Выборы в Государственную Думу в 2021 г. стали показательными. Если раньше проблема фальсификаций стояла остро, что ставило под вопрос целесообразность участия в этой системной процедуре избрания депутатов, то теперь сомнения граждан в честном подсчёте голосов перекочевали из очного формата выборов в заочный, что не оставляет камня на камне от участия в избирательном процессе. Это особенно ярко показала ситуация с электронным голосованием в Москве. Мне удалось поговорить с одним из кандидатов в депутаты ГД, который представляет левую часть политического спектра, Михаилом Лобановым. Именно он прославился тем, что благодаря слаженной работе штаба и наблюдателей сумел добиться более высокого уровня прозрачности процедуры голосования на избирательных участках его округа. И это принесло свои результаты. Согласно данным очного голосования Лобанов набрал более 46 тыс. голосов, тогда как его основной соперник Евгений Попов, медийный кандидат от Единой России, имевший куда более крупные объемы ресурсов для осуществления кампании, - показал результат в чуть более 34 тыс. Однако по результатам дистанционного голосования, механизм подсчета которого неподконтролен независимым наблюдателям, Лобанов набрал около 26 тыс., тогда как Попов более 46 тыс. Это полностью изменило исход голосования, лишив Лобанова мандата1.

Беря это интервью, я предполагала, что убеждения Михаила выходят за пределы той общедемократической повестки, которую его штаб предлагал во время кампании и которая помогла объединить вокруг Михаила значительно количество активных жителей Кунцевского района и активистов страны в целом. Насколько эта гипотеза верна – решать вам.

-Михаил, Вы по профессии математик, казалось бы, ничего общего с политикой. Как начался ваш политический активизм?

-Я был студентом и помимо того, что решал большое количество задач, изучал лекции, книжки по математике, по своей специальности в университете, просто читал разную литературу, которую брал в букинистических магазинах, в библиотеке МГУ – везде, где дотягивался. На первом курсе это были художественные книги, то, что я не прочитал по школьной программе по литературе. Потом стал читать разные контркультурные произведения, через это стал добавляться интерес к политико-философским вещам. Прочитал Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма», через чтение разных книг сложилось понимание, что стоит заглянуть в какие-то вещи, связанные с Марксом, Лениным, Троцким. Купил «Немецкую идеологию» в букинисте, «Преданную революцию» взял в библиотеке МГУ, «Государство и революцию», прочитал несколько таких книг. На пятом курсе попутно попал на семинар, который в МГУ проводили левые активисты, посвященный борьбе против закона первого найма во Франции. К моменту перехода в аспирантуру под влиянием прочитанного и под влиянием опыта самоорганизации студентов и аспирантов в общежитии МГУ во время пожара...

-Ох, там был пожар?

-Да, в мае в 2006 г. произошел пожар, два человека погибли. У меня там жил брат. Всплыло много проблем Университета: вопросы противопожарной безопасности, что администрация не соблюдает интересы студентов. Возникло протестное движение, люди сорганизовались через форум, собрали 3 тыс. подписей, но администрация затянула процесс, и все рассыпалось, я в то время был погружен в защиту диплома. То есть было движение самоорганизации, но люди не сделали дальнейших шагов. Зато начался поиск единомышленников внутри университета и вовне. Через левую среду в Москве я познакомился с будущей Конфедерацией Труда России. Через них поприсутствовал на профсоюзных семинарах, где проводили тренинги. Поучаствовал в раздаче листовок при попытке создать профсоюз в одном из банков. Съездил на забастовку в Михайловцемент, это в Рязанской области, где рабочие хотели остановить завод, требуя повышения зарплаты.

-То есть, основательно погрузились в профсоюзную работу в самых разных сферах? Казалось, вы больше активно в МГУ на этом направлении работали.

-Это шло параллельно. Я начал интересоваться профсоюзным движением вовне, а потом стал искать единомышленников внутри Университета, начали думать, как действовать дальше. Внутри университета мы стали делать марксистский семинар на философском факультете под прикрытием профессора Багатурия, он марксовед. Мы выбирали темы, приглашали спикеров, завешивали Университет объявлениями и проводили открытые мероприятия.

-Участниками были в основном студенты?

