хаос. Необходимо уметь лавировать между течениями, выживать, и научиться разрушать, созидая. 

Благодаря курдскому сопротивлению, у Ближнего Востока появилась надежда на пробуждение гуманизма. Это борьба не только курдов, но и всего региона. Если им удастся победить, то по этому примеру могут последовать другие страны, и тогда у Ближнего Востока появится шанс на построение светлого будущего.