В период подъема протестного движения в России в 2011-2012 гг. социалисты добились краткосрочного, но неожиданного для многих успеха. У всех на устах были имена Сергея Удальцова, Левого фронта и других левых организаций и активистов. Тогда, в свои 5 минут славы, мы много ходили на разные эфиры. И редкое интервью в либеральных СМИ обходилось без каверзного вопроса с подсказкой: «какие вы, новые российские левые, на кого вы больше похожи? На страшных большевиков-сталинистов или, может, на милых шведских социал-демократов?». Я всегда старался терпеливо объяснять, что этот вопрос попросту лишен смысла. Что, например, социал-демократия это не «беспроигрышный выбор», который мы можем сделать, если окажемся «достаточно разумными», а социальная стратегия, возможная далеко не всегда и не везде. А правильнее сказать, почти никогда и нигде не возможная, за исключением нескольких богатых и привилегированных стран в середине 20 века. Что для реформистского смягчения противоречий капиталистического общества, которое предлагает социал-демократия, нужно совпадение целого ряда условий, которых в сегодняшней России нет чуть больше, чем полностью.

Для того, чтобы европейская социал-демократия и ее реформы вообще состоялись в 20 в. потребовалось, как минимум:

  1. Наличие мощного, развитого и хорошо организованного рабочего движения, создавшего свои массовые классовые организации, традицию солидарности, особую культуру и язык;
  2. Наличие относительно развитого и богатого общества, в котором достаточно ресурсов для проведения политики «классового мира»;
  3. Возможность долгосрочного экономического роста, опирающегося на новый технологический уклад и, что не менее важно, на эксплуатацию громадной мировой периферии через неэквивалентный обмен, а подчас и прямой колониальный грабеж;
  4. Thelastbutnotleast, наличие весомой «коммунистической угрозы» глобальной капиталистической системе, как в лице СССР и его союзников, так и в лице мирового коммунистического движения.

Но либеральным журналистам очень хотелось, чтобы мы распознали в себе «шелковых» социал-демократов. Может быть, отчасти потому, что сегодняшние социал-демократы проводят, в основном, социальный курс, который мало отличается от предлагаемого самыми патентованными либералами.

pub

Я думаю, что соблазн «шведской модели» или, скорее, мифа о ней, еще довольно долго будет играть свою роль в общественной дискуссии. Поэтому я попытаюсь разобраться в некоторых важных тенденциях, которые сегодня определяют ее настоящее и будущее.

С 1917 г. шведская социал-демократическая рабочая партия на всех без исключения национальных выборах занимала первое место, получая от трети до более чем половины голосов избирателей. За минувшие 100 лет социал-демократы были у власти на протяжении 76 (и пока остаются во главе правительства). И вот, очередной опрос общественного мнения в декабре 2015 г. показал, что рейтинг СДРПШ упал до 24,7% и партия уступила первое место по популярности консерваторам. В чем причина такого кризиса в эпоху, когда ключевые вопросы социал-демократической повестки – неравенство, расслоение, социальная несправедливость – приобрели давно невиданную остроту?

Поворот вправо

Если взглянуть на историю электоральных побед шведских социал-демократов, то легко заметить, что на протяжении почти 70 лет до 1991 г. они всегда получали более 40% голосов, а после 1991 почти всегда - меньше. И дело здесь не в магии страшной даты, когда распался Советский Союз и с ним ушел в прошлое целый мир. У шведской электоральной истории более прозаичное объяснение. Начиная с 1980-х, именно социал-демократы проводили в стране умеренные либеральные реформы. Это и сыграло для них роковую роль. Ведь получилось, что главная партия рабочего класса несет ответственность за реформы в интересах буржуазии.