-Да, из Университета. Иногда мы оформляли проход ребятам не из МГУ. Приходило от 20 до 50 человек. Были доклады, потом вопросы и дискуссия. Из гостей приходили Бузгалин, Кагарлицкий, Будрайтскис Илья. Прикрыли это году в 2014.

-Прикрыли?

-Скорее да. Багатурия отошел от дел, другой преподаватель помоложе сначала это подхватил, но было давление местных ФСБ-шников МГУ. Лет шесть семинар шел, всегда находился кто-то из студентов, кто тащил его на себе. Организовывая этот семинар, мы всегда смотрели на внутриуниверситетских проблемы, вокруг которых можно было бы объединить студентов. Мы поучаствовали в деятельности OD group на соцфаке в 2007 г. Кроме того, я участвовал в создании киноклуба. Эту площадку мы использовали для того, чтобы говорить о политике, профсоюзах, социальных движениях. Ведь большая часть знаковых фильмов 20 в. затрагивает социальные темы.

В 2009 г. у меня заканчивалась аспирантура, дело шло к защите. В общежитии главного здания произошел конфликт: администрация хотела ограничить право прохода, тогда люди попытались объединиться через форум. Тогда несколько знакомых обратились ко мне, зная о всех этих киноклубах и семинарах.

-Стали просить помочь?

-Да. Мы провели кампанию и быстро выиграли. Ядро кампании сохранили, и оно стало основой инициативной группы МГУ. Первый год существования она занималась проблемой общежитий. Потом мы поняли, что это мало куда ведет, поскольку мы решаем проблемы, но нас не становится больше. Мы не идем к каким-то более глобальным изменениям. Тогда мы переформировались на базе борьбы против коммерциализации образования – против закона об образовании, который как раз тогда, в 2010–2011 гг., хотело принять правительство. В законе был ряд негативных моментов: власти хотели убрать некоторые социальные аспекты и создать почву для дальнейшей коммерциализации. Мы объединили актив марксистских семинаров, инициативную группу из общежитий МГУ и часть комсомола первички КПРФ. Я собрал их и предложил вести кампанию, пытаясь выйти за пределы Университета. Нас было довольно много. В это время администрация снова решила ограничить право прохода, тогда мы этот актив мобилизовали и выиграли очень важную и тяжелую кампанию по правилам прохода. Там уже были митинги по 300 человек, 3,5 тыс. собранных подписей, первый раз провели Occupy ректорат. Это такой способ давления на ректора, когда группа из 100 человек приходит к его кабинету и требует встречи с представителями протестующих. Эта деятельность часто перетекала, реагируя на внешнюю появляющуюся повестку. Администрация периодически подкидывала темы, из-за которых жизнь начинала бурлить, тогда группа оживала, вбирала в себя новых активных участников и зачастую побеждала. Внешняя повестка тоже все время приходила. В 2011–2012 гг. в период федеральных выборов мы протестовали против вступления Студенческого союза МГУ в Народный фронт «Единой России». Под давлением этого протеста в МГУ была образована сеть выборных студенческих советов. Потом долгое время мы боролись за то, какими эти студенческие советы будут. Они стали площадкой противостояния между карьеристами, которые всегда были в студорганизациях, но, поскольку студсоветы стали выборными, туда могли идти оппозиционно настроенные студенты, которые поднимали вопрос вектора движения советов, в том числе в сторону, независимую от администрации. На митинги 2011–2012 гг. мы выходили со своей повесткой: увеличение финансирования образования и науки. Когда начались марши миллионов 2012 г. нам удавалось собрать научно-образовательную колонну, которая насчитывала несколько тысяч человек и была востребована, потому что людям не хотелось идти под политическим флагами. Они себя не ассоциировали ни с левыми группами, ни с «Яблоком», ни с какими-то партиями, которые входили со знаменами ПАРНАС. Этим людям гораздо проще было встать под лозунги, связанные с доступностью образования, демократизацией высшей школы. Через это в резолюцию марша миллионов добавили блок про финансирования науки и образования. Через оргкомитет добивались слова на сцене этих больших митингов.

Дальше продолжали действовать в Университете: в 2012 г. создали межвузовский профсоюз Университетская солидарность. Первые его годы пришлись на период майских указов, тогда было объективно тяжело что-то делать, но профсоюз выжил, существует и объединяет активных преподавателей, научных сотрудников и другие категории работников нескольких вузов в разных регионах.

