Британский историк Эрик Хобсбаум, характеризуя эпоху от Великой французской революции до Первой Мировой войны, ввел в науку понятие «долгий 19 век» как период с 1789 по 1914 год. По аналогии мы можем назвать отрезок с 1827 (зарождение организованного рабочего движения в Филадельфии) по 1897 год «коротким 19 веком» американского социализма. К 1897 году,  после Пульмановской стачки, старое движение со всеми его минусами и плюсами себя практически исчерпало.  В противовес впавшей в сектантство Социалистической рабочей партии родилась конкурирующая социал-демократическая организация, проложившая социалистам США дорогу в 20 век.

Мир вступал в эру грандиозных империалистических войн и столь же масштабных революционных и национально-освободительных сражений. К 1897 году количество международных монополий всех типов — картелей, трестов и синдикатов — достигло 40. И это число, казавшееся современникам чудовищным, было только скромной пробой сил. Европейские государства усердно делили колонии и готовились к решающей схватке за мировое господство, а в спину им уже дышали США и Япония.

Комфортный грабеж заморских богатств невозможен без порядка и спокойствия у себя дома. А с этим у капиталистов конца 19 века начались проблемы. Пролетариат экономически развитых стран, вооружившись идеями марксизма и в меньшей степени анархизма, еще с середины века приступил к созданию мощных профсоюзов и строительству массовых рабочих партий социалистического направления. Несмотря на свирепые репрессии, эти партии и профсоюзы росли и крепли, непрерывно увеличивая численность и влияние на свою классовую базу.

Наиболее дальновидным руководителям буржуазии становилось понятно, что полицейскую дубинку следует держать только в одной руке, в другую же необходимо взять тугой кошелек и приступить к систематическому подкупу народных вождей и левой интеллигенции, способствуя победе умеренных тенденций над революционными. Эта линия срабатывала тем лучше, что, завоевав право на участие в выборах и попав в представительные учреждения, многие испытанные в подпольных боях активисты расслаблялись и поддавались  вирусу парламентского кретинизма. Кроме того, бизнес развитых стран, скрепя сердце, но стал-таки делиться со «своими» рабочими массами сверхдоходами от эксплуатации периферии, тогда как ранее кости с барского стола перепадали исключительно рабочей аристократии. Тактика подрыва изнутри оказалась успешной. Созданный 14 июля 1889 года в Париже Второй Интернационал с самого начала раздирали противоречия, которые в конечном счете привели к позорному краху международной солидарности наемного труда в 1914 году.

В США достижения капитала на ниве внедрения оппортунизма способствовали, пожалуй, самому крупному историческому поражению социализма вплоть до развала СССР в 1991 году. Речь идет о провале попытки американских левых связать профсоюзы с социалистической партией в ключевой период создания устойчивого общенационального профсоюза — Американской Федерации Труда (АФТ).  Во многом именно из-за этой неудачи в Америке никогда не было влиятельной пролетарской партии хотя бы лейбористского типа, что позволило сделать страну главным оплотом воинствующего антикоммунизма и душителя любых прогрессивных организаций по всему миру.

Однако, последнее десятилетие «короткого 19 века» характерно не только закреплением оппортунизма в среде социалистических партий. Радикальное крыло тоже собиралось с силами, готовясь дать «последний и решительный» бой под знаменем революционного синдикализма. Обыкновенно идеологию синдикализма связывают лишь с деятельностью анархистов, но существовал и марксистский синдикализм. Владимир Ленин еще читал рефераты в молодежных кружках, а до триумфа большевизма оставались три десятилетия, когда 13 августа 1889 года началась Великая забастовка лондонских докеров — образцовая синдикалистская стачка, проходившая против воли профсоюзных боссов под непосредственным руководством социалистов, вдохновленных марксизмом и «новой» идеей о превращении тред-юнионов в главные центры революционной борьбы. Забастовка, в ходе которой за неделю удалось организовать в боевой профсоюз свыше 10 тысяч портовых рабочих, завершилась безусловной победой стачечников и запустила цепную реакцию создания новых профсоюзов и смены в некоторых старых «неполитического» руководства на откровенно левое. Вершиной синдикалистского всплеска в Англии стал 1890 год, когда на маевку в Гайд-парке под красными флагами вышли 200 тысяч человек.

Забастовка лондонских докеров. Фото

В том же году впервые в истории Конгресса британских тред-юнионов консерваторы проиграли выборы делегатов съезда, что привело к отставке прежних лидеров. Английское профсоюзное движение возглавили левые и центристы, постепенно договорившиеся о компромиссе - создании широкой рабочей партии условно социалистического направления, независимой от буржуазии, но без прямых отсылок в программе к марксизму и революции. Так родился лейборизм — законченная и высшая форма «внеидеологической» рабочей партии, колеблющейся между социализмом и либерализмом и всегда выбирающей второй в ущерб первому.

