«Искусство всегда было вольно от жизни, и на цвете его никогда не отражался цвет флага над крепостью города», – писал теоретик формализма В. Шкловский в своей книге «Ход коня» (1923), имея в виду, что текущая политическая ситуация да и социальные процессы вообще слабо влияют на творчество художника. Но уже впоследствии, в «Повестях о прозе», Шкловский говорит следующее: «Я спорил тогда о цвете флага, не понимая, что флаг этот уже определял искусство. Виноват я один, потому что все остальные работники тогдашнего Опояза – Общества по изучению поэтического языка – были целиком с Октябрьской революцией».  То есть по мнению Шкловского, идеологическое искусство берет свое начало с появления СССР – до этого же в художественных произведениях развевался лишь нейтральный белый флаг.

  Так как же соотносятся идеология и искусство? Для ответа на данный вопрос нужно, во-первых, разобрать с тем, что стоит понимать под  «идеологией».

 Новая философская энциклопедия под ред. Г. Ю. Семигина дает следующее определение этому термину: «Идеология – совокупность системных упорядоченных взглядов, выражающая интересы различных социальных классов и других социальных групп…», что во многом совпадает с марксистским пониманием идеологии. В марксизме термин идеология к тому же приобретает отрицательную коннотацию – в письме к Ф. Мерингу Ф. Энгельс называет ее «ложным сознанием» (правда, уже В. Ленин в полемике с А. Богданым  разграничивает «научную идеологию» и «религиозную»). Также негативную оценку идеологии как ненаучной системе, выражающей частные взгляды и устремления, давали К. Мангейм (предвзятое отражение социальной действительности группами, находящимися у власти), Э. Фромм (готовый «мыслительный товар» для  манипуляции массами) и многие другие мыслители.

 Примеры идеологического искусства можно обнаружить с древних времен.

 Труд Гая Юлия Цезаря «Записки о Галльской войне», считавшийся образцом латинской словесности, посвящен воспоминаниям полководца о походах в Германию и Британию. Действия Цезаря в Галлии давали повод к судебному разбирательству (завоевания земель в Галлии сопровождались массовыми пленениям и продажей в рабство местного населения, конфискациями, а также многочисленными грабежами). Поэтому в 51-ом году до н.э. Цезарь публикует мемуары о своем походе, чтобы попытаться оправдать себя и свои действия перед Сенатом. Причем, пишет он их с предельной аккуратностью, избегая упоминания каких-либо компрометирующих фактов (зачастую методом умолчания, не впадая в прямую ложь). Еще Гай Азиний Поллион отмечал, что записки Цезаря составлены недостаточно тщательно и правдиво, что многое из собственных действий он представлял в ложном свете  — либо умышленно, либо попросту забыв упомянуть.

 Во многом пик идеологического искусства пришелся на восемнадцатое столетие, ведь деятели эпохи Просвещения (для которых был характерен отказ от религиозного миропонимания и обращение к разуму и науке как к главным критериям познания человека и общества) были в первую очередь не столько писателями, сколько философами и публицистами. Героико-комическая поэма Вольтера «Орлеанская девственница», посвященная истории Жанны д’Арк, полна обвинений в адрес лицемерных попов, которые сначала сожгли Жанну д’Арк на костре, а потом объявили ее святой. Сатирически изобразив средневековую Францию, Вольтер тем самым обличил и современную ему политическую элиту: в частности, в образах Карла VII и его любовницы Агнесы Сорель современники видели Людовика XV и маркизу Помпадур.

  Уже в 20-м веке, после Октябрьской революции, искусство в России устремилось к построению идеала нового коммунистического общества и воплощению человека совершенно иной, социалистической формации: модернистская поэзия (В. Маяковский, В. Брюсов), смелые авангардные проекты (В. Татлин и его башня), которые позже сменились эрой соцреализма, воспевшего человека труда в советской литературе (М. Шолохов, Н. Островский), живописи (М. Дайнека, А. Герасимов), скульптуре (В. Мухина) и др.

 Свое идеологическое искусство было и в Третьем Рейхе. Так, в знаменитом документальном фильме Лени Рифеншталь, рассказывающем о XI летних Олимпийских играх, прошедших в Берлине, показан эталон нацистских идеологов  – мускулистые атлеты, настоящие арийцы и сверхлюди, которые превозмогают человеческие возможности.

 Казалось бы, по прошествии 20-го столетия, когда тоталитарные общества остались в прошлом, а господствующей в мире политической моделью стала либерально-демократическая, – культура должна была сбросить гнет идеологии.

 Но если взглянуть на искусство в постсоветской России, то можно заметить, что во многом оно направлено на легитимацию существующего режима, рожденного в условиях реставрации капитализма. Взять хотя бы огромные полотна художника-монархиста И. Глазунова, лауреата Государственной премии Российской федерации: «Великий эксперимент», где в одном углу церковь под голубым небом и царская семья, подсвеченная желтым ореолом, а в другом – залитые кровью большевики и горящий храм Христа Спасителя, «Раскулачивание», где возле храма чернокожий НКВД-шник  с оскаленными белыми зубами, замахнувшись саблей, вырывает у светловолосой девушки с нордическими чертами шаль, пока в левом углу картины бесноватые демонстранты, играющие на гармони и пьющие водку, жгут иконы. Демонизация советской эпохи доказывает для рядового россиянина невозможность альтернативных путей развития, кроме капиталистического, а также оправдывает процессы, происходящие в стране – будь то приватизация или пенсионная реформа.