Протест за сохранение автономии МГУ (в котором Михаил принимал участие)

-Какие кампании удалось провести Унисолу за это время, удалось ли в чем-то добиться успеха? Как вообще обстоят дела с правами профессорско-преподавательского состава в МГУ?

-Профсоюз принимал участие в кампании против реформы МГУ, которую объявило руководство университета весной 2019 г. Тогда была идея объединить факультеты, причем унифицировать программу первого курса и ввести бюрократическую надстройку над факультетами в виде руководства школ. Эту реформу по крайней мере временно удалось завернуть. Руководство МГУ под общественным давлением трансформировало этот проект в пока что относительно фиктивные научные школы. Они выглядят, как несколько новых магистерских программ и объединение в научные школы, которые просто сводятся к надбавкам ряду сотрудников.

Были успешные кампании по защите отдельных сотрудников и студентов от увольнений и отчислений. На заре появления первички в 2013 г. нам удалось избежать массовых увольнений научных сотрудников МГУ в связи с майскими указами. Тогда мы остановили ситуацию, которая негативно сказалась на многих вузах. Нам удалось остановить нависшие сокращения.

Нам удалось сохранить от ликвидации два подразделения: Институт русского языка и культуры в 2015–2016 гг. и в 2020 г. Институт мировой культуры.

В Физтехе коллегам несколько лет назад удалось добиться повышения окладов для всех преподавателей, большая часть заработной платы вошла в оклады, это был успех. Успехи были в Екатеринбурге по защите отдельных людей и оспариванию конкретных приказов. За эти годы профсоюз не смог стать массовым и сильным, поэтому речь идет про отдельные успехи.

-Если говорить о проведенной вами политической кампании по избранию в Госдуму, Вы выдвигались от КПРФ, при этом в ней не состоите. Почему Вы приняли такое решение и какую перспективу развития КПРФ видите?

-Я не состою ни в какой партии, поскольку сейчас в России нет ни одной партии, которая была бы мне близка, была бы настолько живой, чтобы в ней участвовать. Сейчас в России невозможно быть самовыдвиженцем, потому что нужно собрать такое количество подписей и по таким правилам, что потребуется столько больших организационных и финансовых мероприятий, особенно денег, которые почти никто не может собрать. Это могла сделать команда Навального, в одном округе – команда Каца и националист Юнеман, тоже независимый. Все остальные самовыдвиженцы на федеральных выборах или выборах высокого уровня – это провластные кандидаты, которых пускают под видом самовыдвиженцев, рисуя подписи. Даже если бы смогли откуда-то взять денег и организационный ресурс на сбор такого количества подписей, их бы все равно могли зарубить. Поэтому идти нужно от партии. Дальше вопрос – от какой. В России есть больше десятка зарегистрированных партий, но почти все из них фиктивные. Это кремлевские проекты, которые просто из себя партии изображают. Хоть какую-то структуру, похожую на реальную партию, имеет КПРФ. Есть еще «Яблоко» - более правая вещь, но она больше похожа не на партию, а на политический клуб.

Поскольку я человек левых взглядов, то я пошёл от КПРФ, несмотря на то что я критически отношусь к заявлениям руководства, к ситуации внутри партии (отсутствие внутренней демократии). КПРФ в плане программы, взглядов многих ее членов все-таки является левой, при том что там присутствует немало консервативных и правых ноток в риторике. А ее руководители зачастую говорят языком, который просто не воспринимает значительная часть общества. Но экономическая и социальная программа, вопросы самоуправления, пусть и сказанные своеобразным языком, мне близки.

Михаил на одном из выступлений перед выборами

К тому же выдвижение от КПРФ увеличивает шансы на избрание. Мы, наша команда, в эти выборы решили ввязаться для того, чтобы победить. Мы реально ставили такую задачу. Я оказался в уникальной ситуации, когда в силу предыдущего опыта взаимодействия с КПРФ в МГУ в сфере образования они хотели меня выдвинуть. С другой стороны, ко мне нормально относится широкая левая среда в России, так что я могу попытаться ее мобилизовать. Плюс я и мои единомышленники находимся в ряде активистских сетей локальных, университетских, профсоюзных. Мы можем из мобилизовать, построить общую кампанию. Нам это удалось. Не имея никаких ресурсов, кроме связей в активистской среде, мы смогли собрать команду и провести масштабную кампанию, которая оказалась самой эффективной, самой заметной в России по одномандатным округам. И мы смогли показать самый лучший результат среди всех. Мы это делали, объединяя людей на базе лево-демократической повестки. Она была умеренно левая. Мы формулировали ее так, чтобы подавляющее большинство людей в нашем округе и за его пределами могли к ней присоединиться без мысли о том, что идут на какой-то компромисс с совестью.