Успехи английского марксистского синдикализма способствовали победе профессора права Колумбийского университета Даниэля Де Леона и других сторонников «профсоюзной» линии над «политиками» в дискуссии, развернувшейся в американской Социалистической рабочей партии (СРП) по итогам поражений на выборах 1886-1888 годов. Поначалу это оздоровило партию, но затем в деятельности делеонистов возобладали сектантские тенденции. Разочаровавшись в АФТ после неудачной попытки ее радикализации, Де Леон призвал рабочих-социалистов покидать массовые тред-юнионы и создавать революционные профсоюзы, единственной целью которых должна была стать пропаганда социализма. Экономическую борьбу за повседневные нужды он отрицал, а участие в выборах одобрял лишь с целью распространения революционных идей. При этом категорически нельзя было агитировать за «мелкие» реформы и вступать в блоки. Обжегшись на молоке (выборной кампании Генри Джорджа на пост мэра Нью-Йорка), Де Леон дул и на воду. Широкой рабочей партии он боялся, как огня, и значительную часть деятельности посвятил, между прочим, решительной и во многом беспринципной борьбе за предотвращение единства американского рабочего класса, что привело к вырождению СРП и утрате ей лидерских позиций в левом движении США. Новое поколение активистов дало бой Де Леону и отбросило его идеи на обочину даже радикального политического процесса.

В первой части статьи мы проследим развитие профсоюзного и социалистического движения США с 1887 по 1897 год, как обычно, на примере его крупнейшего центра — Нью-Йорка. Во второй части читатели смогут познакомиться с малоизвестными в России страницами знаменитой классовой битвы 1894 года — Пульмановской стачки.

ЧАСТЬ 1: НЬЮ-ЙОРК ПРОФСОЮЗНЫЙ И СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ

ЖИЗНЬ В НЬЮ-ЙОРКЕ КОНЦА 19 ВЕКА

Десятилетие с 1887 по 1897 было последним в жизни старого «маленького» Нью-Йорка. В 1898 году с официальным включением в муниципальные границы «новых» районов, давно по сути интегрированных в городскую жизнь, Нью-Йорк стал «большим», каким мы его знаем по многочисленным художественным и документальным фильмам первой половины 20 века. 

«Старый» Нью-Йорк, состоявший из Манхэттена и части Бронкса, конечно, старым назвать можно лишь условно. Это был технически передовой для своей эпохи город. Успехи в развитии электротехники, например, привели к замене в 1888 году в штате Нью-Йорк смертной казни через повешение знаменитым электрическим стулом. В городе с 1897 года развивалась сеть электромобильного транспорта конструкции Уитни. Электромобили и электробусы вплоть до 1907 года наравне конкурировали с машинами на двигателях внутреннего сгорания, которые, впрочем, тоже постоянно расширяли сферу влияния. В 1895 году по Нью-Йорку раскатывал автомобиль модели Селдена с Генри Фордом на борту. Уже через год в Нью-Йорке зафиксировали первое ДТП: машина сбила велосипедиста. В 1892 году фирма Белла организовала первую междугороднюю телефонную линию между Нью-Йорком и Чикаго. В 1894 за год до первого парижского сеанса братьев Люмьер на Бродвее состоялась коммерческая презентация кинетоскопа. На улицах то и дело можно было встретить велосипедистов и фотографов, и именно в этом десятилетии вопреки осуждению и насмешкам велосипед и фотоаппарат начали осваивать и женщины. Нью-Йорк активно включился в начатую Чикаго гонку небоскребов, возводя один за другим колоссальные высотки, символизирующие власть его величества капитала над простыми смертными.

Один из первых электромобилей

Образ жизни нью-йоркской элиты того периода хорошо передают дневниковые записи Петра Ильича Чайковского, приглашенного в 1891 году американским олигархом Эндрю Карнеги на открытие Карнеги-Холла. Вот как описывает Чайковский обстановку фешенебельного отеля, в котором его поселили:

В моем номере, как и во всех других номерах городских гостиниц, имеется уборная с ванной и раковиной, встроенной в стену, с горячей и холодной водой. Масса чрезвычайно удобной мебели, кроме того, есть и аппарат для разговора с конторой гостиницы в случае надобности… По лестницам никто, кроме прислуги, никогда не ходит. Лифт действует постоянно, с невероятной быстротой поднимаясь и опускаясь… Освещение электрическое и газовое. Свечей вовсе не употребляют!»

Произвел на Чайковского впечатление и организованный миллионером банкет:

В середине обеда подали сладкое в коробочках, а при них аспидные дощечки с грифельными карандашами и губкой, на которых были написаны темы из моих произведений. На них меня попросили оставить автографы. Обед закончился весьма оригинальным десертом: каждому на тарелке была подана большая живая роза, в середине которой находилось маленькое мороженое.

Жизнь нью-йоркских рабочих разительно отличался от идиллической картины, показанной Чайковскому. Все еще очень низкими оставались зарплаты. Так, в 1891 году при 59-часовой рабочей неделе изготовители деревянных ящиков получали в среднем 2 доллара 66 центов в день, щеточники - 3 доллара 10 центов.

Профессии, в которых образовались сильные тред-юнионы, обеспечивали лучшие условия. Например, каменщики Нью-Йорка работали 48 часов в неделю за 4 доллара в день, маляры трудились на час меньше за 3.50. Неквалифицированные строительные рабочие, благодаря упорным усилиям организоваться в профсоюз и действовать солидарно, сумели уменьшить продолжительность трудовой недели с 54 часов в 1893 году до 44 в 1898, практически не потеряв в зарплате, а профсоюз подмастерьев каменщиков ухитрились за десятилетие  сократить рабочее время с 48 до 44 часов в неделю и при этом добиться увеличения жалованья.

