Словосочетание “разумная цензура” может показаться издевательством для человека, живущего в России. Каждый день государственные ведомства блокируют по несколько десятков сайтов, в том числе рассказывающий о протестах дальнобойщиков “Рабочий Путь” и безобидные в своём унынии либеральные притоны вроде “зеркал” Граней.Ру.  Роскомнадзор периодически устраивает гоп-стоп Википедии. По стране рыщут черносотенцы и сдают полиции библиотекарей с “неблагонадёжными книгами”, а противников режима средь бела дня могут облить краской или прыснуть в глаза перцовым баллоном (это если не вспоминать более жестокие случаи нескольких лет давности).

На вопрос “какая цензура нам нужна” самым торопливым будет ответ “никакая”.

К сожалению, такой подход вызовет только снисходительную ухмылку у холёных блюстителей морали, ибо цензура и так уже запрещена (Статья 3 Закона о СМИ). Можно было бы перефразировать классика и сказать, что демократичность российских законов смягчается необязательностью их исполнения. Однако дело в том, что наше государство не одиноко со своим спектаклем о свободе слова в мировом театре абсурда. Во всех странах, в том числе в развитых, манифесты о всеобщих правах в духе Эпохи Просвещения превращаются в фарс, как только дело доходит до контроля за “антиобщественным поведением”. Где-то больше, как в КНР и КНДР, где-то меньше как во Франции и США ([1] [2] [3]).

Почему же законы против цензуры принимаются почти повсеместно, но не соблюдаются нигде? В том ли дело, что люди не понимают идеалов свободы? Или же в том, что эти идеалы не имеют отношения к действительности, а “демократичные” законы пишутся не для работы в реальном мире, а лишь для популизма, будто зона их действия будет ограничена комнатой для чаепитий в воздушном замке принцессы Бубль Гум?

На самом деле, если послушать людей даже самых отъявленных анархистов и либералов очень скоро выяснится, что каждый не против хоть кого-нибудь отцензурить. С наибольшей вероятностью в бан-лист отправятся нацисты (а у нацистов коммунисты), разносчики пропаганды тяжёлых наркотиков и насильственной порнографии. Далее по списку пойдут сексуальные меньшинства, радикалы, представители враждебной (для кого-то) религии. Наконец, в самом запущенном случае наскипидаренный ненавистью и обидами человек будет запрещать всё, что посмело ему не понравиться.

Даже если вы себя не относите ни к одной из этих категорий цензоров, подумайте, не стоит ли угомонить товарища, который, допустим, выходит во двор и целую ночь напролёт орёт о своих правах, мешая спать жильцам?

Выбросим лицемерие с парохода современности никто не против цензуры. Но не всегда бывает понятно, на каких принципах она должна строиться, чтобы создавать оптимальное равновесие между правами и обязанностями человека.

Что и когда

Вариант с полным отсутствием надзора, как видно, нежизнеспособен. В противоположном же углу ринга стоит абсолютная цензура, которой поклоняются религиозные фанатики, любители тоталитарщины и другие ультра-правые.

К счастью или к сожалению, у России уже был период с критичным уровнем несвободы слова, из которого можно извлечь уроки это 30-е годы прошлого века, время расправ с внутренней оппозицией ВКП(б). Можно долго спорить о том, была ли жёсткая цензура оправдана в условиях враждебного окружения. Однако в данном случае важно не это, а то, что произошло позже, когда чистки успешно завершились, и руководитель страны Иосиф Сталин в 1953-м году благополучно отправился в страну Вечных Партсобраний, оставив после себя абсолютно стерильное пространство идей.

Как известно, к власти после этого пришёл Хрущёв, ненавидимый имперцами из числа сталинистов теми самыми, которые выход из любой ситуации видят в запретах и расстрелах. Хрущёву приписывают предательство идеалов коммунизма, попытку скрестить устоявшуюся плановую экономику с рыночной, несдержанность, безыдейность, посредственный ум и многое другое. Но вся соль здесь в том, что Хрущёв не встретил сопротивления в том числе со стороны сталинистов, когда шёл к власти и проводил свои реформы. Лишь в 1964-м году его отстранили и, опять же, не по требованию широких народных масс.