Мы себя идентифицировали как демократических социалистов, что на выборы идет целая команда активистов, которая постоянно растет. Люди в это поверили, и оказалось, что эта повестка – борьба с вопиющим неравенством, которое раздирает Россию, вполне востребована.

Про перспективы развития КПРФ вопрос интересный. Из-за некоторого подъема общественных настроений и разгрома несистемной оппозиции возник очевидный внешний и внутренний запрос на радикализацию партии. Тактические успехи молодых кандидатов от партии и на выборах, и в публичном пространстве показывают, что какие-то изменения в КПРФ происходят. Приходит осознание, что стиль, риторику и методы работы с людьми надо менять. Левая и общедемократическая повестка начинает отыгрывать пространство у консервативных течений. Однако совершенно на данный момент не понятно, как конкретно эти тенденции могут привести в ближайшие годы к каким-то тектоническим изменениям в руководстве КПРФ. Неочевидно, что есть реальный шанс превращения ее из структуры, заточенной чисто под выборы, в массовую левую организацию, способную притягивать к себе активистов из разных сфер. Посмотрим. В любом случае, сегодняшние тенденции дают больше пространства для идейных левых внутри и вне КПРФ для вхождения в федеральную повестку. И они эти возможности используют.

-Все-таки это было больше ваше решение или вас кто-то сподвиг, кто-то предлагал помощь? Кто помогал организовывать штаб? Обучать наблюдателей, членов комиссии?

- Идти на выборы – это было мое решение, принятое с опорой на мою интуицию и мои предчувствия. А дальше я просто задействовал те связи, которые у меня были. Осознав, что нахожусь в ситуации, когда могу выступать точкой консолидации, я стал обращаться к тем людям, которых хотел видеть в этой кампании. Многие пришли из Инициативной группы МГУ. Помогал выпускник МГУ Александр Замятин, который является депутатом в Зюзино и имеет опыт выборов. Без него бы так здорово не получилось.

-То есть к КПРФ или Яблоку вы за поддержкой не обращались? Ведь это опытные партии, которые хорошо знают механизмы предвыборных кампаний.

-КПРФ меня выдвинула, то есть дала возможность избираться без сбора подписей, решила вопрос с пакетом документов на выдвижение. КПРФ выделила 800 тыс. рублей за все время кампании, что тоже играло определенную роль. Горком пытался проводить обучение, передавая опыт, как проводить выборы. Но реально подавляющую часть ресурсов нашли мы и провели эту кампанию так, как не умеет проводить аппарат КПРФ. Запомнилось, как на первых встречах в Горкоме КПРФ, где собирались потенциальные кандидаты, говорили, что считают, что не нужно тратить усилия на сбор средств через пожертвования, поскольку люди не склонны давать деньги таким образом.

-А что они предлагали делать в таком случае? 800 тыс. – это для кампании совсем мало.

-Поэтому у большинства кандидатов от КПРФ нет денег, либо им дает деньги какой-то бизнес, кто-то получает деньги от знакомых. Но большинство практически не ведет кампанию.

-И никто не знает об их существовании?

-По сути да. Они привыкли участвовать ради второго или третьего места, а не ради победы. Видимо, каким-то людям, имеющим посты в партии, подкидывали дополнительные деньги. Интересно, что на выборах в 2019 г. в Московскую городскую думу округа были примерно втрое меньше, но тогда по линии партии каждому кандидату давали больше средств, чем сейчас кандидатам на Госдуму.

-А Яблоко никак не помогало?