Почти беспрерывное семидесятилетнее правление социал-демократов и их непреходящая популярность опирались не на систему подавления инакомыслия, промывки мозгов и репрессии. Нет, они были результатом того, что партия в 1930-1960-х гг. ввела в стране лучшую в капиталистическом мире систему социального страхования, раннюю и большую пенсию, 5-недельный оплачиваемый отпуск, добилась того,что зарплата рабочего, учителя или служащего стала сопоставима с доходами банковских и правительственных менеджеров. Бесплатные и качественные образование и медицина, низкая безработица, качественное социальное жилье – все это достижения социал-демократических правительств.

На рубеже 70-х и 80-х главное профсоюзное объединение страны, LO, и СД партия даже выдвинули конкретный план постепенного, ненасильственного, «реформистского» преодоления капитализма. В соответствии с ним, в стране создавались особые рабочие фонды, управляемые профсоюзами и трудовыми коллективами, в которые перечислялась (помимо всех налогов) часть инвестиционных фондов, прибыли и активов предприятий. Постепенно это должно было привести к тому, что предприятия перейдут из частной собственности в собственность своих работников. Своего рода приватизация наоборот. В итоге, примерно за 30 лет Швеция должна была превратиться в полностью бесклассовое общество всеобщего равенства и достатка, а почти вся собственность перейти в коллективное владение рабочих организаций.

dvizhenie-4-oktjabrja

Перед голосованием в риксдаге 4 октября 1983 года 100 тыс. демонстрантов вышли на площадь перед зданием риксдага («движение 4 октября»)

Этот план даже начал воплощаться в жизнь, но встретил бешеное сопротивление предпринимателей и верхушки среднего класса. К тому же в 1980-х поменялась и глобальная конъюнктура. В США, Великобритании, Западной Германии к власти пришли сторонники свободного рынка и тотального дерегулирования экономики. В таких условиях, сохранение в неизменности «шведской модели» могло привести к бегству капитала из страны. Например, богатейший человек Швеции, основатель и хозяин ИКЕИ Ингвар Кампрад уехал в Швейцарию чтобы не платить высокие налоги. Власти боялись, что его примеру могут последовать и многие другие.

И социал-демократы дрогнули. Они свернули программу рабочих фондов. Потом стали проводить приватизацию общественного сектора экономики. А это непопулярно не только в Украине или России, но и по всему миру. Сказав А, они должны были говорить и Б. В итоге партия взяла на себя ответственность за дерегулирование рынка труда (а значит, за снижение социальных гарантий), за политику бюджетной экономии (а значит, за рост безработицы), за снижение налогов, особенно на прибыль (а значит за быстрый рост социального неравенства). На рубеже 1990-х социал-демократическое правительство провело фундаментальную реформу налогообложения. Механизм перераспределения национального дохода от богатых и преуспевающих к бедным был ослаблен. Теперь ставка делалась не на равенство, а на экономический рост (который в итоге так и остался сравнительно медленным). В стране стремительно увеличивалось материальное неравенство.

Проигравшими от этой политики стали как раз те, кто десятилетиями были самыми преданными сторонниками партии – рабочие, учителя, служащие. К тому же, эта политика приводила к частичной деиндустриализации страны и ослаблению профсоюзов – главных союзников социал-демократов. В итоге, за полтора десятилетия партия потеряла больше четверти своих избирателей, а ее средний уровень поддержки упал с более чем 40 до примерно 30%.

Последние десятилетия СДПШ представляла собой интересное зрелище. Сотни тысяч ее членов по-прежнему выступали за социализм, за равенство и классовую солидарность – все эти слова вовсе не были монополией советской пропаганды. Но партийные лидеры говорили об «ответственной финансовой политике» (т.е. об экономии на бюджетниках), «гибком рынке труда» (т.е. о снижении гарантий занятости) и приватизации. В результате, начался настоящий исход активистов. В 1990 в партии состояло более 1 млн членов – 12% населения, т.е. больше чем членов КПСС в СССР в расчете на душу населения. Правда большинство из них были членами партии за счет участия в профсоюзах. Но и после отмены коллективного членства, в 1992 г. г. там числилось около 450 тысяч человек. А к 2014 в партийных рядах осталось немногим больше 100 тысяч, причем половина из них – пенсионеры. Таким образом, если электоральная поддержка сократилась в полтора-два раза, то членская база – в 10 раз.