Большой проблемой оставалась практика частичной занятости рабочих при отсутствии заказов. Простои по вине работодателя не оплачивались, при этом попытки заработать на стороне карались увольнениями. Особенно тяжело приходилось портным, попавшим в жернова потогонной системы. Специфика сезонных перепадов спроса и предложения, жадность конкурирующих предприятий и хаотичная организация производства приводили к колоссальным диспропорциям. Одну половину года портные вкалывали до изнеможения без сна и перерывов на питание, а затем наступал многомесячный простой, в ходе которого часть предприятий еще и разорялась, выбрасывая людей на улицу. 4 сентября 1894 года 12 тысяч портных Нью-Йорка забастовали, требуя 10-часового рабочего дня, а также установления в отрасли минимальной еженедельной и ежедневной зарплаты. Эти меры должны были помимо прочего сбалансировать темпы производства, способствуя полной занятости в течение всего года. План профсоюза оказался выгодным даже для бизнеса. Стачка впервые за всю историю Нью-Йорка проходила при прямой финансовой поддержке некоторых наиболее вменяемых хозяев мастерских и фабрик готового платья. Противниками выступали апологеты системы надомного производства, но они были исторически обречены. Раскол в среде предпринимателей стал залогом постепенной победы новых методов производства.

В целом в рассматриваемый период в связи с прогрессом сельского хозяйства и промышленности потребительские цены непрерывно уменьшались, но расходы на жилье, продукты питания и товары первой необходимости по-прежнему поглощали почти весь недельный доход рабочей семьи. Семья из 4 работающих (двое квалифицированных рабочих-взрослых и двое детей-подростков) при условии полной шестидневной занятости зарабатывала около 30 долларов в неделю и считалась находящейся в лучшем положении, чем семьи с иждивенцами, составлявшие большинство бедных семей.

 

Барак для рабочих в трущобах Нью-Йорка

Давайте поиграем в историческую игру. Перенеситесь мысленно в Нью-Йорк примерно 1890 года и, представив себя на месте матери или отца семейства с подобным доходом, попробуйте распределить 30 долларов в неделю на различные нужды. Большая комната в тенементе обойдется вашей семье не менее, чем в 2 доллара в неделю (включая воду и канализацию), остальное легко представить, исходя из минимальных цен на некоторые товары: молоко — не менее 4 центов за кварту (почти литр), сахар — не менее 6 центов за фунт (почти полкилограмма), рис — не менее 8 центов за фунт, чай — не менее 70 центов за фунт, кофе — не менее 25 центов за фунт, яблоки — не менее 10 центов за фунт, суповой «говяжий» набор — не менее 10 центов за фунт (фунт приличного свежего «жевательного» мяса стоил в два раза дороже, а фунт солонины можно было купить и за 5 центов), булка хлеба — примерно 5 центов. Кажется, не все так уж плохо? Вроде не бездельники и могли бы жить, пусть даже и на некачественной дешевой пище? И, наверное, даже что-то накопить. А теперь приплюсуйте сюда многочисленные повседневные мелкие расходы: транспорт, почта, мыло, освещение, отопление. Вспомните, что нужно время от времени покупать новую одежду и обувь. Болезнь или увольнение любого из работников сразу заставляла семью экономить даже на питании. Простой на предприятии становился зачастую катастрофой. Любой наложенный на зарплату штраф подрывал положение семьи.

Мы рассмотрели самую экономически выгодную модель рабочей семьи. Таких семей в реальности было очень мало. Большинство составляли находившиеся за порогом нищеты семьи, обремененные слишком старыми и юными иждивенцами. Средняя численность нью-йоркской семьи на 1890 год — 5 человек, из которых работали трое. Их годовой прожиточный минимум (еда и жилье) был не ниже 825 долларов, при этом две трети таких семей имели годовой доход не выше 900 долларов, вкалывая на износ. Средняя продолжительность жизни рабочего-мужчины, например, составляла всего 30 лет.

БОРЬБА ЗА РЕФОРМЫ

Несмотря на поражение Генри Джорджа на выборах мэра Нью-Йорка в 1886 году, наиболее прозорливые из обосновавшихся в городе крупных капиталистов понимали, что сам факт его успешного выдвижения от рабочих при поддержке среднего класса свидетельствует о необходимости провести хоть какие-то реформы, прежде всего, в интересах малого и среднего предпринимательства. Под их нажимом новый мэр Хьюитт вопреки мнению своих покровителей из мафиозной группировки Таммани-холл вынужденно начал кампанию борьбы с преступностью. Он закрыл множество нелегальных кабаков и притонов, многие из которых обеспечивали ему голоса на прошедших выборах. Их сносили, а освободившиеся земли застраивали доходными домами. Естественно, мафия не позволила ему переизбраться, однако, многое из сделанного Хьюиттом было уже невозможно обратить вспять.

Более того, движение за социальные реформы ширилось и росло, охватывая озабоченный созданием комфортной городской среды средний класс. Сама правящая группировка Таммани-холл постепенно попадала под влияние новых веяний. На смену старым «консервативным» боссам выдвинулись  молодые «либеральные» вроде Большого Тима Салливана — полновластного хозяина района Бауэри, который в ряде случаев выступал как социальный реформатор и даже борец за конституционные права.

Решительный поворот произошел в 1889 году, когда началась кампания по искоренению туберкулеза. Эта болезнь серьезно угрожала здоровью городской верхушки. Разработанный медиками план был неосуществим без коренных изменений в жилищной политике. Обстоятельства вынуждали мафиози Таммани улучшить положение трудящихся. Новая программа управляемой ими Демократической партии получила поддержку избирателей на выборах 1892 года. В 1894 году заработал муниципальный Комитет по делам трущоб (House Tenement Comittee). Первой задачей комитета был сбор точной информации о санитарном состоянии рабочих жилищ.