-Мы никак не связаны с Яблоком. Яблоко помешало. Оно сделало ошибку. Они должны были понимать, что в этом округе пойдем мы, что мы будем вести активную кампанию и будем стараться победить. Но они все равно решили все деньги Яблока в Москве вложить в наш округ, создав здесь очень конкурентную кампанию. Здесь был единоросс с огромными ресурсами, финансовыми, информационными, административными, здесь были мы с опорой на пожертвования граждан и активистские сети, на низовую политику. И Яблоко все свои деньги и деньги от спонсоров спалили здесь на кампании Кирилла Гончарова. Но оказалось, что мы просто сильнее, что у нас больше содержания, что людям ближе то, что мы говорим. В итоге, имея значительно меньше средств, мы оказались впереди, получили поддержку «умного голосования». И показали, видимо, лучший результат среди всех оппозиционных кандидатов по всей России.

-В итоге по результатам выборов, вы, как и ряд других оппозиционных кандидатов, очевидно победили на очном голосовании, но подсчет электронного голосования был затянут. Через 12 часов после завершения электронного голосования опубликовали результаты, которые развернули ситуацию на 180 градусов. Непрозрачность подсчета электронного голосования тоже ясна. Вы уже подали иск в суд, как и несколько кандидатов КПРФ, кто смог.

-Все, видимо, уже подали.

-Я так понимаю, что там кого-то задержали, но кого-то уже выпустили. Кто-то сидел в осаде.

-Да, был заблокировано здание, где находится юридическая служба горкома КПРФ. Там сидели юристы, готовившие иски. Одного из них власти хотели привлечь за пост о встрече с депутатами, которая уже прошла. И получилась такая блокировка. Умышленная или нет – можно рассуждать, но как минимум на сутки это отложило подачу исков.

-Как вы сейчас рассматриваете эту ситуацию, насколько вероятно, что суд удовлетворит иски?

-Я считаю, что это практически невероятно, просто нужно использовать суд как площадку, чтобы говорить о фальсификациях, разоблачать их и идти в вышестоящие инстанции. Наверное, в итоге в ЕСПЧ. Чтобы делегитимировать существующую избранную Думу и бороться против электронного голосования в том виде, в каком оно сейчас существует в России, поскольку это будет инструмент фальсификации на все последующие выборы. Наша задача – либо добиться, чтобы оно исчезло, либо показать людям, что в таких выборах нет смысла принимать участие, нужно искать другие формы активности, проявления протеста.

Схема взята с Радио Свобода

-То есть в большей степени вы используете эти иски для создания повестки.

-Мы сделаем все, что можем. Но реально решение принимает не суд, его принимают исполнительные власти. И мы не питаем надежд на то, что они скажут суду принять решение в нашу пользу. Мы выходили на улицы в формате встречи с депутатами 20 и 23 числа, также 25. Но власти очень болезненно на это реагируют – преследованием сотен людей. Арестовывают, выписывают штрафы, кому-то дают 10 суток ареста. Видимо, собираются продолжать давить протест, потому что здесь понятно: всем людям, кто знаком с «умным голосованием» и экспертными исследованиями в этой сфере, понятно, что это были фальсификации. Людей это возмущает. Власти боятся, что недовольство может перерасти в массовую уличную активность, поэтому они душат первые шаги.

-В этой ситуации, когда весь аппарат принуждения направлен против протестного движения, как вам действовать? Как ему противостоять, учитывая, что у вас ограниченное количество ресурсов и сил. Не страшно ли вам?

-Пока мы пробовали уличные акции: шли на этот риск. Мы видим, как реагируют власти, и было абсолютно непредсказуемо, что они отреагируют настолько жестко. Мы используем юридический путь. Будем использовать просто публичность: пытаться публично доносить, что произошло с электронным голосованием. Если будут возможности безопасно провести уличную акцию, проведем. Но зацикливаться только на электронном голосовании мы сейчас не можем, наша команда не будет отказываться от деятельности по другим направлениям. Мы шли на выборы, чтобы получить инструменты для объединения людей и решения проблем, которые нас всех беспокоят. Дальше будем делать все, чтобы отменить эти выборы и вернуть наш мандат и соответствующие ресурсы, но в любом случае будем развивать ту деятельность, которую планировали осуществлять с использованием ресурсов Госдумы, уже другими путями.

-Вы себя называете демократическим социалистом. А как вы относитесь к российской социал-демократии рубежа 19-20 веков?