U0E064s2336655h9

Партия все больше теряла свою связь с миллионами простых людей. Она все больше зависела от того, как ее будут освещать крупные медиа (большинство из которых стоят на правых политических позициях), как к ней будут относиться капитаны экономики и биржевые трейдеры. И все же очень многие ждали, что однажды социал-демократы вновь станут самими собой. Причем, это чувство разделяли не только их сторонники, но и их принципиальные критики.

Левая фракция в СДРПШ и перспектива радикализации

Поворот социал-демократии вправо сразу вызвал внутри партии и вокруг нее глухое недовольство. Рост социального неравенства и политика поощрения бизнеса и верхушки среднего класса стал раздражать профсоюзы. Фронда в профсоюзной среде в 80-х и 90-х даже получила название «войны роз». Эта аналогия с гражданской войной в средневековой Англии обыгрывала классический символ социал-демократии – цветок розы.

logo_jusos1

Но СДРПШ традиционно культивировала организационное единство. Фракции в партии всегда были и остаются под запретом (как и в советской компартии). Поэтому разногласия долго не выпиливались в открытое противостояние. Внутрипартийная оппозиция оставалась неорганизованной и неизменно проигрывала центральному партийному аппарату, который спекулировал на том, что непопулярные реформы диктуются самой жизнью и им нет альтернативы. Так продолжалось 20 лет.

Уже в 1990-х одним из наиболее дискуссионных вопросов внутри СД стал вопрос о допустимости прибылей в общественном секторе. Социологические опросы показывали, что 70-80% членов партии считали, что приватизация и извлечение коммерческих прибылей недопустимы в таких отраслях, как образование, медицина, государственные услуги. Но социал-демократические правительства и парламентские фракции шаг за шагом ослабляли контроль за этими сферами. В Швеции появились частные школы, больницы, лагеря для мигрантов, социальные службы. Более того, даже государственным учреждениям в начале 2000-х было разрешено осуществлять коммерческую деятельность.

На этой базе сформировалась специфическая шведская модель неолиберализма. Она основана на громадной роли государства, которое теперь служит механизмом перераспределения национального дохода, но не сверху вниз, как прежде, а снизу вверх. Например, около половины центров размещения беженцев и мигрантов в Швеции являются частными. Но они получают деньги от государства, а уже потом стремятся извлечь прибыль, минимизируя свои издержки. Качество социальных услуг при этом падает.

Катализатором недовольства внутри партии стали поражения на выборах. Уже в 1991-1994 гг. у власти находилось либерально-консервативное правительство. Но и после возвращения социал-демократов к власти, политика не поменялась. В 2006 г. партия вновь уступила правительственную власть правой оппозиции. Это было воспринято, как заслуженное наказание за правый, неолиберальный курс. Когда же в 2010 партия потерпела на выборах второе подряд поражение, а ее результат – 31% голосов – оказался на уровне 1914 г., когда в стране еще не было всеобщего избирательного права, глухое недовольство наконец переросло практически в открытый бунт.

Руководство СДРПШ во главе с Моной Саллин было дискредитировано в глазах рядовых партийцев и оказалось вынуждено уйти в отставку. И в этот момент случилось то, во что никто не мог поверить. На партийном конгрессе в январе 2011 г. победу одержали – впервые за 70 лет – сторонники левого крыла партии. Новым лидером (а значит, потенциальным премьер-министром) стал Хокон Юхолдт (Håkan Juholdt). Нельзя сказать, что он был очень радикальным (даже по СД меркам) политиком. Но он не был частью того партийного истеблишмента, который руководил партией долгие десятилетия и нес ответственность за ее правый курс.