Комиссия во время инспекции в тенементах Нью-Йорка

Результаты, что называется, превзошли все ожидания. Например, по итогам исследования 3984 многоквартирных домов выяснилось, что лишь в 51 из них имеются оборудованные туалеты. Только 7,62% обитателей учтенных тенементов имели к ним доступ. В остальных жители ходили по нужде просто во дворе, а то и куда попало. Между тем, уже принятый в 1867 году закон штата Нью-Йорк «О многоквартирных арендных домах» требовал устанавливать один туалет на каждые двадцать жильцов. Впрочем, наличие туалета еще не гарантировало его исправности. Санитарный инспектор Мюррей живописал членам комитета испытание одного из ватерклозетов. Попытка смыть содержимое унитаза привела к противоположному эффекту: образовался фонтан, забрызгавший экскрементами стены.

В целом каждая третья городская квартира находилась в тенементах. Половина всех пожаров Нью-Йорка начиналась в трущобах.

По итогам проверки комитет подготовил рекомендации, которые были приняты за основу ряда муниципальных актов и законов штата, давших санитарным службам возможность к концу 1897 года разрушить или реконструировать за счет владельцев почти сотню самых непригодных для проживания зданий. Для вновь возводимых строений установили прогрессивные медицинские нормы и стандарты пожарной безопасности. Само собой, это была капля в море нищеты и безысходности. Большинство горожан не могли себе позволить лучшее жилье и оказывались попросту на улице.

Отдельные прозорливые бизнесмены пытались показать пример гуманного отношения к своим рабочим. В 1890 году Альфред Уайт построил на Бруклин-Хайтс здание «Риверсайд-апартментс» - образцовый многоквартирный дом для рабочих нью-йоркского порта. Целью Уайта была демонстрация собратьям по классу возможности извлечения прибыли при строгом соблюдении прогрессивных жилищных стандартов. Затратив 350 тысяч долларов, он возвел дом, приносивший 5% прибыли в год. К нему прилагался двор с фонтаном, игровой площадкой и сценой для концертов. Квартиры состояли из четырех крохотных комнат, одна из которых совмещалась с кухней и служила гостиной. В каждой квартире имелись отдельный туалет и открытый балкон, а в подвалах Уайт оборудовал душевые кабины.

Всего в «Риверсайд апартментс» сдавалось внаем 280 квартир по цене от 8 до 11 долларов в месяц в зависимости от высоты этажа (лифта не было, поэтому чем выше, тем дешевле). Средняя цена аренды в доме Уайта соответствовала средней цене аренды подобной же квартиры по городу. И при этом он извлекал прибыль, нанеся мощный удар по лживым утверждениям домовладельцев об угрозе разорения в случае улучшения условий для жильцов. Дом построен настолько хорошо, что, подвергаясь регулярным ремонтам, до сих пор функционирует как жилой.


Владельцы тенементов тем не менее активно сопротивлялись реформам. Особенно яростно упиралась католическая церковь. Святые отцы были владельцами нескольких зданий с вопиюще антисанитарными условиями проживания. Когда в 1887 году был принят закон, требующий от собственников тенементов организовать снабжение домов проточной холодной водой в целях пожарной и эпидемиологической безопасности, представители церкви оспорили конституционность этой меры с точки зрения нарушения «священного права частной собственности», что вызвало длительное судебное разбирательство. Однако, общие интересы господствующего класса, не желающего помирать от холеры или сгорать в опустошительных пожарах, возобладали, иск в конечном итоге был отклонен.

Квартира рабочих в Нью-Йорке после реформы


ПРОФСОЮЗЫ И СТАЧКИ

Ответом американского рабочего класса на жизненные неурядицы и давление бизнеса было усиленное строительство профсоюзов. Численность Американской Федерации Труда к 1894 году достигла 250 тысяч членов. Еще около 100 тысяч рабочих оставались в рядах «Рыцарей труда» (с 1886 года этот профсоюз в результате предательской политики лидеров, срывавших стачки, потерял более полумиллиона  членов). По большей части эти организации охватывали только квалифицированных рабочих, но и среди них в национальные тред-юнионы вступило лишь меньшинство (350 тысяч из 2 миллионов). В целом численность американского пролетариата уверенно приближалась к отметке в 9 миллионов, из которых 2 миллиона составляли женщины.

Большой проблемой оставался расизм. Только «Рыцари труда» вели активную работу по организации негров (каждый десятый «рыцарь» был чернокожим). АФТ то ограничивала, то не ограничивала прием по признаку расы или национальности, на деле же предоставляла решать подобные вопросы входившим в нее отраслевым союзам самостоятельно, что негативно сказывалось на вовлечении расовых и национальных меньшинств.

Перехватив у «Рыцарей труда» лидерство в ходе кампании за 8-часовой рабочий день, консервативное крыло АФТ под руководством Сэмюеля Гомперса резко повернуло вправо, но им пришлось столкнуться с оппозицией со стороны социалистов. Полная драматических коллизий схватка правых и левых в АФТ в конце 19 века на столетие вперед определила политические судьбы американского пролетариата. Противостояние какое-то время шло почти на равных. Например, на срыв гомперсистами всеобщей стачки 1889 года социалисты ответили массовыми демонстрациями 1 мая 1890 года. Наиболее ярко и отчетливо борьба двух тенденций прослеживается на примере Нью-Йорка.