-В значительной степени ассоциирую себя с этим неоднородным движением. Это движение, которое пыталось взаимодействовать с движением наемных работников, пыталось анализировать окружающий мир и найти способ его преобразования в интересах большинства, всех. Нет смысла открещиваться от того опыта, который был. И позитивного, и неудачного. Но я называл себя демократическим социалистом, чтобы не вдаваться в споры о словах. Ведь социал-демократы, с одной стороны, - история столетней давности в России, тут можно уходить в споры о том, какие ее ветви более правые, менее правые, о революции и т.д. С другой стороны, есть спор о социал-демократии последних десятилетий в Европе, где социал-демократические партии по сути не являются левыми. С этим не хочется ассоциироваться. К тому же в России со словами социал-демократ у части людей ассоциируются Справедливая Россия и даже Яблоко. Соответственно мы выбрали определение «демократический социалист», чтобы этими словами описать мировоззрение, политические позиции. При этом минимизируется риск ухода в исторические споры. Мы не хотели в ходе кампании уходить в споры о прошлом, а хотели попытаться объединить людей для того, чтобы изменить наше будущее.

Читали ли Вы «Капитал» Маркса?

-Читал.

-Как оцениваете эту книгу, ее роль в современном обществе?

-Это важнейшая работа своего периода. Почти все современные социальные науки и школы в той или иной степени опираются, критически переосмысливая на Маркса и других исследователей левого направления. Сложно переоценить вклад Маркса. Капитал неизбежно нужно читать и понимать, если человек хочет заниматься современным обществом как исследователь. Это не значит, что нужно его прочесть и остановиться. Чтобы понимать последующие исследования, теории, методы, язык, нужно читать Маркса. Это поможет понять, откуда пришли те или иные вещи в академический мир или политическую практику. Они пришли, либо развивая Маркса, либо споря с ним, либо в каком-то еще более сложном взаимодействии.

-Если уж заговорили о методе, «Науку логики» Гегеля вы тоже читали?

-Нет.

-Ну и славно, а то тяжело это все, хотя Владимир Ильич завещал…

Михаил, мы сейчас обсуждаем рост значимости левой повестки и левых сил в России. Но противоположная часть спектра, даже и в своем радикальном варианте, тоже крайне популярна как в России, так и в мире. Ярким случаем стал приход к власти в Бразилии Жаира Болсонару, который известен риторикой, граничащей с фашизмом. Наряду с этим распространены и более умеренные идеи из серии «Открой свой бизнес и добейся всего сам». Как вы относитесь к таким идеям и считаете ли вы возможным сотрудничество с умеренно правыми на определенных этапах?

-Идеи не разделяю, я человек лево-демократических взглядов… И довольно радикальных. Правых считаю своими оппонентами, но тактически в вопросах, связанных с противостоянием политическим репрессиям или требованиями по защите минимальных гражданских свобод, противодействии удушению независимых медиа здесь можно выступать единым фронтом, объединяться по конкретным вещам. Это речь о политических фигурах. На низовом уровне в рамках социальной активности нужно вовлекать в общую деятельность всех людей, с кем бы они себя ни ассоциировали, к каким бы медийным фигурам они ни прислушивались. Мне бы хотелось, чтобы это объединение проходило на лево-демократической платформе, наша кампания показала, что это востребованная вещь, и на такой базе можно объединять самых разных людей, как бы идеологически они себя ни идентифицировали.

-Возвращаясь снова к урокам, которые нам дают левые в других странах мира. В Уругвае с 2010 по 2015 г. президентом был Хосе Мухика – не просто левый лидер, а бывший партизан, участник движения городской герильи Тупамарос. Мухика в свое время в сумме провел в тюрьме более 14 лет. Но его президентский срок во многом запомнился скорее тем, что была легализована марихуана. Конкретные структурных изменений, на которые все-таки есть запрос, при нем не произошло. В этой связи понятно, что вы шли как кандидат в депутаты Госдумы, тут речь о куда менее широких возможностях. Но что бы вы попытались делать с помощью этого мандата и вообще считаете ли возможным с помощью такого инструмента, как Госдума, добиться каких-то структурных изменений, в том числе затронуть вопрос о собственности?

