9 декабря исполнилось 180 лет со дня рождения выдающегося революционера, ученого с мировым именем Петра Кропоткина. И в Советском Союзе, и сегодня на постсоветском пространстве его наследие невозможно было оставить без внимания. Но здесь все бывало по-разному… 

Коммунист-рюрикович

Похоже, что Петр Кропоткин в СССР был едва ли не самым признанным и почитаемым общественным деятелем - из числа тех, кто находился в оппозиции к советскому государству. Возможно, такой же или несколько больший пиетет сохранялся только к Георгию Плеханову, но на то он и был учителем Владимира Ленина и «первым русским марксистом». 

В советской идеологии, при всей ее непримиримости к «мелкобуржуазным утопистам», этому теоретику анархизма уделялось видное место. Именем Кропоткина был назван город в Краснодарском крае - бывший хутор Романовский, по иронии истории переименованный большевиками в честь князя-анархиста из рода Рюриковичей, и другие населенные пункты, станция метро в Москве, библиотека в Твери, вулкан в Бурятии, площадь, улица и набережная в Москве и 72 улицы в других советских городах. 

В 1923 году в Москве был создан Дом-музей Кропоткина, просуществовавший до 1939 года и являвшийся на протяжении 20-х годов фактически легальным прикрытием для анархистов. «Записки революционера» Кропоткина многократно переиздавались в СССР, печатались и другие его работы. 

При этом Петр Кропоткин до конца жизни оставался духовным лидером анархистского движения, значительная часть которого вела вооруженную и нелегальную борьбу с советским государством. Сам Кропоткин, хоть и в более мягких формах, но также был настроен по отношению к «рабоче-крестьянской власти» критически. Чем же было продиктовано столь уважительное отношение к нему при жизни в советской России, и увековечивание памяти – после смерти?

Безусловно, огромную роль тут сыграл авторитет Кропоткина как ученого. В духе своего времени Петр Алексеевич занимался наукой на разных поприщах – истории, этнографии, географии, геологии, гидрологии, биологии, культурологии, политологии, психологии и этики. И повсеместно совершал открытия, имел достижения и успехи. Достаточно сказать, что Кропоткин теоретически предсказал и рассчитал местоположение земли Франца Иосифа, Северной земли и островов, названных впоследствии его именем. Но неужели суровые большевики в случае с князем-анархистом руководствовались только сентиментальным почитанием его ученых заслуг, а не присущей им «революционной целесообразностью»? 

Вероятно, коммунистам-большевикам нельзя было не учитывать и то обстоятельство, что именно князь Кропоткин был одним из первых русских коммунистов. 

Дело в том, что с того момента, как Карл Маркс поставил «утопический коммунизм» его предшественников на научную основу, в политической и экономической жизни Европы произошли немалые изменения. К началу XX века в России позиции прежних социалистов-народников сильно потеснили марксисты. И даже социалисты-революционеры, наследники «Народной Воли» и «Черного передела», заявили о включении марксистской теории в свой идейный багаж. Однако политический марксизм изменился по сравнению с 1848 годом, когда и был провозглашен «Манифест Коммунистической партии». И например, в программе РСДРП, эсеров или других левых партии в России о коммунизме не было ни слова. Существование программа-максимум по достижению высшего справедливого строя предполагалось просто по умолчанию, в первой программе РСДРП не звучало не только слово «коммунизм», но и социализм – не проговаривался. Даже наиболее радикальная фракция марксистов - большевики всю свою агитацию и пропаганду сосредоточила на программе-минимум – свержении самодержавия и установлении демократической республик, 8-часового рабочего дня и так далее. Аналогичная картина была и у эсеров, даром что они позиционировали себя более революционной силой, чем социал-демократы. По сути, почти все социалисты в Российской империи того времени выступали прежде всего за буржуазно-демократическую революцию. 