225px-Socialdemokrat.hakan_juholt_1c323_8349

Хокон Юхолдт

В своей риторике Юхолдт обращался к традиционным социал-демократическим ценностям равенства и социальной справедливости. Он выступил с призывом формально запретить извлечение прибылей из общественного сектора, повысить налоги на богатых, сократить социальное неравенство, остановить приватизацию общественной собственности. Важной составляющей требований левого крыла партии была и программа «большого ремонта» страны: крупных государственных инвестиций в инфраструктуру, в строительство, промышленность, которые бы дали толчок развитию реального сектора экономики и позволили бы победить безработицу. Эта программа вызвала взрыв энтузиазма среди членов и сторонников СДРПШ и страх среди большинства партийных бюрократов.

Фактически, Хокон Юхолдт был одним из первых политиков в мире, которые символизировали радикализацию политической жизни развитых стран. Он занимал в шведской политике примерно то же место, которое в сегодняшней Великобритании занимает Джереми Корбин, а в США Берни Сандерс. Юхолдт во главе крупнейшей партии страны означал разрыв с политикой неолиберализма, радикализацию рабочего движения и создание на базе СДРПШ новой социальной и политической коалиции за перемены в интересах большинства. Как в начале 1930-х Швеция могла стать пионером нового социального порядка. Но не стала.

Юхолдт пробыл во главе партии всего 10 месяцев. Он оказался слабым лидером и не смог создать свою эффективную и дееспособную команду. Старый же аппарат был с самого начала настроен против него. Попытки реформировать партию, демократизировать процесс принятия внутренних решений и повернуть политический курс влево сталкивались с саботажем партийных бюрократов. А осенью 2011 г. разразился скандал.

Aftonbladet, крупнейшая газета Швеции, стоящая к тому же на левых позициях обвинила Юхолдта в том, что он, как депутат Риксдага, получал пособие от государства на оплату квартиры в Стокгольме, в то время как он имел право только на половину этой суммы, поскольку его гражданская жена работала и права на компенсацию не имела. Юхолдт признал свою ошибку и даже вернул государству переплаченные деньги. Но скандал принял гипертрофированные формы, партийный рейтинг рухнул, и в январе 2012 г. Юхолдт подал в отставку с поста лидера СДРПШ и оппозиции.

boken01

Большинству украинцев или россиян такое незначительное злоупотребление показалось бы полной ерундой. Более того, даже в Швеции, действия Юхолдта не считаются уголовным преступлением, но масштабы разразившегося скандала были просто поразительными. Завесу тайны над этой историей приподнял бывший спичрайтер Юхолдта, известный левый социал-демократ Даниэль Сухоннен, который в 2014 г. написал об этой истории книгу «Партийный лидер, которого выставили на мороз» (”Partiledarensomklevin i kylan”). Эта книга стала настоящим политическим бестселлером.

Сухоннен показывает, что произошедшее вовсе не сводилось к моральному конфликту, а было настоящим заговором против Юхолдта со стороны социал-демократического истеблишмента. Партия не только не защитила своего лидера, но и полностью от него дистанцировалась. Более того, медийная кампания по дискредитации Юхолдта инициировалась и координировалась из партийного аппарата СДРПШ. Сухоннен делает вывод (и подтверждает его десятками фактов), что в партии произошел банальный переворот, в ходе которого правая фракция, представляющая партийную бюрократию, тесно связанную с промышленным (в том числе и с оборонным) лобби, шведской и транснациональной бизнес-элитой свергла демократически избранного лидера партии, выражавшего настроения и чаяния абсолютного большинства членов партии.