Долгие десятилетия абсолютной цензуры приучили советских людей слушаться вождя, а за несогласие отвечать по уголовному кодексу. Это хоть как-то можно было оправдать, пока у руля был Сталин один из выдающихся марксистов и руководителей не только Советского Союза, но и вообще того времени. Но вот Сталин умер и вся порочность системы, вся несамостоятельность народа в политических вопросах всплыла наружу. Из более чем ста миллионов взрослых человек не нашлось ни одного достойного преемника на пост генерального секретаря. Хотя по завещанию Ленина “каждую кухарку” нужно было обучать и вовлекать в процессы управления государством, не говоря уж о чиновниках высшего звена.

image03

Если с крайними вариантами всё более-менее понятно (хотя множество их сторонников до сих пор на удивление велико), то промежуточные вызывают гораздо больше вопросов. И главный, на который следует ответить: почему люди вообще ограничивают свободу слова? Ведь слово не способно само по себе, допустим, убить или ограбить, и лишь изредка может физически кому-то мешать, как в случае с ночными дебоширами под окном. И то, не потому, что это слово, а потому что это шум или занятое место на стене.

В качестве основной причины называют, разумеется, способность слов провоцировать действия. Увидел рекламу наркотиков обкололся героином. По крайней мере, так представляют дело сторонники цензуры.

Но слово подстрекает к преступлению только того, кто готов к нему. Если некто Василий является вашим лучшим другом, давним боевым товарищем и просто замечательным человеком, а какой-нибудь Сигизмунд злейший враг, губитель, душитель, отнимает у вас игрушки, зарплату и постоянно подсыпает соль в сахар призывам убить кого из них вы скорее последуете? В каком случае скорее уйдёте в запой по приглашению приятелей-алкашей: если у вас в порядке отношения с семьёй, есть возможности для карьерного роста, соблюдается режим труда и отдыха, вы приносите пользу обществу, и общество это ценит, или же если у вас нет никаких перспектив в жизни? Аналогично с самоубийствами, информацию о которых так лихорадочно прячет наше правительство. И с призывами к массовым беспорядкам.

Получается интересная вещь: всех в детстве так или иначе учат, что воровать, убивать, топить горе в вине и т.д. и т.п. это безусловно плохо. Но проходит время, и в жизни человека появляются обстоятельства, которые своей тяжестью перевешивают слепую веру в правоту воспитателей, толкая на “антиобщественные” поступки.

Так в чём настоящая проблема: в том, что человек знает о радикальных способах избавления от трудностей, или в том, что у него в принципе появляются ситуации, из которых нет “цивилизованного” выхода?

Если в стране колоссальное неравенство, и это вынуждает многих идти на преступления, чтобы хоть как-то приблизиться к властьимущим по уровню доходов и прав, то что нужно сделать? Нужно ли запретить любое упоминание о недовольстве населения в СМИ? Или же стоит снизить уровень неравенства, которое порождает это недовольство?

Выходит, что нынешняя цензура берёт на себя грязную работу по консервации несправедливости в обществе. Вместо решения проблем она занимается их замалчиванием в угоду тем, кто делает прибыль на людском несчастье или просто не хочет пачкать руки и пускает ситуацию на самотёк.

Единственная оговорка здесь это воспитание детей, ещё не знакомых с альтернативами. Если ребёнку сказать, что вещи нужно добывать грабежом, а про обмен и просьбы не рассказывать, то вполне логично, что тот грабежом и будет заниматься ничего другого он просто не умеет.

Но если человека в 16-18 лет, когда основные знания о жизни уже должны быть получены в школе, всё ещё приходится “оберегать” от рекламы пива, геев, спайсов и самоубийств, то должны возникнуть резонные претензии в адрес государства. А именно: куда оно тратит бюджетные деньги, если у молодёжи нет возможности отдыхать цивилизованно, разнообразно и с пользой для собственного развития? Почему воспитывает детей настолько беспомощными, что они в 18 лет не могут определить сами, какую сексуальную ориентацию предпочитают? Какие причины для самоубйиств могут быть в “государстве всеобщей духовности”? Кстати, “разрыв отношений девушкой/парнем” не оправдывает здесь правительство, потому что умение переносить лишения без капризов и истерик это тоже часть воспитания, которое нужно давать на уроках психологии в школе.

Таким образом, цензуре, если она выстроена разумно в интересах долгосрочного развития общества, следует заниматься не полным запретом на распространение информации, а порядком распространения. И этот порядок должен сниматься для людей достаточно взрослых. “Нежелательная” реакция на знания это проблема минимира и минизо, а не минилюба с миниправом.