Еще более умеренная картина сложилась в Западной Европе, где после поражения Парижской Коммуны большая часть социалистов стала ориентироваться на мирную парламентскую борьбу и постепенное улучшение положения рабочего класса. На непримиримых позиция оставались прежде всего анархисты и революционные синдикалисты. Вот тут-то в Западной Европе и появился русский бунтарь Кропоткин со своим анархо-коммунизмом. Находясь в эмиграции во Франции и Англии, беглый российский революционер и участник знаменитого «хождения в народ» выступает за немедленный переход от капитализма и государства – к безвластному строю и коммунистическому обобществлению. И самое главное – ученый-революционер обосновывает возможность установления свободного от всякого гнета общества на земле с помощью биосоциального закона о взаимопомощи.   

В 1903 году Кропоткин и группа его приверженцев начинают издавать в Женеве газету «Хлеб и Воля», проповедующую «вольный коммунизм». В самой же России к тому времени выросла и их целевая аудитория – рабочие и городская беднота, страдающие от кризисов, дороговизны и бесправия. В трущобах Белостока, Одессы и Екатеринослава с воистину религиозным рвением жаждали и хлеба, и воли. И с восторгом восприняли первых «апостолов» анархического коммунизма (или «общинности», как иногда переводили тогда это иностранное слово). В начале XX века первые группы последователей Кропоткина возникают в Гродненской губернии и на других западных окраинах Российской империи. Прежде всего они формировались из рабочих-социал-демократов, недовольных умеренной программой и тактикой своих партий и поэтому переходивших к более радикальным анархо-коммунистам. Только анархисты проповедуют коммунизм и во время революции 1905-1907 годов, и символически демонстрируют свою ненависть к буржуазии через акты «безмотивного террора». Правда, Кропоткин и его сторонники-«хлебовольцы» метание бомб в кафе с буржуазией категорически не одобрили. Кроме анархистов, «коммунистами» называют себя в России только некоторые небольшие синдикалистские, полумахаевские группы.

Как анархисты социал-демократов к коммунизму толкали

Но после свержения самодержавия в 1917 году ситуация начинает резко меняться. После Февральской революции вышедшие из глубокого подполья, вернувшиеся с каторги и из эмиграции анархисты-коммунисты приобретают быстро растущую популярность. Во многом анархический коммунизм тоже можно назвать «военным», но не в смысле казарменного характера, а потому, что он был порожден ужасами войны, нехваткой продовольствия и кризисом промышленности. И на фоне голодных очередей за хлебом призывы анархистов немедленно покончить с войной, обобществить все и раздать нуждающимся необходимое хорошо «заходят» и городским низам, и бедным крестьянам.

Правда, сам 74-летний Кропоткин, вернувшийся в Россию в 1917 году, уже не был таким бунтарем, как в своей народнической молодости. Князь-анархист даже принимает участие в Государственном совещании, и проповедует мирный эволюционный переход к анархии через федерализм и кооперацию. Но поздно – брошенный в массу лозунг «Хлеба и Воли» как никогда наэлектризовывает ее. На волну низовой радикализации чутко реагируют другие партии – большевики и левое крыло партии эсеров. 

До 1917 года Владимир Ленин практически не писал о коммунизме. Но весной-летом 1917 года идея обобществления заводов и фабрик, а затем – и жилья и продуктов, прямо через голову программы РСДРП, начинает захватывать и рабочие низы большевиков. В партии  растет левое крыло во главе с Николаем Бухариным и другими, которые требуют вовсе отказаться от прежней программы-минимум. Ульянов-Ленин с этим, кстати, категорически не соглашается. И в своей работе «К пересмотру партийной программы», написанной в октябре 1917 года, лидер большевиков по-прежнему выступает за переходный период к социализму. Непосредственно о коммунизме пока речи не идет. Для начала предлагается национализация банков и крупных трестов и рабочий контроль. «А там видно будет» -  резюмирует Ильич. 

Однако в это время рождается и знаменитая работа Ленина «Государство и революция», написанная в развитие идей Маркса-Энгельса об уничтожении буржуазного государства и скором отмирании государства пролетарского. В этой ленинской работе впервые столь развернуто речь идет и о коммунизме, которому посвящена целая глава. При чем коммунизм тут полностью отождествляется с отмиранием «государства-паразита». Забегая вперед, можно сказать, что в последующем именно эта работа вдохновила многих анархистов на переход в ряды РКП(б).