В апреле 1888 года Пивоваренная ассоциация США объявила массовый локаут для всех членов профсоюзов в ответ на создание общенационального профсоюза рабочих-пивоваров. В Нью-Йорке среди персонала этой отрасли преобладали немцы, находившиеся под сильным влиянием социалистов. 8 апреля нью-йоркские рабочие-пивовары анонсировали кампанию бойкота продукции участников локаута. С самого начала руководство АФТ и лично Гомперс пытались навязать трудящимся неравноправный арбитраж и всячески препятствовали обострению конфликта. В результате их политики борьба против локаута провалилась. Работники были вынуждены отказаться от профсоюзной организации в пивоварнях.

В Нью-Йорке же противостояние продолжилось под руководством СРП. Оно длилось 14 лет, при этом постепенно под влиянием сектантства Де Леона партия устранилась из «реформистской» борьбы, но ее бывшие члены продолжили вести пивоваров к победе. Медленно, но верно бойкот расширялся и к началу 20 века охватил весь северо-восток США, где подавляющее большинство массовых потребителей теперь принципиально пили только «профсоюзное» или заграничное пиво. Потеря значительной части рынка принудила бизнесменов сдаться. В 1902 году они отменили локаут для северо-восточных штатов. К сожалению плоды победы, которая могла стать одной из самых блестящих в истории американского социализма, из-за сектантства делеонистов целиком достались Гомперсу и его прихвостням.

С начала 1890-х нью-йоркские профсоюзы все активнее проводили политику «закрытого цеха» (требование обязательной профсоюзной организации всех трудящихся данного предприятия) и вовлекали в борьбу за него женщин. Вот яркий пример. 25 июля 1890 года началась общегородская наступательная стачка работниц швейных предприятий. Она продолжалась семь месяцев и завершилась победой бастующих. По условиям соглашения владельцы швейных фабрик и мастерских признавали тред-юнион АФТ, обязались не создавать компанейских союзов и подчиняться правилу «закрытого цеха». Кроме того, швеи настояли на увольнении всех, кто отказался бастовать. К 1891 году профсоюзная организация швей Нью-Йорка была в основном завершена, причем работницы преодолели разногласия между «нативным» и мигрантским тред-юнионами, создав единый союз. Новая стачка за повышение зарплаты и улучшение условий труда состоялась в 1893 году с участием 16 тысяч швей. Она проходила в обстановке экономического кризиса, имела оборонительный характер и завершилась успешно.

Забастовка мальчиков-газетчиков

С середины 1890-х профсоюзы начали систематическую кампанию за ограничение детского труда. В штате Нью-Йорк действовал запрет принимать на работу детей до 15 лет, но он фактически не соблюдался, на ряде предприятий от рассвета до заката наравне со взрослыми вкалывали даже 5-летние карапузы. В 1896 году Сенат штата Нью-Йорк провел расследование, в ходе которого выяснилось, что некоторые городские юристы за 25 центов выдают детям поддельные свидетельства о достижении ими рабочего возраста. Государственные ограничения так толком и не работали, пока профсоюзы не стали жестко проводить политику «закрытого цеха» и сами проверять возраст принимаемых на работу юношей и девушек. Это позволило уже в начале 20 века добиться первых серьезных успехов в борьбе с эксплуатацией детей. Важнейшим фактором в этом деле служило требование равной оплаты за равный труд, делавшее бесполезным найм детей на место взрослых. Несмотря на сопротивление бизнеса, тред-юнионы упорно продолжали кампанию против детского труда. Там, где дети составляли основную массу работников, создавались особые «детские» секции тред-юнионов, которые вступали в схватку с капиталом и часто одерживали над ним вверх.


Здесь невозможно не забежать за границы очерченных временных рамок и не упомянуть о самой громкой детской стачке 19 века — всеобщей забастовке продавцов газет 1899 года, вызванной повышением закупочных цен для распространителей в результате ценового сговора магнатов прессы. Она началась в Нью-Йорке в июле 1899 года с перекрытия детьми Бруклинского моста и охватила многие города США. Мальчишки (а иногда и девочки) работали ненормированно, иной раз до 16 часов в сутки, за 20-30 центов в день. При этом они постоянно находились на грани разорения, поскольку газеты отказывали им в формальном найме и заставляли покупать товар за свой счет. Главным требованием бастующих стало право на возврат непроданных газет.


Стачка проходила в обстановке колоссальной общественной поддержки и на высочайшем уровне координации и дисциплины в духе лучших исторических образцов. В самом начале забастовки полиция арестовала самых старших по возрасту руководителей «незаконного» (дети не имели права на участие в тред-юнионах) профсоюза, но оставшиеся без вожаков малыши не дрогнули. Разбившись на летучие дружины, они охватили кампанией бойкота весь Нью-Йорк. Связавшись с коллегами в других городах нью-йоркские «ньюс-бои» подняли на дыбы еще несколько городов Америки. Попытки газетных концернов использовать взрослых штрейкбрехеров и натравить на ребят гангстеров получили при помощи взрослых рабочих жесткий физический отпор, перед которым спасовала даже организованная преступность. Вместо барышей бизнес получил серьезные убытки. Спустя 20 дней стачки взятые за горло капиталисты сдались. Закупочные цены остались прежними, но концерны согласились принимать назад непроданный товар.

И все же самой знаменитой нью-йоркской забастовкой 1890-х стала не протестная акция торговцев прессой, а стачка бруклинских трамвайщиков с 14 января по  28 февраля 1895 года. Именно ее обессмертил в своем великом романе «Сестра Керри» классик американской литературы Теодор Драйзер.