Кто-то скажет: “Хорошо рассуждать, сидя на диване, а где гарантия, что это будет работать в реальности? Вдруг доступность информации приведёт к хаосу и всеобщей аморальности?”

Смотрим на реальность:

Норвегия первое место по уровню свободы СМИ, восьмое место по уровню равенства (индекс ООН rich/poor 10%), десятое место с конца по уровню предумышленных убийств (полный отчёт на английском). Причём в статистике за 2013-й год фигурирует всего 29 убийств в 3 раза меньше, чем Брейвик убил за раз в 2011-м году. А бойню Брейвика по идеологическим причинам нужно записать на счёт массовой миграции в Европу из стран Северной Африки и Ближнего Востока, приводящей к правовому и экономическому неравенству между нациями в одной стране.

Швеция второе место по уровню свободы СМИ, девятое место по уровню равенства (индекс ООН rich/poor 10%), 29-е место с конца по уровню предумышленных убийств (всего 81 за 2013-й год).

Более специфичный пример:

Япония одна из стран с самыми дикими нравами насчёт эротики и порнографии, от которых у российского консерватора глаза лопнут быстрее, чем порвутся штаны первое место по уровню равенства (индекс ООН rich/poor 10%), 7-10-е с конца по уровню изнасилований (зависит от года исследования). Пресвятая Россиюшка на 22-м месте с конца в 2010-м году.

В эту же копилку идут результаты психологических исследований, согласно которым мотивация к изнасилованиям это не сексуальное удовлетворение, а демонстрация власти. Читай, месть за социальное унижение в других сферах жизни (источник на английском, стр. 9).

Реальность Роскомнадзоровщина: 1 : 0

image02

Сколько и где

Ещё более сложный вопрос о свободе слова это распределение информационного пространства. Если государство не запрещает освещать недавно прошедший XII Всемирный Конгресс мазохистов “Накажи меня, Хозяин”, то это ещё не значит, что новостью должен быть забит весь Интернет. Кому достанется первая полоса газеты, сайт с красивым и коротким названием, первый канал (это не ругательство здесь, а просто порядковый номер), FM-частоты всё это так или иначе касается цензуры, которую мы хотим видеть “общественно ориентированной”.

Очевидно, что мечты об обобществлении средств производства здесь должны либо принять конкретную форму, либо отправиться в отдел изучения мифов библиотеки КиберЛенинки. Если в стране (не говоря уж о мире) живёт 140 миллионов человек, то нельзя каждому выделить по одинаковому куску домашней страницы главного сайта государства. Полного “равенства” здесь просто теоретически быть не может.

Если так, то логично было бы распределять пространство по результатам голосования. Более популярные передачи, журналисты, аналитики получали бы больше ресурсов, а люди с плохой репутацией меньше.

Но есть нюанс: нельзя по каждой мелочи устраивать референдум. Даже в наш прогрессивный век, когда информация мгновенно передаётся между материками, людям придётся тратить несколько минут хотя бы на то, чтобы понять, о чём идёт речь в голосовании. Пара десятков вопросов в день и свободное время для рабочего человека закончилось.

А новости, тем временем, должны выходить сотнями. Как, например, решить, чью версию событий публиковать по сбитому в Сирии бомбардировщику Су-24? Или по закупкам турецкими властями нефти у исламских террористов? Российский и турецкий варианты “правды” благополучно несовместимы друг с другом, а это значит, что одна из сторон бессовестно врёт, и делает это заведомо. И в то же время, обычный человек не может просто так взять и проверить за пару минут, кто прав, а кто лжёт правительства обеих стран имеют достаточно средств, чтобы убедительно сфальсифицировать доказательства в свою пользу. Никакое “правильное” воспитание с критическим мышлением здесь не поможет.

Получается, что многие вопросы должны решаться профессионалами на местах. И, по возможности, оперативно контролироваться простыми гражданами, без организации всеобщего голосования по каждому пустяку.

Вообще говоря, журналистское сообщество давно уже выработало принципы “этичной прессы”, куда входят объективность, честность, признание равенства наций, миролюбие и т.д. В идеале, это должно быть опорой для самоцензуры СМИ. Но с общественной точки зрения самоцензура вещь бесполезная, потому что подразумевает слепое доверие к потенциальному преступнику.