А в марте 1918 года на своем VII съезде РСДРП(б) становится Российской коммунистической партией (большевиков). Новую коммунистическую программу партия большевиков примет только через год, в марте 1919 года на VIII съезде, при этом в ней было сказано о том, что управление обобществленной промышленностью должно быть сосредоточено в руках профсоюзов. Едва не на анархо-синдикалистский манер, ведь именно анархисты, работающие в профсоюзах (синдикатах), выступали за схожую форму самоуправления производством. 

Но вот приставку «большевиков», казалось бы, из названия партии можно было бы выбросить? Ибо не было, скажем, коммунистов-меньшевиков. Но популярность коммунистических идей росла и в других левых партиях. Так, о коммунизме стали говорить и в рядах второй по популярности партии Октябрьской революции – левых эсеров. А после раскола ПЛСР появляются партия коммунистов-народников и партия революционных коммунистов. А также – Украинская партия социалистов-революционеров коммунистов, из рядов белорусских эсеров создается «Белорусская коммунистическая организация», и так далее.    

Ну и конечно, конкуренцию продолжали составлять все те же коммунисты-анархисты. Именно они первыми выступили за свержение Временного правительства, уже летом 1917 года устроив вооруженную демонстрацию против «министров-капиталистов» в Петрограде. И продолжали и дальше толкать возбужденные массы к новой революции. Это обстоятельство не всегда признается сегодня некоторыми анархистами, весьма далеко отстоящими от своих исторических предшественников. А ведь первое время после Октябрьской революции анархо-коммунисты критиковали большевиков и левых эсеров не за классовый террор, а как раз  – за его, по их мнению, отсутствие. В 1917-1918 годах непримиримо настроенные анархисты были недовольны прежде всего недостаточной борьбой с буржуазией, умеренностью в деле экспроприации фабрик и заводов и мягкостью в отношении «кадет». 

Правда, вскоре в условиях «военного коммунизма» анархисты поменяют свои акценты. Вступив в борьбу с Советской властью, многие из них сами вскоре попали под молот ВЧК. Но по личному распоряжению Феликса Дзержинского арестованные анархисты и эсеры под честное слово были выпущены 10 февраля 1921 года на похороны Кропоткина, теперь эта легендарная история подтверждена и кинохроникой того времени.

Кропоткин отказался от государственного содержания, предлагаемого ему как Временным правительством, так и Совнаркомом. Даже будучи смертельно больным, он не принял и назначение спецпайка, до конца оставаясь противником любых привилегий. 

Высокий авторитет анархиста

Впрочем, советская общественная наука, отдавая дань уважения Петру Кропоткину как революционеру-«народнику», никогда не признавала родства марксистско-ленинского коммунизма с его анархо-коммунизмом. И разумеется, критиковала кропоткианство как разновидность утопического, домарксистского социализма. И действительно, методологическая основа у ленинского и кропоткинского представления о коммунизме была разная.

Но вот Бакунина в СССР было принято критиковать жестче, чем Кропоткина – очевидно, Михаилу Александровичу сильнее прилетало за его бурную полемику с Марксом в I Интернационале. 

Однако если в период гражданской войны для РКП(б) было важно привлечь на свою сторону часть колеблющихся анархистов и эсеров, то по окончанию гражданской войны ввиду репрессий анархо-коммунизм как политическая сила уже не существовал. Но уважительное отношение к ученому-анархисту в Советском Союзе сохранялось даже в сталинские времена, когда большинство его реальных последователей сидело в ссылках и лагерях. Почему?

Очевидно, что одного искреннего уважения к старому революционеру тут было мало. Свое значение тут мог иметь и международный фактор. Дело в том, что ряд новых зарубежных компартий формировался во многом за счет анархистов. Прежде всего это касалось романских стран и Латинской Америки, где сильны были позиции анархо-синдикализма. Почитание основоположника либертарного коммунизма на его родине могло облегчить работу Коминтерна. 

Можно предположить также, что Петр Кропоткин, наряду с Герценом или Чернышевским, был той символической фигурой, которая должна была отождествлять преемственность между старшими поколениями революционеров и коммунистической партией. Образ ученого-революционера старой школы как нельзя лучше подходил для роли «патриарха российской революции», отбрасывающего свет своей харизмы на новый строй. Сам «библейский» облик Кропоткина содержал в себе нечто сакральное, перекликавшееся с традиционными народными архетипами.