Электрический трамвай развивался в Нью-Йорке с 1885 года и за десятилетие значительно потеснил конку и даже отнял часть пассажиропотока у надземных поездов. Нагрузка на персонал трамвайных компаний постоянно росла, а зарплата нет.

Нью-йоркская конка

В 1890 году электротрамвай пришел в Бруклин. Именно тут для работников отрасли сложились наихудшие условия труда. С помощью хитроумных манипуляций Бруклинская городская железнодорожная компания (БГЖК) зарегистрировала предприятие в штате Виргиния, что позволило дельцам обойти ряд выбитых из государства профсоюзами Нью-Йорка муниципальных и региональных ограничений. Особенное негодование рабочих вызывал отказ компании соблюдать закон Нью-Йорка о 10-часовом рабочем дне. Работодатель не отказывался от него полностью, но при этом не включал в 10 часов обеденный перерыв и технические простои. В результате фактический рабочий день увеличивался обычно до 12 и более часов. Вот как описывал ситуацию в своем романе Драйзер:

Он обратил внимание на требования бастующих вагоновожатых и кондукторов, которые заявляли, что стали теперь получать наполовину меньше, чем раньше, когда они получали по два доллара в день, так как в последнее время управление дорог начало усиленно пользоваться "разовыми" и одновременно увеличило рабочий день постоянных служащих до десяти, двенадцати и даже четырнадцати часов в сутки. "Разовыми" называли людей, которых управление нанимало для того, чтобы обслуживать вагоны в самое горячее время, то есть в часы наибольшего наплыва пассажиров. За каждый рейс "разовому" платили двадцать пять центов. Как только кончалась горячая пора, этих людей отпускали на все четыре стороны. Хуже всего было то, что никто не знал, когда ему предоставят работу; тем не менее нужно было являться в парк с утра и в хорошую и в дурную погоду и ждать у ворот, пока ты не понадобишься трамвайному управлению. Средний заработок при системе "разовых" редко превышал пятьдесят центов в день, то есть плату за два рейса. Иными словами, платили только за три с лишним часа работы, а

ожидание в счет не шло.

Трамвайные служащие утверждали, что эта система все шире и шире входит

в практику и недалеко то время, когда из семи тысяч трамвайных работников

только немногие будут получать регулярно по два доллара в день. Они

требовали, чтобы эта система была отменена, чтобы рабочий день, не считая случайных задержек, не превышал десяти часов и чтобы плата была не ниже двух с четвертью долларов в день. Они настаивали на немедленном

удовлетворении всех своих требований. Но трамвайные компании ответили

решительным отказом.

После неудачных переговоров с бизнесом местная ячейка «Рыцарей труда» проголосовала за начало забастовки. Их поддержали коллеги в некоторых других районах. В понедельник 14 января 1895 года 5 тысяч трамвайщиков забастовали, парализовав движение.

Стачка проходила при полной поддержке населения, которое не только включилось в бойкот, но и приняло активное участие в блокировании трамвайных путей и борьбе со штрейкбрехерами. Масштаб бойкотирования оказался настолько велик, что многие бруклинские полицейские отказались разгонять рабочих или сопровождать трамваи в рейс.

Солдаты стреляют по окнам домов во время стачки трамавайщиков

Слово Теодору Драйзеру:

Герствуд пробрался  в самый центр маленькой  группы, за действиями

которой наблюдали и полисмены и прочие стоявшие поблизости люди.  Один из полицейских обратился к нему:

  - Что вы ищете?

  - Я хочу спросить, не найдется ли тут работы.

  - Контора вот здесь, наверху, - ответил синий мундир.

Судя  по выражению  лица этого блюстителя  порядка, он относился безучастно к тому, что происходит, но в глубине души явно сочувствовал бастующим и потому сразу возненавидел пришедшего штрейкбрехера. С  другой стороны, по долгу службы он был обязан поддерживать порядок. Над  истинной ролью полиции в человеческом обществе ему никогда не приходило в  голову задумываться. Не того склада он человек, чтобы задаваться подобными вопросами. В нем смешались два чувства, которые уравновешивали друг друга. Он стал бы защищать этого человека, как самого себя, но лишь  потому, что это ему приказано. А скинув синюю форму, он переломал бы ребра всем скэбам.


В ответ владельцы компаний прибегли к помощи милиции штата для охраны составов. С 19 января движение возобновилось, но вагоны ходили почти пустыми. При этом рабочие продолжали попытки блокировать трамвайные пути, испортить оборудование вагонов и вразумить штрейкбрехеров.


Вскоре начались силовые столкновения с милиционерами. Во время одного из них командир солдат приказал взять толпу на штыки, в результате один человек получил ранение. В следующей стычке раненых оказалось двое. На насилие рабочие ответили насилием, атакуя войска камнями и прочими подручными средствами. Милиционеры постепенно от штыковых атак перешли к ружейным залпам. Появились первые жертвы, среди них и случайные прохожие.


В конечном счете стачка захлебнулась, и компания торжествовала успех. Победа, однако, оказалась пирровой. Финансовые потери от забастовки были столь велики, что ушлые дельцы через несколько месяцев обанкротились. Сменившие их в трамвайном бизнесе Бруклина предприниматели учли опыт предшественников и предпочли сразу договориться с тред-юнионом по-хорошему.