В результате, принцип “миролюбия“ в кодексе этики выливается в информационно-аналитические передачи а-ля: “Мы не желаем войны, но ради сохранения мира обязаны напасть первыми”. Принцип “честности” сводится к тому, что заангажированный репортёр выдаёт в эфир ту правдивую информацию, которая выгодна его заказчику, а аргументы против него просто не приводит.

Важно понимать, что этика самоцензуры разрабатывалась несколько десятилетий назад, когда возможности широких слоёв населения влиять на СМИ были смехотворны. Но сейчас ситуация кардинально поменялась.

Если говорить об Интернете в целом, то существуют правила, созданные сообществом Википедии для наполнения статей. Они не идеальны, они допускают ошибки, но их грамотное применение позволяет этой энциклопедии быть самым популярным образовательным сайтом на планете, привлекая сотни миллионов посетителей каждый месяц. Потому что разумное сочетание открытости и экспертных оценок сводит число злоупотреблений к минимуму.

Подобные правила можно написать и для СМИ, а самые лакомые куски информационного пространства отдавать тем, кто добросовестно этим правилам следует.

Например, если освещается какой-то конфликт, то гражданин имеет право узнать мнение обеих сторон конфликта, без купюр и выдирания слов из контекста. Позиции, не влезающие в репортаж, можно добавить в виде ссылок на ресурсы, где они опубликованы полностью.

Если речь идёт о массовом конфликте, то логично ждать не просто позиций сторон, но и статистики, сколько людей какую сторону поддерживает.

Наличие двух позиций и их статистической популярности легко проверяемый факт для рядового читателя. Не нужно быть экспертом по пропаганде, чтобы заметить, как нынешние государственные телеканалы в России замалчивают мнение оппозиции, а если (при наличии особого расположения планет на небосводе) что-то и публикуют, то обязательно в урезанном, сильно искажённом виде.


image00

В этом случае сам собой решается вопрос о квотах на пространство не только между СМИ, но внутри одного информатора: чем популярнее точка зрения, тем больше места она должна занимать и первее освещаться.

Далее, если журналист не непосредственный очевидец событий, берёт информацию из других источников, сверяется с ними, то эти источники обязательно должны быть указаны. Чем меньше источников, заслуживающих доверия, тем меньше доверия к самому журналисту.

Этот принцип кажется самим собой разумеющимся, но он не применяется здесь и сейчас. Если кровавым большевикам удастся добраться до башни Останкино и начать впихивать обитателей первых кнопок телевизионных пультов в прокрустово ложе проверяемости, то порубленное на куски РЕН ТВ будет низвергнуто в тёмные пучины мироздания вместе со своими безымянными специалистами по инопланетным вторжениям.

Не только журналисты, но и цензоры должны быть конкретными людьми, с публично доступными показателями рейтинга и кармы, чтобы знания не были поставлены под контроль безликой организации вроде РосКомНадзора, прикрывающейся заботой о морали и нравственности для защиты интересов правящей верхушки.

Даже выше указанных трёх принципов хватит, чтобы оздоровить информационные ресурсы. Разумеется, можно придумать больше правил простых и заковыристых, мягких и радикальных, частных и всеобъемлющих. Однако бесполезно просчитывать всё наперёд: развитие информационных технологий в современном мире невероятно сложно и стремительно. И потому общественная цензура должна адаптироваться к ним как живая, динамичная система.

По этой же причине самоубийством будет уничтожение “свободной части” Интернета, где порталы, пусть и построенные на отшибе Сети, пусть и не получившие государственной поддержки, будут иметь право на существование без цензурного рейтинга. Не потому что человечеству обязательно нужен уголок для бардака. А потому что цензура, имеющая юридическую силу, какой бы разумной и народной она ни была, всегда будет иметь риск для собственного перерождения в орудие власти привилегированного меньшинства над большинством.

По растущей популярности нерейтинговых порталов в противовес центральным СМИ можно будет заранее понять, что с общественным надзором творится что-то неладное, будь то неадекватные правила, их нарушение или злоупотребление. А если случится самое худшее, свободное пространство может стать убежищем для общества. Тем самым убежищем, от которого современные, подконтрольные олигархату правительства стараются избавляться.