-Добиться структурных изменений с помощью одного депутатского мандата невозможно. Мы собирались на базе ресурса, который дает Госдума: статус, оплачиваемые ставки помощников, зарплата депутата, которую можно перераспределять на органайзеров и юристов,- создать группу, которая могла бы взаимодействовать с инициативными группами жителей по районным проблемам, с ростками профсоюзного движения, способствовать его развитию, и бороться на самоуправление в университетской среде. Помогать расти активистским сообществам. Также использовать Госдуму как трибуну, чтобы говорить о тех вещах, которые нас волнуют: о тех структурных изменениях, о борьбе с неравенством, необходимости изменения внешней политики с искусственного противостояния с Западом на то, что люди разных стран должны давить на свои власти, чтобы тех усадить за стол переговоров, чтобы они договорились о ликвидации офшоров, о единой справедливой налоговой политике для всего мира. Чтобы крупные капиталы не могли бегать из страны в страну, богатые люди не лишали таким образом будущего наши системы образования, медицины и т.д.

-Допустим, вы попали в Госдуму. Что будет на следующих выборах? Вы бы попытались как-то кооперироваться с КПРФ, рассчитывая на большинство в Госдуме – это возможно?

-Сложно говорить о России, наше понимание было следующим: сложилась уникальная возможность, когда мы можем победить и проскочить, поскольку власти не оценят наш потенциал на ранних этапах, когда нас можно отсечь чисто формально, например, надавив на руководство КПРФ или не зарегистрировав как кандидата. Проскочив, мы бы действовали так, что на следующие выборы нас, скорее всего, уже не допустили бы. То есть мы хотели использовать эти пять лет по полной, чтобы продвинуть социальные движения, профсоюзное движение в России. Дальше уже по факту решать, остается ли у нас способ действовать через выборы или сосредоточиться на вещах, никак не завязанных на электоральные процедуры. Что будет в России через пять лет – сложно прогнозировать. Надеяться, что если режим останется прежним, а мы реализуем то, что хотим, нас просто допустят до выборов, на мой взгляд, слишком оптимистично.

-По поводу ваших планов на будущую политическую работу: больше хотите сосредоточиться на активности здесь, в этом округе, или были планы расширяться на региональный уровень, уровень всей страны?

-Если бы у нас не украли нашу победу с помощью фальсификаций, то мы бы, конечно, пытались расширяться. Сейчас у нас проблема: у нас нет ресурсов, нет денег, чтобы появились люди на ставках, которые могли бы выполнять координирующие функции. Сейчас мы будем решать эту проблему: сможем ли мы наладить систему пожертвований, чтобы опереться на нее или это не получится. От успеха этого будет зависеть, что мы сможем предложить людям. Мы хотим остаться в округе, на Западе Москвы, опираться на него. Здесь мы лучше знаем ситуацию, у нас тесные связи с местными активными жителями, люди, с одной стороны, вдохновлены тем, что мы победили и сильно обошли кандидата от партии власти. У многих есть запрос, чтобы мы продолжали работу. Если нам удастся сохранить активность на высоком уровне, то по ряду направлений мы будем выходить за пределы округа. Если нам удастся придумать способ взаимодействия профсоюзному движению, то мы будем стараться это делать минимум на уровне Москвы. То же самое с университетским самоуправлением.

-Хорошо, большое вам спасибо за столь подробные ответы. Что бы вы хотели пожелать нашим читателям?

-Я хотел сказать, что более 10 лет своей профсоюзной и политической деятельности я чувствую себя участником общемирового движения за преодоление рыночной экономики, за социализм, за демократизацию всех сфер нашей жизни. Желаю всем, чем бы они сейчас ни занимались и какие бы конкретные вопросы ни решали, этого ощущения. Оно помогает жить и действовать. Ощущения, что в разных частях мира есть люди, которые говорят с нами на одном языке и хотят того же самого, что делаем мы. Надеюсь, что наше дело и движение победят и преобразуют мир к лучшему.

1. Официальные данные на сайте ЦИК http://www.moscow-city.vybory.izbirkom.ru/region/region/moscow-city?action=show&tvd=100100225883698&vrn=100100225883172&region=77&global=null&sub_region=77&prver=0&pronetvd=null&vibid=100100225883698&type=463

2. http://www.moscow-city.vybory.izbirkom.ru/region/region/moscow-city?action=show&tvd=100100225883698&vrn=100100225883172&region=77&global=null&sub_region=77&prver=0&pronetvd=null&vibid=27720002504298&type=464