 Таким образом, можно сказать, что идеологическое искусство – это не явление сугубо 20-го века. Перо, глина, кинокамера всегда служили правителям и их приближенным как средство укрепления своей власти.

 Идеология, политический посыл могут выступать в качестве самоцели, как, например, в культовом фильме «Коммунист» (1957), снятом Юлием Райзманом. Главный герой картины Василий Губанов – коммунист, который жертвует своей жизнью во имя строительства социализма, это простой и благодушный человек, явно морально возвышающийся над деревенскими кулаками. Картина вышла в прокат через год после знаменитого XX-го съезда КПСС, где не только впервые прозвучала критика Сталина, но и было принято решение о многообразии перехода форм к социализму – в том числе и мирных, что на деле означало отказ от мировой революции. Жизнь в СССР на тот момент была уже слишком далека от революционной поры, но подобного рода фильмы как бы доказывали преемственность между существующим режимом и большевиками.

 Но идеологическое искусство не обязательно предполагает политический подтекст. В 2006-м году вышел бестселлер Оксаны Робски «Casual», рассказывающий о быте постсоветской элиты, живущей в роскошных московских пригородах – Рублевке и Жуковке. Женщины в бриллиантах и шубах за сотни тысяч рублей и их мужья – обаятельные богачи. Десятки любовных истории и детективов в мягкой обложке, продавшихся в каждом киоске в 2000-е, могли позволить побывать в шкуре крутого бандита, предприимчивого бизнесмена или светской львицы любому обывателю, каждое утро едущему на работу в переполненной маршрутке.

 Но все же О. Робски и подобные ей скорее относятся к быстро преходящему масскульту, который всегда поспешно, в ущерб качеству самого произведения, откликается на тенденции, существующие в обществе, а что насчет подлинной культуры?

  И. Бродский в интервью газете «Московские Новости» сказал о поэзии следующее: «Поэзия не развлечение и даже не форма искусства, но, скорее, наша видовая цель. Если то, что отличает нас от остального животного царства, — речь, то поэзия — высшая форма речи, наше, так сказать, генетическое отличие от зверей. Отказываясь от нее, мы обрекаем себя на низшие формы общения, будь то политика, торговля и т. п». Не только поэзия, но и искусство вообще нередко воспринимается как божье озарение, эфемерная субстанция, оторванная от жизни. Но политика и ее служка – идеология неизменно оставляют свой отпечаток на художественных произведениях, потому что политика ежедневно и ежечасно влияет на все сферы жизни. В буржуазном обществе культивируется буржуазное, индивидуалистическое сознание – примером этому служит роман «Невыносимая легкость бытия» Милана Кундеры, сконцентрированный на двух героях – супругах Томаше и Терезе, их сексуальной жизни и неврозах. Ввод советских войск в Прагу в 1968-м году служит лишь фоном их трепетным и болезненным отношениям. Социалистическая система строится на коллективизме, поэтому нередко в советской литературе конфликт возникает вокруг противоречия между личным и общественным – так, молодой Павка Корчагин из романа Н. Островского «Как заклялась сталь» добровольно отказывается от отношений с женщинами в пользу государственной работы.

 Можно сколь угодно открещиваться от политики как от грязного, недостойного творца дела, но рано или поздно она сама ворвется в его жизнь и творчество  – войны, революции, смена экономических формаций и прочие даже самые незначительные общественные и социальные события неизменно оказывают влияние на любое, даже самое «чистое» искусство. И становясь на чью-то сторону, художник неизменно перенимает ее идеологические установки.

  И даже все тот же поэт И. Бродский, узнав в эмиграции о смерти маршала Г. Жукова, использовал популярный миф о том, что победу в войне Советскому союзу обеспечило «закидывание врага трупами» своих собственных солдат и написал следующие строки:

Сколько он пролил крови солдатской

в землю чужую! Что ж, горевал?

Вспомнил ли их, умирающий в штатской

белой кровати? Полный провал.

Что он ответит, встретившись в адской

области с ними? "Я воевал".

P.S. от редакции: В оформлении постера использованы фрагменты следующих работ:
"Большевик", из серии "Красная библия", Петр Горбань
"Раскулачивание", Илья Глазунов
"Великий эксперимент", Илья Глазунов
"Русские идут 2", Анатолий Ганкевич
"Без названия (37-й год)" из серии "Красная библия", Петр Горбань
"Димон сидящий", Николай Копейкин
"ГУЛАГ - никогда больше", альбом "Протест", Савелий Лапицкий
"Нары", Савелий Лапицкий
"КаВалерия", Анатолий Ганкевич