Свою роль могло сыграть и лично хорошее отношение Владимира Ленина к Петру Кропоткину, высоко ценившего его заслуги перед освободительным движением в прошлом. 

В 60-е годы, во времена оттепели, происходит оживление и в советской историографии и общественных науках. Начинают появляться новые работы по анархизму, разумеется – критические. В числе прочего, заняться этой проблематикой заставляли и протестные события на Западе, «красный май» 1968 года в Париже, антивоенное движение в США, где анархистские и ультралевые идеи играли колоссальную роль. Однако в некоторых случаях авторы работ по анархизму в душе сочувствовали ему, а молодые анархисты и левые радикалы, имеющие претензии к переродившейся советской бюрократии, именно из этой критики черпали идеи и революционное вдохновение. Так, в 1966 году в серии ЖЗЛ вышла книга доктора исторических наук Натальи Пирумовой «Бакунин», а в 1972-м – «Кропоткин». Отец Натальи Михайловны был левым эсером и был расстрелян в 1938 году, а сама она – сочетала свою научную работу с приверженностью анархистским идеям, о которой смогла заявить открыто только в 90-х годах и даже поучаствовать в некоторых мероприятиях нового анархистского движения. Пирумову даже называли «бабушкой русской анархии».

Искажение классиков 

Однако можно проследить одну особенность – когда в перестройку в СМИ начали извлекать из забвения имена различных деятелей «запрещенного» социализма, в их подборе был свой вполне очевидный мотив. Первым начали популяризировать Бухарина, особенно – его взгляды периода НЭПа. Из анархистов на щит был почти сразу же поднят Михаил Бакунин. А вот Кропоткину в либерально настроенной прессе уделяли значительно меньше внимания. Все просто – «перестройщикам» важно было протащить прежде всего рыночную повестку. Теоретик анархо-коммунизма Кропоткин, самым категорическим образом отвергавший все товарно-денежные отношения, для этого никак не подходил. А вот с Бакуниным удалось проделать настоящий фокус – его превратили едва ли не в глашатая «рыночного социализма» аля Горбачев. Все дело в том, что латентные либералы исказили цитату из Михаила Александровича о «коллективной собственности» на средства производства. В их интерпретации «апостол анархии» выступал якобы за то, чтобы передавать заводы и фабрики в собственность их коллективов. В то время в СССР реформаторы размывали бывшую общенародную собственность с помощью кооперативной, коллективно-долевой, акционерной и прочей частно-групповой собственности. Бакунин же имел ввиду коллективную собственность всего общества на все средства производства, коллективистами же бакунисты назывались потому, что в отличие от коммунистов, предполагали вознаграждение «по труду», а не по потребностям.

Печально, что в этом искажении взглядов Бакунина активно поучаствовали и некоторые теоретики образованной в 1988 году Конфедерации анархо-синдикалистов (КАС), пропагандировавшие в журнале «Община» фактически «рыночный социализм».

Что касается современного либертарного движения, то в нем продолжают существовать классические анархо-коммунистические группы и анархо-синдикалистские организации кропоткинского типа. Например, на либертарный коммунизм ориентирован анархо-синдикалистский Интернационал – Международная ассоциация трудящихся (МАТ), имеющая и свою российскую секцию КРАС-МАТ.  В то же время в рядах современных активистов анархистского движения нередко леволиберальная либо националистическая повестка – вытесняет классовую, а экономический базис будущего общества рисуется очень туманно, иногда –  едва ли не в виде пресловутого «свободного рынка» в либертарианском духе. Достаточно красноречиво ситуацию характеризует появление и такого экзотического направления, как «анархо-капитализм».

В то же время анархо-коммунистическое учение Петра Кропоткина, его взгляды о том, что общества подлинной свободы, справедливости и гуманизма можно достигнуть, исходя из заложенного в человеческой природе инстинкта взаимопомощи и солидарности, по-прежнему являются актуальными для всех, кто считает – другой мир и возможен, и необходим.