Гости из прошлого (для самых хардкорных читателей)

Невозможно говорить о цензуре в левом издании и обойти стороной “диктатуру пролетариата”. Как известно, этим термином в классическом марксизме назывался переходный период общества, только что свергнувшего капиталистов, но ещё не победившего их до конца. На это время предлагалось сворачивать все “общегражданские” права и свободы (включая свободу слова, печати и т.д.) ради быстрого очищения от остатков классов-паразитов.

Конечно, вопрос можно поставить шире, чем диктатура со стороны социалистов. Например, после недавней революции на Украине во имя “европейских ценностей” начались повальные облавы на активных противников нового режима (не говоря уж о военной операции против населения на востоке страны), а коммунистическая символика была поставлена вне закона.

Как видно, принцип “сейчас всё запретим, а там посмотрим” чрезвычайно популярен среди политиков, даже самых “свободолюбивых”. Он кажется естественным и даже разумным, когда со всех сторон напирают враги. Но так ли он хорош на самом деле?

Первым делом, разумеется, нужно попрекнуть сторонников переходной цензуры в том, что они не учатся на ошибках прошлого. Пример Советского Союза (упомянутый выше) прекрасно показал, как иммунитет к критике полностью парализовал работу партии, которая начинала правление как самая прогрессивная и народная, следовательно имеющая неисчерпаемый источник для пополнения и развития кадров. Мало того, когда до власти добираются люди недобросовестные, молчание оппозиции становится для них необходимым условием выживания. Временность тотальной цензуры превращается в зыбкий миф, утекающий сквозь пальцы слабеющего народовластия.

Во-вторых, спасение любого диктатора от революции враждебное окружение, становится не только причиной запретов, но и их следствием. Чтобы сохранить иммунитет, правительство начинает создавать себе врагов из воздуха, лишь бы был повод заткнуть рты всем вольнодумцам. В результате простой народ к цензуре бонусом получает войну разной степени нагретости и нет ей конца.

Наконец, третье и самое главное: свобода слова сама по себе ещё не означает свободы покупать слово.

Разберём известное письмо дедушки Ленина Мясникову 1921-го года выпуска, где он подробно оправдывает запрет печати для всех партий, кроме большевиков. Основной аргумент, красной линией проходящий через текст, здесь очень прост: капиталисты имеют огромные средства и могут на них купить толпу авторов, гору бумаги и реки чернил, чтобы заглушить голос пролетарской “Правды”, дискредитировать советскую власть и спровоцировать контрреволюцию.

Вестимо, у Ильича перед глазами не было примера перерождения номенклатуры в СССР. Но так ли этот пример необходим?

Ленин упрекает Мясникова в слишком простом, “отчаянном” призыве организовать свободу печати для всех: “от монархистов до анархистов” но сам сваливается в такую же примитивную крайность, только по другую сторону баррикад. Если точнее, то предлагает весь протест проводить через официальные партийные челобитные.

А между тем, если только сесть и как следует порассуждать, что тогда, что сейчас существует масса способов вывести СМИ из-под влияния Его Величества Золотого Тельца, введя лишь небольшие ограничения.

Квотирования информационного пространства, о котором подробно написано выше, 100 лет назад можно было достигнуть ограничением тиража газет либо выделением одной-двух полос в общей газете или журнале. Сейчас эта проблема решается выделением небольшого числа интернет-доменов на организацию (особенно - с “красивыми” именами), ограниченным количеством ссылок с официальных и государственных порталов на оппозиционные ресурсы. Сколько журналистов с политологами ни покупай их галдёж всегда будет упираться в рамки, установленные народом, но в то же время внутри этих рамок они смогут абсолютно свободно указывать на самые больные, гнилые места общества и действующих властей. Сами квоты можно определять по результатам голосования или с частичным учётом таких результатов.

Можно придумать десятки других способов, среди которых наверняка найдутся лучше тех, что описаны в этой статье. Будет здорово, если читатели поделятся своими идеями прямо в комментариях.

Важен общий принцип: если свобода слова как общественный инструмент, с одной стороны, позволяет строить объективную и потому эффективную картину мира, но в то же время может вставлять палки в колёса из-за своей продажности, то не нужно брать в руки огнемёт и идти сжигать книги, сервера и людей. Вместо этого стоит подумать над тем, как избавить этот инструмент от недостатков, сохранив преимущества.