Пушки против стачки трамвайщиков

 

ДАНИЭЛЬ ДЕ ЛЕОН И ДОЛГИЙ ЗАКАТ СРП

В августе 1887 года конференция Объединенной рабочей партии штата Нью-Йорк — широкой электоральной коалиции антикоррупционных организаций — в результате интриг сторонников Генри Джорджа приняла решение об исключении социалистов из своих рядов. Попытка СРП создать альтернативную широкую рабочую партию провалилась. На выборах секретаря штата ее кандидат Дж. Эдвард Холл получил всего 7622 голоса. Не имело успеха и самостоятельное участие социалистов в других выборах. Например, на выборах мэра Нью-Йорка Александра Йонаса поддержали 2645 человек.

В связи с этими неудачами в 1889 году группа Вильгельма Розенберга, защищавшая ориентацию партии на парламентский путь к социализму и делавшая упор на предвыборной борьбе, потерпела поражение в дискуссии со сторонниками синдикализма, призывавшими к активной работе в профсоюзах с целью повернуть их к революционной стратегии и тактике. Новая партийная платформа 1889 года, проект которой написал известный журналист Люсьен Саниаль, предусматривала именно такой подход в качестве основного. Участие в выборах не снималось с повестки дня, но теперь предполагалось отказаться от блоков со средним классом, ограничившись использованием предвыборной трибуны для социалистической пропаганды.

Наибольшее влияние в профсоюзном движении США имели социалисты Нью-Йорка, поэтому именно этот город стал площадкой для апробации синдикалистских идей Де Леона и Саниаля. Правильные в основе они, однако, получили в практической деятельности сектантскую интерпретацию и привели СРП к политической катастрофе. Вместо того, чтобы последовательно возглавить борьбу тред-юнионов Нью-Йорка за 8-часовой день и выдвинуть конкретные и понятные массам радикальные экономические требования, делеонисты стали проповедовать абстрактный поворот к социалистической революции, отказ от будничных сражений за повышение уровня жизни и другие глупости.

Де Леону противостоял Сэмюель Гомперс, хитрый и решительный консерватор, в то время еще имевший репутацию чуть ли не марксиста. Гомперс дал возможность Де Леону втянуть нью-йоркские профсоюзы в свару по мелким идеологическим вопросам. Де Леон отталкивал от себя массу рабочих, особенно верующих, и одновременно группировал вокруг СРП левое меньшинство. После серии расколов в 1890 году Центральный рабочий союз Нью-Йорка развалился. 38 профсоюзов вошли в новую Центральную федерацию труда (ЦФТ) под крылом СРП, остальные подчинились влиянию гомперсистов. Опираясь на ЦФТ и подобные ей организации в других городах США, Де Леон с 1890 по 1894 год вел войну с гомперсистами.

Люсьен Саниаль

После кратковременного успеха в 1893 году, на съезде 1895 года линия Де Леона потерпела окончательное поражение. Умный Гомперс использовал Де Леона как метлу, поощряя его собирать в революционный профсоюз все радикальные элементы АФТ. Дело в том, что социалисты, несмотря на их малое количество (около 6 тысяч человек), неизменно пользовались значительным авторитетом в своих профсоюзах и, как правило, входили в число руководителей. К примеру, упомянутый выше Люсьен Саниаль был избран делегатом от профсоюзов Нью-Йорка на съезд АФТ в Детройте в 1892 году, выиграв выборы у гомперсиста. В целом, около 80% членов СРП были избраны в коллективные руководящие органы профсоюзов различного уровня (от предприятия до отраслевого и общенационального) или занимали посты председателей и секретарей. Таким образом, представление об организационной оторванности СРП от масс является мифом. Оторванность проявлялась не в отсутствии связи с рабочим классом, а в ошибочной сектантской тактике.

АФТ находилась еще в процессе строительства, отличалась рыхлостью и неустойчивостью, не превратившись в закостенелую бюрократическую структуру вроде российской ФНПР. Социалисты обладали широким спектром тактических возможностей по работе внутри АФТ. Если бы СРП проводила правильную линию, то левые вожди могли бы оказывать значительное влияние на политику АФТ и во время одного из острых социальных кризисов одолеть консерваторов, перехватив штурвал, как это не раз происходило в Европе, или хотя бы добиться сдвига в сторону лейборизма, как в Англии. Де Леон же уверовал в возможность революции здесь и сейчас. Главное, побольше правильной пропаганды, все рабочие проникнутся идеями социализма, и дело в шляпе! На практике же он облегчил жизнь гомперсистам.

На съезде АФТ 1893 года в обстановке экономического кризиса активисты СРП и их союзники выдвинули новую прогрессивную программу организации, содержавшую помимо плана глубоких социальных реформ в пункте 10 радикальное требование перехода всех средств производства и распределения в коллективную собственность народа. Формулировка пункта оказалась составлена крайне неудачно, создавая впечатление, что речь идет о тотальной экспроприации мелких фермеров и ремесленников, а также работников домашней промышленности с собственными станками. Это была роковая ошибка.