После поражения Юхолдта во внутрипартийной борьбе, в январе 2012 г. новым лидером партии стал Стефан Лёвен. Лично он все время оставался нейтральным во время внутрипартийного конфликта, никогда не критиковал своего предшественника. Лёвен многие годы работал в профсоюзах и был связан с рабочим движением. Вместе с тем в руководство партии вернулись многие функционеры правого крыла, которые были не у дел во время лидерства Юхолдта. Сценарий внутренней радикализации СДРПШ, превращения этой партии в локомотив глубоких перемен не состоялся.

Надежды больше нет

Но в 2014 г. социал-демократы вернулись к власти – не столько благодаря возросшей поддержке избирателей, сколько за счет того, что многие отвернулись от правых партий и отдали свои голоса националистам – создав неустойчивое правительство меньшинства вместе с Зеленой партией и при парламентской поддержке Левых.

2014_Riksdag_Structure.svg

 

Результаты парламентских выборов в Швеции 2014

Поначалу правительство анонсировало существенное расширение социальных расходов на здравоохранение, образование и уход за пожилыми. Дополнительную поддержку должны были получить культура и государственные служащие.

Но правительству не хватило голосов в парламенте. Назревал парламентский кризис и внеочередные выборы (впервые за 60 лет!). И премьер-министр Стефан Лёвен предпочел договориться с правыми партиями. В итоге страна прожила год при левом правительстве с бюджетом, принятым голосами буржуазных партий. то есть он уже не предполагал никакого «большого ремонта страны». Стало ясно, что серьезные перемены откладываются.

В 2015 г. Социал-демократы все-таки смогли провести в парламенте свой бюджет, но за счет больших уступок «буржуазным» партиям. Этот бюджет предполагал некоторые социальные меры. Например, были сняты ограничения на пользование медицинским страхованием и получение пособия по безработице, которые ввело до этого предыдущее правительство. Выросли бюджетные траты на общественный сектор, особенно в сфере культуры (например, многие музеи стали полностью бесплатными). Но в ключевом вопросе о принципах бюджетной политики партия пошла на уступки.

Министр финансов Магдалена Андерссон сформулировала кредо своего правительства в виде принципа «крона за крону». Он означал, что при проведении любых реформ и социальных программ кабинет будет руководствоваться «бюджетным правилом». Т.е. правительство отказывалось от возможности печатать деньги для финансирования своих действий, а также гарантировало, что бюджетный дефицит не превысит 3%, разрешенных финансовыми властями ЕС. На практике это означает отказ от амбициозных планов развития и серьезных социальных преобразований. Принцип «крона за крону» стал условием поддержки бюджетной политики социал-демократов со стороны правых партий. С другой стороны, он гарантирует им лояльность крупной буржуазии и политического истеблишмента.

3506510_2048_1158

 

Магдалена Андерссон

Только одна проблема: экономить кроны могут и либералы с консерваторами. И сделают это без трескучей популистской риторики. Получилось, что социал-демократы просто не нужны, и их рейтинг продолжил свое плавное падение.

Несостоявшиеся обновление партии и переход к антинеолиберальной социальной и экономической политике вызвали апатию и раздражение внутри левых кругов и среди левых избирателей.

Редактор отдела культуры в крупнейшей газете Швеции Aftonbladet, очень влиятельный левый журналист и критик, Оса Линдербори (ÅsaLinderborg) пишет в своей колонке: «В то же время, хотя я всегда проклинала социал-демократов, я лелеяла надежду, что в один прекрасный день они спохватятся. Что они встанут, слегка ошеломленные, и скажут: «ой, граждане могут просто вышвырнуть нас». В глубине души я всегда верила, что в конце концов они наконец засучат рукава и скажут нам: «простите, что заставили вас ждать, но теперь мы принимаемся за дело». Больше этой надежды у меня нет. Я махнула рукой. Я больше о них вообще не думаю»

И вот эта потерянная надежда – а такое чувство разочарования и равнодушия разделяют сегодня очень многие – может стать роковым для великой партии, которая любит повторять, что это «мы создали Швецию».