Съезд большинством в 2244 голоса против 67 решил передать проект программы на обсуждение в профсоюзах-коллективных членах федерации. Гомперсисты заняли грамотную позицию. Высказываясь за программу в целом, они сосредоточили огонь критики на пресловутом «ограблении» мелких собственников. Де Леон и его сторонники, проявив политическую близорукость, не учли менталитет и степень развития классового сознания большинства американских рабочих и упрямо настаивали на сохранении неудачной формулировки вместо того, чтобы четко ограничить ее крупным бизнесом, исключив из «экспроприации» мелкую буржуазию. На Денверском съезде АФТ 1894 года в обстановке спада рабочего движения Гомперс и его сторонники добились удаления пункта 10 из принятой программы. Социалистам удалось сместить Гомперса с поста президента АФТ, но и тут делеонисты не справились нормально. Ради победы не обладавшие большинством голосов делегаты от СРП поддержали кандидатуру популиста (члена мелкобуржуазной Народной партии) Джона Макбрайда, без сомнения честного и преданного рабочему делу человека, но большого путаника и по личным качествам абсолютно неспособного руководить профсоюзом национального уровня. За единственный год на посту Макбрайд перессорился с вожаками большинства отраслевых профсоюзов, с социалистами и даже собственными партийцами. Уже в 1895 году состоялось триумфальное возвращение Гомперса, а съезд АФТ принципиально закрепил в уставе отказ от «политической платформы» за пределами лоббирования «чистого» тред-юнионизма.

Самюэль Гомперс


Апофеозом делеонизма стал окончательный выход сторонников СРП из профсоюзов АФТ и создание сепаратного Социалистического трудового и профсоюзного альянса (СТПА), объединившего социалистические профсоюзы и левое крыло гибнущих «Рыцарей труда». Теперь Де Леон мог быть доволен: он создал идеальный профсоюз из одних социалистов. Естественно, влияние этой организации на массы оказалось минимальным, и она быстро деградировала. К 1905 году численность СТПА упала до 15 тысяч членов, что вынудило Де Леона согласиться на сотрудничество с новым боевым профсоюзом анархо-синдикалистов «Индустриальные рабочие мира» (ИРМ). В 1908 году после очередного раскола делеонисты покинули ИРМ и фактически самоустранились из «большой» профсоюзной жизни США. Марксистский синдикализм в ошибочной версии Де Леона потерпел безусловное поражение, сыграв роковую роль в судьбоносный для рабочего движения момент, когда в АФТ решался коренной вопрос выбора пути. Лейбористская альтернатива не состоялась, АФТ двинулась по дороге «чистого и простого» тред-юнионизма в хвосте двух главных партий — демократической и республиканской.

Сама Социалистическая рабочая партия раскололась. Возглавляемое Розенбергом меньшинство не признало результатов дискуссии и решений очередного съезда в Чикаго, обвинив синдикалистов в узурпации власти, неуставных методах внутрипартийной борьбы и даже в физическом насилии. С 1889 и до 1896 года в США существовали две СРП, Де Леона и Розенберга, пока последняя официально не сменила название на Социал-демократическую федерацию (СДФ), признав, наконец, полное размежевание со старой партией. За этот промежуток времени делеонисты увеличили количество местных отделений в 4 раза, а численность СДФ непрерывно падала.

Парадоксально, но на какое-то время «антипарламентская» линия Де Леона способствовала улучшению электоральных результатов СРП в Нью-Йорке и США в целом. В 1890 году в Нью-Йорке президент Ассоциации рабочих лицеев Фрэнсис Жеро получил более 13 тысяч голосов на выборах в апелляционные судьи. Кандидат в мэры города Август Делабар набрал 2% (4604 голоса), зато сумел занять третье место из пяти. В 1891 Даниэль Де Леон лично баллотировался в губернаторы штата Нью-Йорк, заручившись в итоге поддержкой 14651 избирателя. Еще через год Жеро претендовал на пост председателя апелляционного суда штата с результатом 17856 голосов. В том же году социалисты впервые сумели зарегистрировать своих выборщиков на президентских выборах аж в пяти штатах. Из 21 тысячи полученных кандидатом СРП фотографом Саймоном Вингом голосов 18 тысяч поступили из штата Нью-Йорк. В 1893 на выборах секретаря штата Де Леон довел результат СРП до 20 тысяч голосов.

Затем наступил временный спад. 1894 год ознаменовался для Нью-Йорка важнейшими политическими кампаниями, связанными с принятием новой конституции штата и расширением границ города Нью-Йорк. Сектантское самоустранение СРП от участия в обсуждении этих жизненно важных вопросов способствовало падению количества поданных за нее на выборах бюллетеней. Исключение составили выборы мэра Нью-Йорка, где СРП сохранила позицию третьей партии и даже нарастила количество голосов до 7 тысяч. Политическое влияние партии в штате зависло на уровне примерно 20 тысяч избирателей. Иногда оно немного возрастало при выдвижении ярких лидеров вроде Бенджамина Хэнфорда или Люсьена Саниаля. Последним «крупным» достижением СРП стало получение 36 тысяч голосов на президентских выборах 1896 года. После появления с 1896 альтернативных социалистических организаций Социалистическая рабочая партия все более маргинализировалась, электорально затерявшись в итоге среди многочисленных мелких партий-однодневок. Уже на президентских выборах 1904 года «новые» социалисты во главе с Юджином Дебсом превратились в третью по силе партию США с почти полумиллионной поддержкой, а СРП с 33 тысячами голосов замыкала список организаций, сумевших выставить выборщиков более, чем в одном штате. Перворожденная социалистическая партия США полностью сыграла свою историческую роль и фактически закончила прогрессивную работу. Теперь ей предстояли еще 100 лет медленного загнивания до окончательной бесславной гибели в 2008 году.

Откуда же появились на свет «новые» американские социалисты? Среди них было немало бывших делеонистов, разочарованных в деградировавшей СРП, но ядро партии составили молодые энергичные активисты, выдвинувшиеся в ходе прогремевшей на всю Америку классовой битвы — Пульмановской стачки 1894 года.